Всех, в суровом бесснежье лелеявших мысли о лете:
И успевших подаренный шарик с дельфином разбить,
И ещё не пылавших в вечернем ласкающем свете,
Тех, кто к морю приходит, как в час появленья, нагой,
Тех, кто выстрадал каждую ниточку в крое наряда,
Тех, кто долго у берега трогает воду ногой,
Тех, кто прыгает в бездну, бросая мопед без пригляда.
Тех, кто ехал три дня и три ночи, в вагоне пылясь,
А потом – на слоне, на коне, на верблюде и пони,
Тех, кто за два часа прилетел, как сиятельный князь,
Тех, кто был привезён за компанию – как, и не вспомнить.
Тех, кто любит купаться и в общем-то жить натощак,
Тех, кому не позавтракать – самое горькое горе,
Тех, кто бросил рюкзак у Вахтанга почти что за так,
Тех, кто въехал в торжественный терем с балконом на море.
…Тех, кого раздражают младенцы, торговцы, огни
И кому неизменно встречаются люди плохие,
Море тихо попросит, волной приникая: «Нырни!
Человечество, мой дорогой, – это тоже стихия.
Так что, строя свой замок, соседний ногой не сшибай,
Чтобы сердцем понять: все песочные замки похожи.
Просто каждый приехал услышать своё «баю-бай»,
Покачаться, понежиться, сбросить сгоревшую кожу».
Море знает, чьё сердце и взгляд одарить глубиной,
И кому закудрявить от солнца белесую прядку,
А кого посильнее хлестнуть набежавшей волной
И отправить на сушу – задуматься, всё ли в порядке.
Правда, видено всё. Море приняло столько грехов
На себя, своевольно и щедро прощая их людям,
Столько слышало песен, признаний, обетов, стихов,
Что давно им не верит. Но – тише. Об этом не будем.
Верит только живому дыханью, биенью, теплу:
«Приходите, торгуйте камнями, латайте жилища.
Хороните покойников там, где я бьюсь о скалу.
Со времён Посейдоновых я неразборчиво в пище…»
Впрочем, есть ли отрада – ещё один шарик разбить,
Перепортив внезапной грозой лучезарные виды?
На земле только море и знает, как можно любить:
Помнить всё и ничем
никогда эту память не выдать.
Остров
Горе – как море:
уйдёт – и оставит соль.
Мечутся чайки,
но жалобы их негромки.
Маленький сын играет моей косой,
Дочка выводит буквы вдоль синей кромки.
Мы, как один, спелёнаты тишиной.
След на большой земле превратился в прочерк.
Остров, куда нас выбросило волной,