Времена

Ковыляя, я дошел до двери и слышал, как она прошептала Муромцу:

– Прости меня, Илюша!

Веда не переставала меня удивлять. Вот и сейчас она назвала Элияху из Мурома тем именем, которое дал ему я. А еще я смутно догадывался, за что она просила прощения…

На следующее утро жители Заворичей снова собрались на вече, только на этот раз в толпе преобладали женщины. Нам предстояло выбрать командира гарнизона, нового сотника и все лица почему-то были обращены в мою сторону, может быть и потому, что мы с Муромцем и Зосимой стояли на стене. Зосима уже поправлялся, благодаря Уладе, но был еще слаб и незаметно, чтобы не потерять авторитет, держался за частокол, чтобы не упасть. Честно говоря, я тоже последовал его примеру, не надеясь на раненую ногу. Моя Анюта стояла внизу, рядом с Алешей и Глебом и ее глаза сверкали изумрудом в лучах утреннего солнца.

– Ну что ж, вече? – спросил Муромец – Кого вы хотите сотником?

Народ по привычке безмолвствовал.

– Кагана здесь нету – продолжил Илья – Так что вам решать.

– А что тут решать? – раздался звонкий голос Улады – Арье-Хазарина хотим! Заодно и лекарь будет у нас, как сам-то он поправится.

Толпа одобрительно зашумела. Особенно усердствовали женщины, а мужчины лишь одобрительно покашливали.

– Ерунда! – сказал я растерянно – Зосима лучше подходит. Или Элияху!

– Я княжий человек – отмахнулся Зосима – Мне войско водить, а не вдовам слезу утирать. Да и нет у меня корней в Заворичах.

При этом он невольно посмотрел на Анюту. Да, у меня теперь были корни в Заворичах, ведь здесь был мой дом, здесь была моя жена и здесь я похоронил отца. Значит мне теперь и утирать вдовьи слезы? Примерно так я подумал, но, разумеется, ничего этого не сказал и посмотрел на Илью.

– Не смотри на меня так – сказал он – Мы теперь с Олешко вдвоем остались и наше место – Лес и Поле. Мы с ним оба съзоротаи и съзоротаями умрем, а ты хоть и был неплохим съзоротаем, но уже перестал им быть. Теперь ты сотник.

– Но я не хочу! – вырвалось у меня.

Я действительно не хотел. Мне хотелось просто жить в этом мире, где у меня была моя любимая и где должны были родиться наши дети. Я мог бы пахать землю или пойти в помощники к Глебу. Я бы напряг память и вспомнил бы, как варят легированную сталь и мы бы с ним прославились на всю Евразию. Впрочем, нет: нам бы тогда в основном заказывали оружие. И что бы я не придумал, какие бы технологии не принес в этот мир, их все равно будут в первую очередь использовать для убийства. Можно было бы предвосхитить Гутенберга, начать печатать книги и обучать грамоте деревенских ребятишек. Но ведь тогда на меня ополчатся все попы, раввины и жрецы всевозможных богов, на привилегии которых мы посягнем и нас с Аней весело сожгут на костре, а Веда будет грустно смотреть на это своими светлыми глазами. Еще можно было бы пойти ниже днепровских порогов и построить там большие, прочные парусники, шхуны с косым парусным вооружением, которым так легко управлять вдвоем. И мы с Анютой обошли бы полмира под парусом, увидели бы девственные тропические острова, не отягощенные пятизвездочными отелями. Мы бы…

– Ты что, думаешь это ты так хорош – шипел мне Муромец в ухо – Да просто никого другого больше нет. Скорей, не заставляй людей ждать.

Он все врал, княжий лазутчик и шпион и будущий первый былинный богатырь. Внизу стояли и другие мужчины, раненые, как я, и немногие уцелевшие. Но смотрели все почему-то на меня и их действительно не следовало заставлять ждать. Я не хотел быть сотником и не хотел воевать. Но у меня была жена и был дом в Заворичах, доставшийся по наследству от поздно обретенного и рано ушедшего отца. И этот дом надо было защищать. Люди смотрели на меня и ждали, ждали одного, вполне определенного ответа и я знал, что иного они не примут. Аня тоже смотрела на меня и в ее глазах была грусть: она не хотела, как и я, но и она ждала того же, что и все. Тогда я сделал шаг вперед, чтобы дать им этот ответ, но тут заклятие Веды перестало действовать и на меня снова накатила красная муть…

– Зеркало, во имя Мары! – донесся до меня далекий голос Ани.

Крепкие руки взяли меня с двух сторон и бережно повели куда-то. Через ядовитую пелену я разглядел ворота детинца, неподвижного Змея с отрубленной Добрыней головой и Зеркало перед воротами. Толпа образовала полукруг, меня вывели вперед и я увидел в стекле мутную картину лаборатории: шкафы и Эйтана. Зачем это? Почему? Что происходит? Я пытался что-то сказать, но то ли так и не смог ничего произнести, то ли меня не слушали.

– Арье! – кричал в Зеркале Эйтан – Тебе надо вернуться, немедленно вернуться! Ты погибнешь, умрешь там, а здесь тебя вылечат!

– Нет – прохрипел я – Я остаюсь.

– Идиот! – заорал он – Кому нужна твоя смерть? Давай скорей, пока Рои держит канал. Нам только нужна Л-энергия на твоей стороне. Ну же! Давай!

Вселенная вертелась перед моим взором, голова соображала плохо и я никак не мог понять, что ему от меня надо. Мое место было здесь, рядом с ней, живым или мертвым, тушкой или чучелом. Эйтан в зеркале повернул голову и нервно спросил:

– Ну как?

– По нулям – отозвался едва слышный голос Рои.

Тогда Эйтан проорал еще громче только одно слово:

– Ханна!

Она вышла вперед, споткнулась о труп Змея и переступила через него, как переступают через бревно.

– Мара! Мара! – закричала она звонким голосом – Ты не возьмешь его! Я не позволю! Пусть он не достанется мне, пусть! Но и ты его не возьмешь! Я не дам! Отпускаю тебя, любимый мой! Лёв! О, Лёв!

Она замолкла. Прошла минута или две или больше. У меня кружилась голова и все расплывалось перед глазами, но что-то начало происходить в полной тишине. Молчали воины, молчали женщины и дети детинца, не понимая, что творится, но не решающие сдвинуться с места. Перед нами пересекались времена и вселенные, рушились и снова возникали миры и все это крутилось перед моим помутневшим взором, а в центре мироздания на меня яростно и страстно ярким изумрудом глядели единственные в мире глаза. Неожиданно стены детинца начали скрываться в серой пелене «Случайного Соединения» и эта пелена размывала реальность и забирала от меня мою Анну, мою Ладиславу, мою Ингимюнду.

– Нет! – закричал я – Не смей! Не надо!

– Иди, мой ненаглядный, иди. И живи, только живи! – донесся до меня ее охрипший голос и мир стал таять вокруг меня.

В этот миг я понял, что такое Л-энергия…

Часть III. Тысячу лет тому вперед

Нарушив безвременья сон
Прийти туда, где ты одна
Где в единении сторон
Перемешались времена
И там, в таинственном «нигде»
Ты обнаружишь, наконец
На перекрестии судеб
Пересечение сердец

Пересечение людей
Пересечение имен
Пересечение идей
Пересечение времён

…Дымились сожженные приборы, что-то горело в шкафу из которого меня вытаскивали, горели другие шкафы, горели кабеля, горело все. Двое парней в синих халатах пытались поднять Рои и все время роняли его, а он повторял как мантру:

– Какой выброс! Боже мой, какой выброс! Кто нибудь успел замерить?

В этом всеобщем хаосе неповрежденными оставались лишь мой ноутбук и уже подключенный к нему экран во всю стену. Мне вкололи адреналин, попытались перевязать рану и кто-то уже втыкал иглу капельницы в запястье, но адреналин прояснил мое сознание и я, разбросав их всех, на одной ноге бросился к своему ноутбуку и остановился на полпути, заметив огромный монитор. Моя Аня все еще была там. Ее глаза глядели на меня зеленым бархатом через тысячу лет, стремительно темнея.

– Лёв, Лёв – шептала она – Ты жив! Как хорошо-то! А ведь я не буду жить без тебя. Прости меня! Прости!

Я знал, чувствовал, что это не форма речи. Она ничего не сделает с собой. О, нет! Она просто перестанет есть, пить, перестанет дышать, если меня не будет рядом. Я беспомощно посмотрел на Эйтана, которой столь же беспомощно смотрел на останки аппаратуры.

– Анюта, любимая – шептал я в микрофон бессмысленные слова – Не отчаивайся, все будет хорошо. Мы тут что-нибудь придумаем.

Я обернулся к Эйтану и завопил:

– Ведь должен же быть выход! Должен!

Но мне ответил не он, а Аня.