Будничные жизни Вильгельма Почитателя

– Да, и они ухахатываются от одного моего вида, – пробурчал Вильгельм и потянул за пояс, в котором хранил свои лекарства от земных болезней. – Надеюсь, завтра мы двинемся дальше?

Он посмотрел на Ванрава, который мечтательно вертел в руках стебелек ромашки. Ванрав повернулся и будто просканировал его глазами.

– Признайся, ты ведь не в Прагу торопишься, что-то другое гонит тебя.

Вильгельм сглотнул и отвернулся. Не очень-то хочется видеть страдания людей, дышать гнилью разлагавшихся трупов, перепрыгивать через вонючие ручейки и наблюдать за смертью своей работы. Но объяснять это совершенно не желал.

– Я не хочу подхватить заразу, – сказал он, собравшись с силами. – Здесь каждый второй чумной или сифилитик, а я не знаю, как поведет себя тело, когда напрямую встретиться с этими болезнями. Я же не такой здоровый, как ты, например.

Через мгновение Вильгельм поднялся, бросив прощальный взгляд на Венеру и пошлепал босыми ногами к дому, держа ботинки в руках. Ванрав проводил его взглядом и тяжело вздохнул.  Он-то знал, что все слова Вильгельма были отговорками. Они не могли заболеть человеческими болезнями, даже ослабленный иммунитет Вильгельма не пропустил бы земную хворь.

Но Ванрав мудро промолчал.

До города они добрались быстро. Через два с половиной дня пути, который прерывался лишь недолгими остановками для перекуса, увидели оплоты цивилизации.

На подъезде к Праге они вновь остановились в корчме, потому что лошади изнывали от усталости, да и наездники порядком отсидели некоторые части тела. Попутчики расположились на улице и пили мед из больших кружек, а вдали горели огни Пражского Града. Здесь было холоднее, деревья трепыхались вокруг корчмы, а внизу, где шумела река, ехали навьюченные лошади и тащили повозки с всякими товарами. Люди, собирающиеся в группки для путешествий, располагались внутри корчмы и отдыхали перед финальным недолгим походом. Они были рады, что по дороге не стали жертвами разбойников. Разговор же «пришельцев» не клеился с отъезда, а Вильгельм с каждым днем становился все мрачнее. Ванрав не желал его веселить.

Эльгендорф думал о том, что ждало их в Праге. Его позвали на собрание Аспирантов, которое должно было проходить в одном из домов «района», раскинувшегося аккурат под Пражским Градом[5 - Крепость в  Праге. Сейчас крепость является резиденцией президента Чехии , раньше была таковой для чешских королей. Дважды в истории замок становился главной резиденцией императоров Священной Римской империи.]. Он бывал там лишь однажды, когда и замка-то толком не было. Место выбрано странное, но Вильгельм ничего не мог изменить – его ставили перед фактом.

– Пора ехать, друг мой, – нарушил тишину Ванрав, а Вильгельм, залпом допив мед и громко стукнув кружкой по столу, поднялся и молча пошел отвязывать недовольных лошадей.

Ночью в Праге опаснее, но куда меньше вероятность того, что глаза инопланетного человека увидят что-то непотребное. Хотя, он забыл, что прекрасно видел в темноте.

Темная Прага пахла неприятно, в некоторых окнах горел тусклый свет, но он рассеивался в разводах окон и мраке улиц. Факелов не зажигали, ночью разбойники могли прятаться от блюстителей порядка легко – все-таки никому не хотелось висеть голым на виселице или умереть от другой пытки. В Пражском Граде дремал правитель – посаженный Аспирант Академиии, который смылся отсюда через две недели, оставив свою копию. Домишки в Праге неплохие, недалеко от рыночной площади даже красивые, но много где облупленные, а в бедных кварталах смрад стоял такой, что даже невидимые маски не помогали справиться с удушающим запахом. Ноги бы где-то утонули в экскрементах и мусоре, если бы не специальные подошвы, делавшие хозяев невесомыми.  Город уже спал за закрытыми воротами, но все равно давил присутствием и неприглядным обличием, скрыть которого не могла даже темнота. За городскими воротами ругались купцы, опоздавшие до закрытия, и бедняки. Пришельцы с Академии легко обошли ворота – стали невидимыми и проплыли насквозь.

Домишко, в котором должен проходить сбор, ничем не выделялся на фоне других, но была у него одна отличительная особенность – порог даже ночью был чистый.

Внутри же все иначе – обычный дом бедного горожанина с минимумом мебели в одной комнате, не шел ни в какое сравнение с богатым убранством этого места.

Ванрав и Вильгельм с облечением вдохнули, когда стянули маски с лиц, а в нос ударил приятный запах пряностей и китайского чая. Их встретила Аспирантка из группы «двадцать три», которая специализировалась на погоде, и проводила гостей в их комнаты на втором этаже. Когда Вильгельм посмотрел в окно, то не удивился – с высоты Прага все такая же темная и унылая. Они переоделись в привычную одежду, в которой частенько ходили в Академии – Ванрав в синюю рубашку и брюки, а Вильгельм – черную размахайку до пола, за которой не видно его болезненной худобы, и темные очки.

– Почти прокаженный, – усмехнулся Ванрав, попивая вино из серебряного кубка. – Не появляйся так на улице, не поймут, почему ты без колокольчика.

Вильгельм кисло улыбнулся и поглядел на себя в зеркало. За месяцы в пути волосы его отрасли ниже лопаток, загорел только нос и руки до локтей, а вот острые ключицы, на которых лежал Артоникс, как и все остальное, так и остались белыми. Изящные прежде кисти покрылись царапинами, которые были замазаны антибактериальным раствором.

– А вдруг я из монастыря? – спросил Вильгельм.

– Это вряд ли! – хохотнул Ванрав. Он был рад, что Вильгельм не забыл, как говорить.

Когда Аспиранты начали собираться и хлопать порталами, Вильгельма с Ванравом позвали вниз, где уже был накрыт стол с разными блюдами национальной кухни. Дымились рульки, от холодного пива шел аромат хмеля. Вильгельм пил пиво, иногда морщась от холода напитка, и курил. За столом собралось с десяток Аспирантов в разнообразной одежке, большинство из которых с опаской поглядывали на Вильгельма.

Оно понятно – слухи про него ходили не самые приятные.

– Ну что же, мы не просто так собрались, – наконец-то начал Эльгендорф, когда от холодного пива он уже начал покашливать. – Вам, безусловно, интересно задать вопросы о моем проекте, и я с удовольствием на них отвечу. Но прошу, не переутомите меня. Я очень долго добирался и уже очень устал.

Не успел он закрыть рот, как посыпались вопросы, один глупее другого.

Если про внутренне строение людей Вильгельм еще мог что-то рассказать (не зря с Ульманом сканировали Норриса и думали, как упростить сложное тело их вида), то о повадках человека Вильгельм не знал, что и сказать. Все люди были разные, не все даже следовали этикету, который Эльгендорф учил по книжкам, но чего-то общего он выявить не смог. Во всяком случае такого, о чем стоило бы рассказать. Люди разнообразием вводили Академиков в ступор. Отвечал Ванрав, да так подробно, что головы слушателей почти дымились. На вопрос о настоящем деторождении Эльгендорф предложил Аспирантам проверить действие органов людей на себе, если у них бы, конечно, получилось. Ванрав закашлялся, а те так ничего и не поняли. Более или менее полно Почитатель рассказал о недрах Земли и природе, потому что к этому он, как и Норрис, имел к этому прямое отношение.

Закончился балаган ближе к утру, когда Ванрав уже посапывал, откинувшись в кресле в углу комнаты, а Вильгельм из последних сил отвечал на последние, самые глупые, вопросы, огрызаясь. Аспирантка с зеленоватой кожей быстренько всех разогнала, а почетных гостей отвела в их комнаты. Ванрава пришлось тащить на воздушной перине. Храп его сотрясал окна в доме.

Комната для господ соответствовала названию. Удобная кровать с балдахином, мраморная ванная, туалетный столик с различными маслами, пуховые полотенца и позолоченное зеркало. Ничего, кроме перины, Эльгендорфа не интересовало, так что он уснул, как только разделся и его макушка коснулась подушки.

На следующее утро Ванрав выглядел так, будто не было месяцев дороги, а Вильгельм лишь немного отоспался. За завтраком они поговорили, но беседа все равно не клеилась. Вильгельм был задумчив.

Вскоре они должны уезжать, но Эльгендорф отказался ехать верхом.

– Пусть меня разорвет от перемещения, но на лошадь я больше не сяду! – воскликнул он, когда Ванрав предложил прогуляться до соседнего государства.

У них было время до отъезда. Вильгельм долго сидел на балконе под аурой невидимости и смотрел на Прагу. Подсохшая за ночи грязь, появившаяся после дождя, казалась обычной, даже чистой дорогой. Люди галдели, глашатаи зазывали всех на ярмарку.

Посчитав, что ярмарка станет отличным образцом жизни людей, Вильгельм оделся и тихонько выскочил на улицу, стараясь не привлекать внимания Ванрава, и направился в сторону площади. Все-таки в чем-то его коллега прав – Почитатель и в самом деле почти ничего не понимал в людях, а должен.

На площади стояли десятки лавочек с всяческими безделушками и нужными вещами, прилавки с едой раскинулись между домами. Всюду были люди в разного вида одеждах, от дорогих, из хороших купленных тканей, до самотканных. Жизнь в Праге скопилась здесь.

Вильгельм бесцельно бродил мимо лавочек. Ни люди, ни товары не привлекали его внимания. После долгого блуждания он остановился, прислонился к стене дома и вновь начал наблюдать за своими созданиями, которые носились от одного купца к другому.

Торгаши созывали зевак, люди таскали товары и жаловались на высокие цены. Даже кошки в этой толпе казались занятыми господами, следившими за едой, падающей с прилавка.

Единственным человеком, привлекшим внимание Вильгельма, была девушка. Она с грустным видом ходила между лавочек и не останавливалась ни у одной. Такие люди не были редкостью, но ее глаза были уж слишком потерянными. Вильгельм долго наблюдал за ней, думал. И решил сделать доброе дело. В экспериментальных целях, разумеется.

– Интересно, что она сделает? Пнет? Ударит? Или просто выхватит кошель из рук и смоется?

Он тихонько пошел за ней, настраивая свой слух на нужную частоту.

Вильгельм ходил за девушкой по ярмарке и понял, что у нее не было денег. Она ждала, что кто-то что-то уронил или забыл. Так в ее карман угодило яблоко и какой-то корень, но больше ничего.

Он вспомнил один из отчетов Ванрава, прокрутил возможные варианты развития событий. Строчки из учебников по социологии летели перед его глазами. Но он решил сделать по-своему.

Он окликнул ее, когда девушка уже собиралась уходить, и без лишних слов сунул ей в руки мешочек денег. Девушка не просто испугалась. Если бы крик ее не застрял в горле, то от него оглохла бы вся Прага.

Вильгельм попытался ей объяснить, что просто хотел ей помочь, но девушка только мотала головой и отпихивала его мешочек монет.

«Уж не думает она, что я хочу купить ее в наложницы?» – подумал он и вспыхнул. И почему добрые дела так сложно совершать?

Тогда он бросил деньги ей под ноги и ушел, не оборачиваясь. Игра в «доброго Почитателя» порядком Вильгельму надоела.

Эльгендорф шел по улицам, не разбирая дороги, и вскоре уперся в стену большого дома. Порылся в карманах, но бумажки, в какую обычно набивал табак, не нашел. Вздохнул, облокотился на стену дома и дышал.

Вдруг с другой стороны дома послышался топот ножек. Вильгельм обернулся и удивился. Это была та золотоволосая девушка, которой он пытался всучить мешочек монет.

«Да, и впрямь Златовласка,» –  подумал Эльгендорф, рассмотрев девушку получше. Она была очень красивой, бегала по городу с непокрытой головой, и из растрепавшейся прически вываливались золотистые прядки. Жаль, что ее уникальная внешность сослужил ей лет так до двадцати, а потом – пожрется номой или другой болезнью.

Она подбежала к нему, без слов всучила ему какой-то мешочек и убежала, даже не оглянувшись. Вильгельм проводил ее взглядом. Когда золотые волосы скрылись за углом, решил посмотреть, что же все-таки она принесла. В сером мешочке, перевязанном грязной ниткой, лежало что-то, похожее на сапожок. Что это было, подвеска или просто безделушка, Вильгельм так и не понял, но улыбнулся.

Вильгельм плутал по улицам, пытаясь попасть домой. День клонился к вечеру, а ночью, без возможности включить ауру невидимости на поясе опасно даже для Почитателя. Вскоре он понял, что заблудился. Обошел все углы, чтобы найти кого-то, то мог бы вывести его к дому, но так никого и не увидел. И вдруг услышал писк. Противный и совсем близкий. Вильгельм шел на звук, обогнув с десяток домов и остановился вкопанный.

На грязной дороге в темном углу в неестественной позе валялась девушка с золотыми волосами. Корзинки в ее руках не было, юбка  разорвана, кровь запеклась, застыла твердой коркой, над которой еще вились желавшие поживиться плотью мухи. Неподалеку копошились крысы, которые на мгновение остановились и внимательно посмотрели на Вильгельма. Он почувствовал кожей на ладонях, что она еще теплая, что нежная кожа на щеках еще согреет, что не вся жизнь еще ушла. Кровь, застывшая на ногах, испачкавшая бедра, еще не остыла в ней. Из уголка рта девушки текла слюна, тоже застывшая. Глаза были пустыми, стеклянными, словно она еще при жизни приняла свою участь. Словно и не сомневалась. Под ногтями застряла дорожная пыль. Она цеплялась за грязные камни, ломала ногти. Под средними пальцами застыла густая и черная кровь.