Счастье в огне

Теперь тетя Аня так же, как раньше почтальона, ждала поезда, приходящие из Москвы, ежедневно бегая на вокзал. Вот только поезда теперь приходили не регулярно.

А Костик в тот день вернулся поздно ночью – Варя, сидевшая на подоконнике не в силах уснуть, видела его из окна, – и несколько дней ходил как в воду опущенный.

Сейчас он стоял в стороне ото всех, облокотившись на стену. Было видно, что мысли его витают где-то далеко. Сегодня он чуть не опоздал на экзамен, придя в самый последний момент. С ним явно что-то было не так. Варя вздохнула поглубже и направилась в сторону друга – это был их первый разговор после истории на речке, все эти дни девушка его не видела. Она прислонилась к стене возле него:

– Ты чуть не опоздал сегодня – Костик молчал, он даже не поднял головы, – Костик, ты можешь мне сказать, где ты был? – молчание – Послушай, мы же всегда были друзьями. Ты прекрасно знаешь, что можешь все мне рассказать. Ну, где ты был?

– В военкомате – Костик сказал это тихо, как-то отрешенно. Потом вскинул голову, – в военкомате.

– И… что? Что тебе сказали?

– Сказали, что не возьмут – голова юноши опять опустилась.

– А ты что?

– А что я. А ничего.

В конце коридора показался директор в сопровождении мужчины, одетого в брюки и светлую рубашку.

– Ребята, спасибо, что дождались. Пожалуйста, проходите все в класс – голос директора прозвучал в абсолютной тишине. И в такой же тишине все потянулись в классную дверь, так же молча еще раз, теперь уже, наверное, последний, сели за свои парты, ставшими за десять лет частью их жизни.

Директор подождал, пока все рассядутся, помолчал еще несколько мгновений, потом улыбнулся:

– Ну вот, сегодня вы, наконец, сдали последний экзамен. Мы все верили в вас и не ошиблись – вы показали отличный результат. Я хочу поздравить вас с последним экзаменом и окончанием школы. Ну и, конечно, пожелать, чтобы достигнутые вами результаты не пропали зря, чтобы вы и дальше решали поставленные жизнью задачи с таким же упорством и стремлением к отличным результатам, как вы решали их в этом, таком нелегком году. Будьте достойными своей Родины и своего народа. И еще… Несмотря на лихую годину и испытания, которые всем нам предстоят, постарайтесь все-таки стать счастливыми, – голос его прервался. – Ну а теперь о главном. Вы, наверное, удивлены, что я сейчас говорю вам те слова, которые обычно говорят на выпускном вечере. Но на это есть две причины. Во-первых, мне необходимо было сказать это именно сегодня, потому что завтра я ухожу на фронт…

Как будто волна всколыхнула класс:

– На фронт?

– Но как же так, Евгений Осипович?

– Почему завтра?

– А как же школа?

– Мы ничего не знали.

Двадцать восемь пар глаз устремились к человеку, который олицетворял для школьников спокойствие и порядок, ум, силу, честь и совесть. Но Евгений Осипович поднял руки, и шумная волна схлынула так же внезапно, как и поднялась – сработала многолетняя привычка.

– Да я и сам, если честно, не знал, даже уже не надеялся. Я столько раз просился, а мне все: «Подождите, да подождите», бронь, понимаешь. И вот, вчера, наконец… Тяжелое сейчас время, ребята. Да, мы отбросили фашиста от стен Москвы, но теперь он рвется на Кавказ, а на пути у него наш с вами город. Может статься, скоро он доберется сюда. А сколько уже наших людей осталось там, за линией фронта. Немцы не щадят никого: ни больных, ни раненых, ни женщин, ни детей, ни стариков. Тысячи километров нашей земли истоптано, испоганено вражескими сапогами. И в такое время каждый, слышите, каждый уважающий себя мужчина должен быть там. Мы обязаны отстоять нашу землю, наши села и города, наших детей, жен, матерей. А школа, ну что ж, школа останется в надежных руках – наша завуч, Анфиса Юрьевна, вполне справится, и в сентябре, мы все в это верим, первоклассники займут парты, которые вы сегодня оставляете. Ну а теперь второе сообщение, ради которого я попросил вас сегодня задержаться. Знакомьтесь, это секретарь райкома Гвоздев Иван Николаевич, у него есть к вам серьезный разговор.

Вперед выступил мужчина, который пришел с Евгением Осиповичем, но на которого до сих пор никто не обращал внимания, а он и не привлекал его, сидел тихонько за столом. Теперь же он поднялся, притягивая к себе взгляды, и сразу стали видны его изможденное лицо, мешки под глазами, которые он то и дело прикрывал, как человек, долгое время не спавший.

– Ребята, девочки, – он обвел класс своими воспаленными глазами, – я тоже хочу от лица райкома поздравить вас с таким замечательным и важным событием, с окончанием школы. Но не только это привело меня сюда. Как уже сказал Евгений Осипович, да вы, наверное, и сами знаете из сводок, враг рвется к Сталинграду. Положение на фронте сложилось крайне серьезное. За городом началась постройка оборонительных рубежей. Но и в самом городе тяжело – не хватает рабочих рук ни на заводах, ни в госпиталях. Поэтому райком принял решение обратиться к вам с просьбой о помощи. Мы просим всех, кто сможет, выехать на рытье окопов.

Первым встал Петька Шувалов, только вчера провожавший на фронт отца и мужа сестры:

– Я поеду. Куда приходить?

– И я – это поднялся Ванюшка Петровский, щупленький мальчик в очках, но при этом добрейшей души человек; иначе как Ванюшкой его никто не называл. Две недели назад пришла похоронка на его старшего брата.

– Я тоже.

– И я еду.

Следом за мальчиками стали подниматься и девочки, и через несколько минут стоял уже весь класс. Последним поднялся Костик, казалось, он сомневался до последнего, но потом все-таки встал. Иван Николаевич на мгновенье отвернулся, потом упер кулаки в стол.

– Выезжать надо завтра, времени уже нет.

– Ну что ж, завтра, так завтра.

– Что с собой брать?

– Где собираемся?

Класс загудел, как растревоженный улей. Мужчины переглянулись – в их глазах плескалась гордость, перемешанная с горечью и сожалением. Каждый из них понимал, что разговор необходимо довести до конца.

–Завтра должен был состояться ваш выпускной вечер, – голос директора ворвался в ровный гул класса. На мгновенье воцарилась тишина, в которой особенно отчетливо раздался голос Петьки:

– Мы ведь не маленькие. И каждый из нас, я уверен, способен на большее, чем танцульки. Не до праздников сейчас – не то сейчас время. Вот закончится война, и отгуляем все сразу. Правда, ребята?

– Точно!

– Правильно!

– Хватит нам сопли вытирать!

– Ну что ж, похоже, вы и правда совсем взрослые, и я горд тем, что не ошибся в вас. Теперь осталось обсудить детали, но это уже в компетенции Ивана Николаевича. А мне, пожалуй, пора. – Слова Евгения Осиповича как будто толкнули класс вперед, но директор остановил ребят, – Не надо, долгие проводы – лишние слезы. Прощайте, ребята, авось еще свидимся, и помните, о том, что я вам сегодня говорил. Я верю в вас, и вы должны верить друг в друга и в свою страну.

С этими словами он почти бегом вышел за дверь.

5

Жаркое июльское солнце палило немилосердно. Высокая, ровная голубизна неба не нарушалась ни единым облачком, способным хоть на мгновенье заслонить пылающий огненный шар, висящий над степью. Ни малейшее дуновение ветерка не нарушало жаркое марево, вытягивающее последнюю влагу из земли и из людей, с каким-то тупым остервенением вгрызавшихся в эту землю лопатами и кирками. В обе стороны, на сколько хватало глаз, тянулась живая, шевелящаяся, копошащаяся лента, которой предстояло стать одним из оборонительных обводов вокруг Сталинграда.

Варя в изнеможении прислонилась к стене траншеи: болела спина, горели стертые в кровь руки, а главное невыносимо хотелось пить. «Сколько же сейчас времени? Сколько еще до перерыва, когда придет, наконец, машина с водой?» – Мысли ворочались тяжело, как бы нехотя. – «Как там мама и Митька? И когда уже привезут воду? Вода! Как же хочется помыться и лечь в чистую, пахнущую мылом постель. Сколько еще ночей предстоит провести на лапнике, наваленном в самодельных шалашах. И еще увидеть своих – маму и Митьку». Заботу о малыше взяли на себя тетя Аня и вернувшийся накануне Вариного отъезда дядя Коля. Перед глазами снова встал тот вечер, когда вернулся отец Костика.

Тетя Аня работала на заводе посменно и почти все свободное время проводила на вокзале – домой забегала только иногда, чтобы постирать и приготовить еду для Костика. Но накануне она осталась в ночную смену, которая потом перетекла в очередную дневную. Многие уже на приходили домой по несколько суток, рабочих рук не хватало, а снарядов требовалось все больше и больше. Все, кто мог, встали к станкам, но это мало спасало ситуацию. Новички, хоть и старавшиеся изо всех сил, не могли поддерживать тот темп, в котором работали опытные рабочие. Ритм сбивался, работа стопорилась. Поэтому те, кто были поопытнее, старались оставаться у станков как можно дольше. Измученная полуторасуточной работой женщина отстояла еще два часа в очереди – необходимо было отоварить карточки, и теперь еле шла в сторону дома, сил бежать на вокзал уже не было, да и поезда в такое время уже не шли. Открыв калитку, она увидела на крыльце фигуру военного в выгоревшей гимнастерке, который смотрел на нее такими родными глазами. Дикий, какой-то звериный, толи вскрик, толи всхлип вырвался из ее горла и она, раскинув руки, кинулась в объятия мужа.

Вечером Варя с матерью сидели у Скорниковых. Взрослые пили спирт, извлеченный из НЗ Ольги Евгеньевны, и говорили: о положении на фронте, о госпитале, где лежал дядя Коля, о неудобном костыле, которым его в этом госпитале снабдили. Тогда же и решили, что Митька на время дежурств матери будет оставаться у соседей.

Тетя Аня весь вечер не отходила от мужа. За столом старалась подвинуться к нему как можно ближе и то и дело трогала его за рукав гимнастерки, как будто стараясь убедиться, что он не вымысел, что он живой, он здесь, рядом. Костик, сидя напротив родителей, исподлобья поглядывал на отца и почти весь вечер молчал. Потом так же молча встал и вышел. Минут через пятнадцать Варя вышла следом (взрослые, казалось, даже не заметили их ухода), и нашла друга на крыльце – он стоял, опершись на перила, глядя куда-то вниз и по-прежнему молчал. И это было странно – остряк, заводила в любой компании, Костик не молчал почти никогда, а тут за весь вечер едва ли пара фраз. Было видно, что в его душе шла какая-то глубокая, неодолимая борьба, и все его мысли были направлены на исход этой борьбы. Варя встала рядом, но он даже не повернул головы.

– Ну и что ты все время молчишь? – тишина – Костя! Нет, ты все-таки странный. У тебя отец вернулся, а ты. Набычился, за весь вечер двух слов не сказал.

– Двух слов, говоришь? А что тут можно сказать? И кому это нужно? Уж каких только слов я в военкомате не говорил, но все как в провальную яму. Они даже слушать меня не стали.

– Так если действительно рано. Ну что ты заладил, как маленький: «На фронт, на фронт…» А ты ведь уже взрослый, мужчина…