Париж без табу. Секс-рассказы

– А мне никто больше и не нужен.

– Полежим на спине?

– Ну давай.

– А ты развяжи тесемки и побудь голой. А потом завяжешь.

– Ладно.

Бэла развязала тесемки купальника, легла на спину и разбросала в стороны руки и ноги; она закрыла глаза, сапфировое море омывало ее гладкую кожу, рыжие волосы тихо шевелились в воде, Михаил впитывал взглядом все ее выступы и впадины, такие знакомые и желанные, но непознанные до конца за столько лет; желание возвращалось к нему. Девушка открыла глаза и опустила ноги вниз.

– А ну ты полежи. Вот, опять надулся. А ну, я его достану… Боже, да тебя с берега увидят! Торчишь как маяк.

Михаил вернулся в вертикальное положение.

– Я никак не могу тебя наесться, Бельчонок. Никак не могу на тебя насмотреться. Лучше тебя нет никого на свете.

– Так может ты меня немножечко люууубишь?

– Ты моя любимая девочка. Моя золотая рыбка. Моя Венера, еще не вышедшая из моря, и поэтому вся только моя.

– Я вся твоя, Мишка. Ты разве не знаешь? Я только твоя.

– Знаю, маленькая. Но ты такая красивая, что я все время боюсь, что тебя у меня украдут.

– А ты меня найдешь и спасешь. Как Персей… эту… ты рассказывал…

– Андромеду.

– Да. И убьешь всех драконов. И освободишь меня.

– Из оков?

– Да.

– А может мы тебя не сразу освободим?

– Ну чиво.

– Нууу… сначала так пристроимся… пока ты к скале прикованная.

– Ага! Тебе бы только пристроиться!

– А ты против?

– Нет. Хочешь я…

– Хочу.

Белка резко нырнула, брыкнув в воздухе ногами, в воде замелькали пузырьки, судорога пронзила пах Михаила; девушка вынырнула и ухватилась за его плечи.

– Ну такой ты соленый весь, Мишка!

– Ну иди, обними меня ногами. Садись на него. Тааак… Подвигайся немного.

– Мишка! Ну обязательно меня за попу трогать?

– Ну хочется. Давно мы тебя там не мучили. Вот можно после дракона… пока ты привязанная…

– Ну Мишунчик, ну щекотно! Ну пусти!

– Потом?

– Ну ладно! Пусти!

– Кончишь?

– Нет. Мне и так хорошо. Просто приятно тебя там чувствовать. Побыть беременной желанием. А потом…

– У тебя глаза светятся. Просто сверкают. Если бы время сдвинулось на пару тысяч лет назад, и ты такая вышла из воды, минойцы бросились бы высекать тебя из мрамора и строить тебе храмы.

– Ты думаешь?

– Я уверен просто.

– А ты бы что делал?

– А я первый принес бы тебе на алтарь гирлянду цветов и воскурил фимиам.

– Ты иногда так красиво говоришь, Мишка.

– Слова не могут тебя описать. Разве что Гомер смог бы. А я кто.

– А ты мой любимый Дуридом.

– Поплыли назад?

– Ну давай.

– Да купальник не забудь завязать, а то на пляже обалдеют все и на ютуб сразу выставят.

– Ну Мишка! Палучишь ты у меня!

На берегу они улеглись на лежаки, Михаил голодным взглядом глядел на круглую попку Белки, прикрытую лишь тесемкой с маленьким треугольником; он не смог удержаться, провел ладонью по бедру девушки, поднял ее вверх, дошел до спины, до шеи, потом упал на живот, достал сигарету и закурил. Неужели когда-нибудь такое будет, что у вас будет супружеский секс по субботам, она будет думать о своем, лежа на спине, а ты, исполнив долг, завалишься спать. Да лучше умереть! Лучше бы я умер сейчас, здесь, пока желание рвет плавки. Да, и боги забрали бы тебя на Олимп… А греки изваяли бы тебя из бронзы с торчащим членом… и украшали бы венками. Тебя? Или его? Его, конечно. Господи, какая сигарета вкусная. Какая у тебя девчонка классная. Какая жизнь прекрасная. Вот ты уже и поэт. Дааа, до Гомера чуть-чуть осталось. А что они там у него ели? Быков жарили целиком и ели. Черт, я бы щас целого быка съел!

Они вернулись в город, побродили по узким улочкам, нашли таверну, в которой еще не были, заказали салат, козьего сыра и всякой рыбы. Запивали они все это местным белым вином, потом пили кофе, сидели под тентом вытянув ноги, разглядывали прохожих, говорили ни о чем. Михаил из-под темных очков отмечал каждый мужской взгляд, прошедшийся по ногам Белки, пытался даже считать, но сбился.

– Мишка.