Полина Ерлыкина была Ученым секретарем на Ученом совете фирмы, организовывала не только работу совета, но и всей аспирантуры, и у нее были свои ученики в отделе аспирантуры.
Стихийно возник кружок обучения премудростям секретарского мастерства у Марии Владимировны Козловой-Лазарис – она собрала молодых девочек, отбирая их по одной ей известным признакам, и стала готовить секретарей.
И готовить успешно – ее воспитанники уже работали и в институте, и на заводе.
А Люба Докукина готовила воспитателей дошкольного воспитания, и в этом ей активно помогала Даша Огородникова.
Даша даже вспомнила то, чему их когда-то учили на курсах подготовки младших лейтенантов …
Иногда Свиридову казалось …
Иногда ему казалось, что он мусульманский падишах прошлых времен, и его окружение живет по законам тех времен.
Его представление о восприятии мира с точки зрения такого властителя вряд ли соответствовали реальным, да и в какие исторические времена он мог себя видеть?
Свиридов прекрасно понимал, что те мысли и те оценки, которыми он вдруг начинал оперировать, мало соответствуют как реальной действительности, так и вдруг навеянной ему исторической и достаточно чуждой нереальности.
И тем не менее он вдруг начинал представлять себе – и оценивать! – окружающее с других, совершенно иных моральных и нравственных позиций.
Там, в этом вымышленном мире – или мирке? – его окружали приближенные и женщины. Странно, но там почему-то не находилось места детям!
Эта странность усугублялась тем, что он далеко не всегда мог отнести конкретное лицо к тому или иному кругу.
Или именно так складывалось в тех мирах исторически?
В основном эта неоднозначность касалась женщин, что вполне естественно, и не касалась мужчин, что по более глубокому размышлению тоже не вызывало сомнения.
Неоднозначность возникала тогда, когда он пытался примерить те, по его мнению старые – и вполне возможно существующие! – и чуждые ему нормы морали и нравственности по отношению к своему окружению.
Наибольшие затруднения возникали при этом из-за того, что в падишахском окружении не могло быть истинных друзей.
Или они могли быть?
Размышления по этому поводу заводили Свиридова в такие дебри философии, что он мысленно углублялся в какие-нибудь мемуары средневекового царедворца и полностью терял связь с реальностью.
Представляя себя неким правителем с неограниченной узаконенной властью, Свиридов начинал рассматривать свое непосредственное окружение и перебирать тех людей, что его окружали.
При этом он старательно не давал им оценки и не расставлял их на места по близости или по влиянию.
Именно по влиянию – тут сказывалось его, Свиридова, отношение к соратникам и подчиненным, когда он в вопросах производственных отвлекался от личных отношений и полностью переключался на проблемы производственные.
Как ни странно, но это очень помогало в реальности, но плохо сочеталось с позициями мусульманской средневековости.
Поэтому Свиридов перебирал своих соратников не по их реальному месту в производственном процессе или в личной жизни, а просто так, как они возникали в его памяти.
И первыми возникали Виктор Скворцов, Карен Варданян и Костя Докукин – в такой последовательности он входили в жизнь Свиридова.
С Виктором Скворцовым они познакомились в школе, и это знакомство продолжилось в институте на первом курсе, когда в сентябре бывшие школьники знакомились с однокурсниками – студентами! – и образовывались новые дружеские связи.
Группа была довольно пестрая – вчерашние школьники, еще не освоившиеся с новой реальностью; вчерашние выпускники техникума, весьма неплохо ориентирующиеся в новой реальности, которая для них была не столь уж и новой; и демобилизованные и более взрослые мужчины, повидавшие жизнь и даже понюхавшие пороха.
Последних было меньше, как и медалистов, которые тоже каким-то образом выделились сразу. Вот эти две группы новых студентов особенно проявились на первой сессии. Вряд ли тут сказалась почти ничем не ограниченная вольница студенческой жизни, но первые же зачеты и экзамены выявили слабость знаний как у медалистов, так и у бывших военных.
И после первой сессии в их группе остался всего один парень, донашивавший военную форму. Ему помогали те, кто не испытывал затруднений в учебе, и среди них был и Свиридов.
Свиридова выручала прекрасная память. Она и раньше выручала его в школе – он практически никогда не учил уроков, довольствуясь тем, что он услышал в классе. Правда, здесь, в институте ему все же приходилось заниматься самостоятельно, но это не вызывало затруднений – читал он быстро, запоминал с первого раза, и мог воспроизвести прочитанное в самостоятельном изложении.
Как одному из хорошо соображающих Свиридову пришлось позаниматься с несколькими отстающими, среди которых был один демобилизованный и парочка девочек-отличниц, не дотянувших до медали, но привыкших к хорошим оценкам.
Демобилизованного общими усилиями – и снисходительным отношением деканата – вытянули и он не был отчислен из института, а парочка медалисток из глубинки нагрузки не выдержали и они потихоньку исчезли.
Среди тех, с кем пришлось заниматься Свиридову, была и Лена Скворцова, тогда Синявина, девочка тихая, усидчивая и добродушная.
С Виктором они подружились давно, и теперь анализируя их сближение Свиридов не мог выделить какую-нибудь особенность в их отношениях, определившую это быстрое сближение.
Хотя, казалось бы, были важные различия – если Свиридов был парень уличный, и даже шпана по тогдашним понятиям, то Виктор был мальчик домашний, хотя и не балованный.
Свиридову дали место в общежитии недалеко от города – всего двадцать минут на электричке, но он иногда оставался ночевать у тетки в Москве. В общежитии, этом самостоятельном городе, народ был очень разный, и там у Свиридова тоже появились друзья, особенно после того, как ему пришлось отстаивать свою индивидуальность. Но пара свернутых челюстей и разбитых носов быстро поставили на место желающих выделиться и создали Свиридову прочный и непререкаемый авторитет.
Свиридов бывал у Виктора дома – в маленькой комнатенке в огромной коммунальной квартире, где Скворцов жил с матерью, корректором в какой-то газете.
Знакомство с Виктором было прочным, и когда после вынужденного пропуска целого года Свиридов восстановился и он догонял свою группу, Виктор был первым, кто деятельно помогал ему. И пожалуй Виктор был первым, с кем Свиридов познакомил свою будущую жену, которую теперь звали Тоней Свиридовой.
Наверное именно тогда Виктор влюбился в нее, но этой влюбленности он не показывал.
После института Скворцов и Свиридов работали в разных организациях, но связи не теряли, и когда Свиридову понадобился дельный специалист он быстро перетащил Скворцова к себе.
И не ошибся. Как говорил один из студентов их группы – Виктор может все, и куда бы его не поставили, он будет на месте. И Виктор своей многолетней работой – и дружбой! – доказал это с успехом.
Теперь Виктор Скворцов был лауреатом, орденоносцем, доктором технических наук, начальником отдела, заместителем Генерального … и двоеженцем, которого обожали обе его жены.
С Виктором Свиридов мог свободно обсуждать любые вопросы, уважал его мнение, прислушивался к его советам, и очень спокойно относился к устойчивой влюбленности Виктора в свою собственную жену.
Жене Кульченковой снова пришлось мучительно раздумывать – что в первую очередь готовить для газеты.
Приехали врачи, которых Свиридов посылал на стажировку в ведущие медицинские учреждения страны. А эта группа стажировалась в российских группах за рубежом, и врачи принимали участие в госпитальных условиях. И рассказы у приехавших были соответствующие – не для всех, иногда вообще отнесенные к разряду секретных.
Женя узнала, что практика стажировки врачей в ведущих клиниках практиковалась уже давно – просто чаще всего это происходило в Москве.
Но были случаи, когда врачи возвращались с запахом пороха – в переносном или в буквальном смысле.
И уж совсем удивилась Женя, когда узнала, что в программе стажировки участвовали не только врачи, но и младший медицинский персонал – вот откуда были такие классные медсестры!
Шабалдин не виделся с Антиповым так долго, что забылось то, что когда-то встало между ними.
Но зато об этом узнал Свиридов, и постарался, чтобы они этого не вспомнили.
Но до этого …