Пальцы Лизы сжали рукоять настолько сильно, что побелели.
– Если бы рассмотрела, он бы пожалел, что родился.
– А выстрелила бы в него, если бы было светло?
Лиза вздрогнула.
– Днем. Если бы он стоял перед тобой, а в ногах его лежал убитый Клаус. Выстрелила бы?
Лиза не ответила.
– В упор бы выстрелила? Если бы он смотрел тебе в глаза, выстрелила?
– Нет, – выдохнула Лиза.
– А он бы выстрелил.
– Я знаю, – сглотнула Лиза. – Но я человек. Я так не могу.
Грейс чуть помолчала.
– А если бы пустился наутек? Если бы увидел тебя, испугался и побежал? Выстрелила бы в спину?
– Никто не должен быть застрелен в спину, – прошипела Лиза.
– Он бы выстрелил.
– Он бы – да. Но я могу стрелять только тогда, когда есть шанс спастись! В этом смысл охоты.
– Но ты бы не выстрелила в упор. Не выстрелила бы при свете дня. Почему?
В лице ее не осталось ни кровинки. Лиза отвернулась.
– Потому что я не всесильна. И я не могу… Я просто не могу.
Грейс выпустила ее плечо. Лиза не дрожала. Ноги держали ее. Но весь вид говорил о том, что только что, в это самое мгновение, в Лизе умирало что-то важное, а она из последних сил старалась не замечать этого.
Перед глазами Грейс все плыло. Голова кружилась, к горлу подходила горечь тошноты. Неужели так Шелдон чувствует присутствие Джексона? Если и так, то она Шелдону еще больше не завидовала.
– Ты сделала все, что могла. Клаус был счастлив с тобой, – прошептала Грейс и погладила подругу по влажной спине, а потом чуть оперлась на ее плечо.
– Да, – ответила она после недолгого молчания. – Этот пес был счастлив со мной.
Они немного постояли в тишине. А потом, когда Лиза вдруг поняла, что Грейс нехорошо, предложила присесть.
Грейс отказалась.
– Ты что-то совсем побледнела, – заметила Лиза.
– Все в порядке.
– Тебя твой красавчик совсем не кормит? Ты как высохла! – сказала Лиза. – Тебе, может, это, как его, сахарку?
– Сахарку? – прошептала Грей и вздрогнула. Кожа будто превратилась в лед и щипала. Мир все еще плыл.
– Ну, сахар в крови поднять. Я сейчас принесу!
– Не надо, – сказала Грейс, схватила Лизу за локоть и чуть не упала. – Просто у меня немного закружилась голова.
– Мы, знаешь, после вот таких закидонов Шелдона в головокружение не верим, – предупредила Лиза. – Ты, это, случайно не того?
– Того?
– Ну, связь с космосом, шапочка из фольги.
– Шапочка? Нет, я просто устала.
– Может, мигрени?
– Может быть. Просто постой, я обопрусь на тебя, если ты не против.
– Да стой столько хочешь, мне все равно.
Ветер за распахнутыми окнами гулял вольно, стукаясь о створки, шумя ими, словно играя в барабаны. Лес перешептывался, как и прежде, тихо, но настойчиво. Небо вновь серело. Кажется, надвигался дождь.
– Что-то Джим не возвращается. – прошептала вдруг Грейс.
– Наш папаша вечно занятой.
– Не посмотришь, что с ним?
– А что с ним может быть?
– Я слышала, как он гремел посудой на кухне. Может, порезался? Тогда нужно будет наложить повязку, он же в медицине не смыслит.
– Гремел посудой? – смутилась Лиза.
– Я слышала звон стекла.
Лиза будто бы почувствовала укол совести, и боль отразилась на лице. Она что-то снова вспомнила. Очередное обещание, которое не сумела сдержать.
– Опять… – выдохнула она повержено и, запахнув темно-красный, почти выцветший, кардиган, вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.
В комнате снова тихо. Каждый вдох казался оглушительным.
Сабрина почувствовала, что осталась один на один с Грейс Хармон. Она не попыталась вылезти из темного угла, не убрала книгу, которую читала, даже не закрыла ее. Так и сидела, скрючившись, в пыльном углу, наслаждаясь свободой. Серость волос, кожи, одежды. Она всегда выглядела, как припорошенный пылью и начинавший таять снежный ком.
Грейс, чуть покачиваясь, дошла до Сабрины и села напротив, поджав ноги под себя. Так они почти одного роста.