Неугомонный Синяев спросил, дружила ли свидетельница с Черновой, на что та весело засмеялась:
– Ну что вы, какая дружба! Кто они и кто мы! Я ж говорю, Аврора просто детей любила. Очень жалела, что не может жить вместе с сыном и нянчить внуков. Прямо это у нее мечта такая была.
– А почему не может-то? Вроде жилищные условия позволяли?
Ирина пнула Синяева, но промахнулась.
– Свидетель, на этот вопрос можете не отвечать, – сказала она. – Это не имеет отношения к делу.
Но свидетельница ответила:
– Вроде у невестки какая-то болезнь легких или что-то в этом духе, и она не может в городе жить. Черновы собирались к детям переехать, когда на пенсию выйдут, и Аврора очень переживала, что к тому времени внуки уже вырастут и самое интересное она пропустит.
Ирина покосилась на Илью Максимовича. Тот сидел, уставившись в герб, висящий позади Ирины, но, кажется, на его лице промелькнула тень досады.
– Ладно, раз вы не видели, как она заходила в дом, может, заметили, как она снова вышла? – задал Синяев вполне логичный вопрос, поэтому Ирина не стала его одергивать.
– Нет, больше я ничего не видела.
– То есть вы хотите сказать, что Чернова, по сути, приехала домой и бесследно исчезла где-то на пути в квартиру?
Тут Чернов наконец не выдержал и поднял руку:
– Разрешите?
– Слушаю вас, Илья Максимович.
– Естественно, жена приехала домой, иначе как машина оказалась бы в гараже?
«И то правда», – подумала Ирина.
– В свое время милиционеры выяснили все эти обстоятельства, – продолжал Чернов. – И я, честно говоря, не совсем понимаю, почему вы из гражданского процесса пытаетесь устроить кружок юных следопытов.
Ирина почувствовала, что краснеет. Замечание было, конечно, хамским, но не сказать, чтоб совсем уж неуместным.
– Илья Максимович, попрошу вас в этом зале воздержаться от оценочных суждений, – процедила она.
– Извините. Только это для меня до сих пор больная тема… Все эти годы думать, что Аврора не дошла до дома всего несколько метров…
Чернов потупился, прижал к груди стиснутые ладони, тяжело вздохнул, а после уставился в окно. Вышло технично, но неубедительно, Станиславский нашел бы, что сказать этому старательному, но бездарному актеру.
Пришло время удалиться для принятия решения.
– Нет, товарищи, говорите что хотите, но что он ее грохнул, ясно как день! – вскричал Синяев, едва переступив порог совещательной комнаты.
– Ясно или не ясно, а об этом никто нас не спрашивает. – После процесса Ирина тоже была в этом твердо убеждена, но ей хотелось поскорее домой, обиходить семью и лечь в кроватку, а не сливаться с заседателем в дедуктивном экстазе, который все равно ни к чему не приведет.
– Слушайте, ну вы же видели эту рожу!
– Что поделать, таким уж создала его природа.
– При чем тут природа? – фыркнул Синяев. – Он же, по сути, любимую супругу сейчас хоронил, а ни один мускул не дрогнул! Сидел как на партсобрании!
Ирина нехотя кивнула:
– Ну да… Но вы учтите, люди разные есть, и свои чувства выражают тоже по-разному.
– И сын не пришел, – тихо заметила Олеся Михайловна. – Хотя событие такое…
– Многие не выносят бюрократической суеты, – вздохнула Ирина. – Существуют даже такие граждане, которые исполняют откровенно неправомочные решения, лишь бы только не судиться и не спорить.
– Ну сейчас случай особый, все же признать мать умершей – это тебе не лишний счет за электричество оплатить, – вздохнула Олеся Михайловна. – Хороший сын мог бы и переступить свои фобии, чтобы отца поддержать.
– Да этот отец никуда вроде и не падал, – хмыкнул Синяев, – наоборот, выглядел очень даже бодрячком.
Кашлянув, Ирина притянула к себе стопку бумаги:
– Главное, все требования закона соблюдены, а дальше не наше дело, – сказала она веско.
– И тут сплошной формализм! Чернов ее грохнул, это как божий день ясно! Тетка зашла домой и испарилась, или вы хотите сказать, что инопланетяне ее похитили? Чудес не бывает, вообще-то говоря!
– Еще раз прошу оставаться в рамках наших полномочий!
Синяев насупился:
– Товарищ судья, а вы можете вынести такой приговор, чтобы наша доблестная милиция лучше работала?
Ирина засмеялась и ничего не ответила.
– Нет, правда! А то они вообще уже расслабились, не делают ни черта! У меня у дочки сумку срезали в метро, так они даже заявление не взяли. А тут вообще разгадка на поверхности лежит, а они даже не почесались.
– Почему же, почесались, – процедила Ирина, догадываясь, что быстро она домой сегодня не попадет, – но суд, к сожалению, принимает к производству не разгадки, пусть даже очевидные, а убедительно доказанные дела.
Синяев горестно покачал головой, как бабка на завалинке:
– Это правило, видно, только для аппаратчиков работает, а Васю-слесаря давно бы упекли. Жена из дома пропала? Из дома! Кому-то нужна она была, кроме тебя? Нет! Ну и все! Ты ее и грохнул, так что собирай манатки и езжай на зону!
– Поезжай, – еле слышно заметила Олеся Михайловна.
– Что?
– Нет-нет, ничего, простите.
– Я еще понимаю, будь она большой начальницей или типа того, но операционная сестра кому мешает? – горячился Синяев. – Жива она или мертва, кому какая разница? Ну да, девки ей завидовали, но не до такой же степени, в самом-то деле!
– То есть вы твердо убеждены, что Чернову убил муж? – перебила Ирина. Это было грубо, но ее мочевой пузырь мог не выдержать длительной дискуссии.
– Так ясное дело!