Букет ландышей

– Короче, ДТП со смертельным исходом. Клиент тебя требует, прям настаивает, других адвокатов не хочет. У меня сроки горят, Машуня! – дрожащим от нетерпения голосом сообщил Костик.

– И где он? – улыбнулась заинтригованная Мария.

– Сейчас приведут, – заверил Архипов и принялся отзваниваться в дежурку.

Рудаков по опыту знал, что эта бадяга затянется надолго. Знал, что вряд ли даже до обеда они освободятся. Но что делать? По крайней мере, он был с Маняшей, пусть и на ее работе, и он согласился с ее утопическим планом потом погулять.

Что-то знакомое было в лице подозреваемого. Как там его? Сергей Соловьев? Он где-то видел его раньше, но никак не мог вспомнить, где именно, сколько ни ломал голову.

В принципе, с каждым такое могло случиться: скользкая после дождя дорога, не справился с управлением. Неосторожная статья, хоть и печально все. Вряд ли этого Соловьева даже арестуют, до суда погуляет еще маленько под подпиской о невыезде. Да и дадут вряд ли много. Погибла девчонка ни за грош, получается.

Но как-то слишком странно этот подозреваемый смотрел на свою адвокатессу, так что сам Рудаков невольно насторожился и присмотрелся.

На первый взгляд вполне привлекателен, крепкий, высокий, с ясными голубыми глазами, обаятелен, черт его возьми. Такие девчонкам нравятся до невозможности. Знает себе цену, хоть и растерян в данный момент. Растеряешься тут, когда человек из-за тебя погиб. И смотрит на Маняшу, словно сожрать ее хочет, вдруг подумалось Дмитрию.

Похоже, ревнивец ты, Рудаков, усмехнулся он сам себе. Быстрицкая, видимо, даже не замечала этого странного взгляда подопечного. Что-то писала в блокноте, задавала вопросы, уточняла формулировки для протокола. Допрос был недолгим, все вполне очевидно, вину никто не отрицал. И Дмитрий с облегчением понял, что скоро сие действо завершится, и он уведет Марью куда-нибудь подальше от этого красавчика.

Действительно, полчаса спустя, завершив подписание всех бумаг и оставив визитку новому клиенту, Быстрицкая собралась на выход, а Архипов строчил подписку о невыезде Соловьеву. Рудаков поспешил обнять жену за плечо и вывести прочь, но, оглянувшись зачем-то на остававшихся в кабинете мужчин, поймал все тот же странный взгляд Соловьева, направленный на Марью. Заметив внимание соперника, тот быстро отвернулся и занялся чтением бумаг. А в том, что это именно соперник, у Рудакова отпали сейчас последние сомнения, и он мысленно пообещал себе как можно больше ограничить их встречи без его присутствия, а заодно повнимательнее присмотреться к этому субъекту и вспомнить, откуда он его знает.

Остаток дня они с Маняшей провели на набережной в поедании мороженого, фотографировании, запуске шариков, стрельбе в тире, катании на чертовом колесе и прочих развлечениях, доступных отдыхающим.       Рудаков постарался не думать о неприятном, хотя в памяти то и дело всплывали наглые голубые глаза. Он тогда целовал ничего не подозревающую Быстрицкую, как бы самому себе доказывая, что она рядом с ним, она его и больше ничья. А она только радовалась необычно частым поцелуям, подозревая его со смехом в том, что он слишком сильно соскучился.

Вечером перед сном, уже засыпая в его объятиях, Маняша вдруг сказала:

– Знаешь, есть в этой истории нечто романтическое.

– В какой? – не понял Рудаков, отвлеченный от сгрызания себя ревностью и подозрениями насчет ее нового клиента.

– Ну в ДТП. Девушка погибла, а в машине букетик ландышей у ее ног. Какая-то трагическая романтика. Главное, парень ее не погиб, в реанимации лежит пока, но говорят, что выживет. А она… И эти ландыши, – Быстрицкая явно была настроена на романтический лад после сегодняшнего насыщенного дня.

– Да, ты права, – Рудаков задумался. Наличие пострадавшего водителя и погибшей пассажирки заставляло удивляться невероятному везению виновника аварии, на котором почти не было видимых повреждений, надо бы экспертизу почитать, когда будет готова. Впрочем, для размышлений у него еще будет время. И так уже весь день себе отравил, ревнивец этакий. Вот же его любимая женщина, рядом лежит, о других не думает, а он полдня как идиот, вместо того, чтоб на ней сосредоточиться, вспоминал об этом кренделе непонятном. Он поцеловал в макушку Маняшу: – Спи, малышка, – и закрыл глаза.

Глава 2.

Адвокатские будни не отличались большим разнообразием. Пара исков, хождение на беседу по делу – вот и вся недолга. Скучающая Быстрицкая погрызла кончик ручки, размышляя, чем заняться вечером, потому что Рудаков сегодня вряд ли появится раньше полуночи. Ничего, кроме телевизора, в голову не приходило. Настроения читать не было. Похоже, и вечером придется поскучать. Разве что Лимон выкинет какой-нибудь фортель. Но, зная характер этого ленивца, она не сомневалась, что он уляжется рядом с ней, а то и прямо на нее, и будет мурчать, а потом дрыхнуть бессовестно, плевав на удобство хозяйки.

Мария уже собиралась уходить, когда зазвонил рабочий телефон. Удивленная, кому это она понадобилась в конце дня, Быстрицкая подняла трубку.

Это был ее недавний клиент Соловьев. Помнится, симпатичный малый, попавший в неприятную ситуацию. Они говорили с ним до первого допроса минут десять. Он, кажется, искренне переживал случившееся и вины не отрицал, да и что тут отрицать: это может случиться с кем угодно. Во время допроса тоже высказывал сожаления о произошедшем, хоть и сдерживал эмоции. Оно вполне понятно – статус мужчины обязывал вести себя подобающе, тем более в присутствии женщины.

Пару-тройку дней она ничего не слышала о нем, ждали результатов экспертиз, чтобы продолжить работу. И вот он вдруг появился сам, не дожидаясь приглашения для дальнейшего участия в деле.

– Мария? – запросто, без отчеств, спросил Соловьев приятным баритоном.

– Да, здравствуйте, – Марья все-таки решила вернуть его в официальное русло.

– Можете уделить мне несколько минут? – вопрос был риторический, раз она взяла трубку.

– Да, конечно, – куда же ей теперь деться? Клиент и есть клиент.

– Дело в том, что я очень переживаю случившееся, но сам к семье погибшей идти не хотел бы. Вы, наверное, понимаете, почему, – он пытался объяснить, тщательно подбирая слова, что показалось Быстрицкой несколько странным, потому что люди обычно в таком состоянии, наоборот, несут всякую ерунду, не слишком контролируя эмоции. Этот Соловьев, наоборот, очень хорошо владел собой. Впрочем, люди разные, у всех своя реакция на стресс, подумала Марья в следующий момент. В конце концов, он руководил сетью автосалонов, как следовало из допроса, а руководство фирмой создает свои привычки.

– Понимаю, – сказала Быстрицкая, чтобы что-то сказать в поддержание разговора.

– Вот и хорошо, – Соловьев явно обрадовался, хотя по-прежнему старался владеть собой. – Мне бы хотелось поэтому, чтобы вы помогли мне, так сказать, в посреднической миссии.

– Вы хотите возместить вред потерпевшим? Очень хорошо, – одобрила Мария. – Это деятельное раскаяние, оно зачтется судом обязательно.

– Да-да, оно самое, – подтвердил Соловьев. – Не будет наглостью с моей стороны предложить сейчас встретиться, чтобы я мог передать вам деньги для потерпевших?

– Хорошо, – хоть какое-то занятие на вечер, но Быстрицкой что-то показалось неясным во всей этой ситуации. Интуитивно она почувствовала, что не так этот товарищ раскаивается, как должен бы. Точнее, раскаивается, даже очень, но как-то иначе, чем надо. Она не могла себе этого объяснить пока, поэтому решила оставить все как есть, об этом всегда можно подумать потом. Возможно, ей просто показалось – ведь это телефонный разговор, а не личная встреча, и она неверно истолковала тон сказанного. – Я на работе и могу вас подождать в кабинете.

– Давайте лучше в неофициальной обстановке, – предложил Соловьев. – Мне так будет проще, да и вам пора отдохнуть.

– Ну что ж, – Мария не видела в этом ничего плохого, ведь это деловая встреча. – Где, когда?

Он назвал ресторан Столешникова, через час. На этом разговор окончился.

Дмитрию нужно было опросить потерпевшего, на которого подполковник Нефедов, его родной и любимый шеф, очень надеялся как на источник информации. В разработке было громкое дело с несколькими эпизодами массового убийства в одном из районов области, оперчасть на ушах стояла. И тут такая удача – один из потерпевших в очередном эпизоде выжил. Поэтому Рудаков, едва получив задание, уже мчался во весь опор в областную больницу, куда того доставили вчера. Бросив машину на парковке и помелькав корочками удостоверения на входе, он добрался до отделения реанимации и прошел в ординаторскую.

Врач, молодой еще, но очень уставший, проговорил с ним о состоянии интересующего лица не более пяти минут, не исключив возможности беседы в ближайшее время, но точно не сегодня, так как пациент в сознание еще не приходил.

– И долго он так может без сознания лежать? – автоматически поинтересовался Рудаков, понимая уже, что сморозил глупость.

– Да сколько угодно. Все зависит от организма, – пожал плечами врач, не глядя на него. Он заполнял историю болезни, и Рудаков был для него лишь досадным отвлекающим фактором. – Кто-то после тяжелой травмы на следующий день уже глаза открывает, а кто-то неделями лежит или даже месяцами.

Рудакову некстати вспомнились снова холодные глаза Соловьева, и он уточнил, попытав удачу:

– А вот на днях тут ДТП было, где девушка погибла. Водитель не у вас, часом?

– Часом у нас, – подтвердил врач, продолжая писать. – Завтра в травматологию переводить будем голубчика, сам уже может дышать.

Удача благоволила Дмитрию, и он счел это хорошим знаком.

– А с ним можно поговорить? Я просто и по этому делу тоже помогаю.

– Поговорите, – разрешил врач. – Отчего ж не поговорить, если очень надо.

Через несколько минут, накинув на плечи халат, Рудаков в сопровождении врача входил в палату, где лежал водитель, пострадавший в ДТП. Это был молодой парень, крепкий, симпатичный, спортсмен, судя по сложению. Темные волосы коротким ежиком, перебинтованная голова и часть торса, загипсованные ноги и правая рука, он лежал опутанный многочисленными проводами и трубками, тянущимися к приборам вокруг кровати, пикающим и мигающим равномерно и тягостно.

Досталось тебе, парень, подумал Рудаков. Хорошо хоть, жив остался.

– Знакомьтесь, Эдуард Ветров, – указал на парня врач. – У вас десять минут максимум, – и удалился.

Парень на койке открыл глаза и посмотрел на Рудакова.

– Я из полиции, – представился тот и показал удостоверение. – Меня зовут Дмитрий. Я хотел бы узнать, что произошло с вами.

– Эдик, – прошептал Ветров. – Ничего особенного, авария. Полина только… – он, кажется, собирался заплакать, но собрался с духом к великому облегчению Рудакова. Он уже видел раньше плачущих мужиков, зрелище не для слабонервных.