Концерт Патриции Каас. 4. Недалеко от Москвы. Жизнь продолжается

Шум и красота

Больших Бульваров …

С ЛЕНОЙ о ВИКТОРЕ

– Лена, у меня к тебе есть очень серьезный вопрос.

– Я слушаю тебя, Виола.

– Понимаешь, я вломилась в твою жизнь и тем самым создала много проблем. У твоего мужа появилась любовница, да еще с его ребенком.

– Витя запретил нам слово «жена» и слово «любовница», ты помнишь?

–Да, я помню. Но еще он привез эту свою любовницу к тебе … к вам домой и приравнял в правах с законной женой. И ты это приняла, и ты относишься ко мне очень хорошо, не выказываешь недовольства таким положением. Даже мне иногда кажется, что ты считаешь такое положение дел нормальным. Извини, но почему? Мне представляется, что подавляющее большинство женщин поступали бы иначе …

– Очень хороший вопрос, как говорят на телевидении! Нет, правда. Я сама много думала над этим. А сколько женщин живут со своими мужьями, зная о наличии постоянной любовницы? Наверное, мой ответ покажется тебе … ну, если не странным, то неискренним, хотя я попытаюсь ответить тебе честно. Я хочу быть счастлива, хочу получать счастье от любимого мужчины, от обладания этим мужчиной … Понимаешь? И вот условием получения своей доли счастья оказывается необходимость делить этого мужчину с другой женщиной, которую он любит. Он любит двух женщин и им приходится жить вместе. А иначе я не получу своей доли простого бабьего счастья, понимаешь? Да еще плюс ко всему у этой женщины есть ребенок, его ребенок, которого он любит и которого уже полюбила я. И женщина эта не вызывает у меня неприязни ни как человек, ни как женщина. Она не отнимает его у меня, а старается честно делить его со мной. А долю разделения выбирает он сам …

Лена помолчала.

– Вот так. Эгоизм – хочу своей доли бабьего счастья, за что приходится платить присутствием соперницы, и привязанность к его сыну. Хотя на деле, наверное, все намного сложнее. Я ответила тебе?

– Возможно. Я ведь этот вопрос не только тебе задаю, Но и себе тоже. Я ведь тоже делю Витю с тобой. А это психологические иногда бывает так непросто, хотя к тебе у меня нет неприязни. И относишься ты ко мне прекрасно – дай бог каждому!

– Знаешь, у меня иногда возникает ощущение, что … Что когда он приходит ко мне и мы … ну, ты понимаешь … Что ему рядом не хватает тебя. Веришь?

– Верю, потому что сама такое чувствую.

– Все по честному, соперница? По честному, подруга?

– Все по честному, соперница и подруга!

– Ну, мы с тобой дожили …

УЛЯ

У НИКИ

Город переживал вчерашние танцы. Те, кто сам видел все это, пересказывали тем, кто там не был, и большинство рассказов были восторженными.

А еще в городе увеличилось количество дам различного возраста, разгуливающих с голыми пупками – но это не всегда было красиво, так как нависавшие над поясом жировые отложения портили все впечатление.

А то, что Гриша и Уля «поженились», знали все и поздравляли, и все радовались за них.

И даже когда Уля поехала в детский дом, который все уже давно называли лесной школой, там ее тоже поздравляли и радовались за нее. Она ездила одна, без Гриши, и навезла кучу подарков самым маленьким, которые ее даже не знали – они поселились тут совсем недавно.

Уля даже немного взгрустнула от того, что она уже была почти чужой там – так ей показалось, по крайней мере.

Зато она приходила как к себе домой и к Нике с Владиком, и к Алевтине с Иваном, и к сиротам на второй этаж к Таисии Архиповне. Да и во многие другие дома Гриша привел ее и ее там приняли.

Особенно быстро она подружилась с мальчишками, приехавшими с объекта, и с их родителями – с названными сестрами Свиридова и молодыми офицерами, редко надевающими военную форму. Все они были очень разными, но всех их объединяла одна общая черта – доброжелательность.

Когда они с Гришей после той ночи забежали к Владику и Нике, и те сразу поняли – что произошло, и восторгам и поздравлениям не было конца.

Ника обнимала и целовала Улю, обнимала Гришу.

– Стоп, победительница! А на каком ты месяце?

Но Ника не смутилась и старательно выпятила абсолютно плоский живот.

– Так еще ничего не видно! Догоняйте!

А их соседи, вечно хмурый Иван и серьезная мама Алевтина встретили их втроем. Улыбающийся малыш узнал знакомых и потянулся к Уле, и та робко взяла его на руки.

– Тренируйся, тренируйся, – заворчал Иван, и добавил более дружелюбно. – Поздравляю вас и желаю…

ТАНЦЫ БЕЗ ТОЛИ

– Как жаль, что нет дяди Толи! А то пошли бы снова на танцы!

– А что, без него пойти нельзя?

– Можно, но как-то … боязно.

– Тебе на завод ездить на танцы без Толи было не боязно?

– Так ведь с Гришей!

– Так и идите на наши танцы с Гришей, в чем дело?

– А вы, мама Тоня?

– Ты же знаешь, Уля, я без Толи на танцы хожу редко. Если только в кафе.

– Мать, пойдем. В случае чего я кому потребуется разъясню … его ошибки …

– В этом я не сомневаюсь! Ладно, идите, одевайтесь!

Через некоторое время они встретились в гостиной и произошла классическая немая сцена.

– Но мы же не сговаривались!!!

Дамы были в брюках – Уля в белых джинсах в обтяжку, а Тоня – в бежевых тонких брюках, и тоже в обтяжку. Но сверху …

Уля надела трикотажный топик, прикрывающий грудь, но настолько явно обрисовывающий ее формы, что ее грудь казалась обнаженной, а у Тони декольте открывало груди почти до сосков.

– Мать, у тебя … соски не вылезут? – не удержался Гриша.

– Тогда поправишь! – засмеялась Тоня. – Нет, не волнуйся, не вылезут.