Во что бы то ни стало

– Это потому, что ты с юристкой не общалась, – вздохнула Юля, – она мне такие страсти поведала…

* * *

…Дюймовочка выгнала Лениного мужа через год. Лена к тому времени немного оправилась и собиралась уезжать на два месяца в очередную загранкомандировку. Сергей попросил разрешения на это время пожить в ее квартире. Лена разрешила. Ясно, что Сергей попытается начать все сначала. Но тогда Лена еще не приняла никакого решения по этому поводу. А вернувшись через два месяца в квартиру, где ее радостно встретил Сережа, подумала сухо: «Жизнь сложилась, как сложилась. Пусть будет, как будет». Они снова расписались и снова стали готовиться к долгой заграничной командировке.

Но тут влюбилась Лена. Влюбилась в своего начальника. Тот был старше ее на семнадцать лет, давно и благополучно женат. К тому же не имел к Лене никакого интереса. Лена написала предмету грез письмо. Предмет грез сделал вид, что письма не было, а Лены стал сторониться. Но спустя некоторое время потерял бдительность, расслабился и предложил подвезти Лену до дома, поскольку шел дождь. Лена разрыдалась в машине. Роман начался.

Но что это был за роман? Лена хотела всепожирающих страстей и все сметающей любви, а ее избранник – только того, чтобы жена не узнала о его похождениях налево. Но Лена, как всегда, не хотела ничего понимать, замечать, знать – она слушала только себя, свои чувства, свои желания.

Между тем подходил срок отбытия в очередную долгую командировку. Сергей уехал раньше на два месяца, чтобы обустроиться. Со своим же отъездом Лена тянула до последнего. Если бы только ее возлюбленный сказал: не уезжай, останься, – она бросила бы все. Но он, измученный страстями, был рад, что Лена, наконец, отбывает. На самом деле мало кому они нужны в жизни – страсти. Запросы большинства гораздо скромнее и конкретнее.

В одном из самых роскошных городов Европы Лена с Сережей едва протянули год. Они, как и раньше, могли неделями не перекинуться друг с другом ни словечком, и это были еще не самые паршивые их недели. А потом, чтобы хоть как-то украсить свою жизнь, Лена завела роман. Она тогда уже пила всерьез, без тормозов. Однажды, возвращаясь с очередной попойки на машине, задела чье-то авто. Потерпевший вызвал полицию. Лена была настолько пьяна, что разрешила сделать экспертизу. А ведь достаточно было сказать: нет, не разрешаю брать кровь на анализ, и никто бы не посмел. Демократия! Права человека. Но Лена просто-напросто забыла, сколько выпила. Ей казалось, всего стакан. Выяснилось: бутылку виски. Полиция завела уголовное дело: такая степень опьянения и при демократии считается значительной. Но – благодаря папе дело замяли.

Намеренно ли Лена зеркально повторяла ситуацию своего мужа и Дюймовочки, когда все вокруг знали об их романе? Скорее всего, нет. Просто для Лены ее собственные эмоции были всегда важнее всего на свете, а на чужие ей, по большому счету, было наплевать. Роман продолжался открыто и бурно.

И тут у Сергея просто-напросто сдали нервы. Вот Лена обнимается при всех на вечеринке со своим любовником, вот Сергей тащит ее вниз, к машине, чтобы ехать домой, вот Лена упирается и говорит ему что-то злое и обидное, вот он бьет ее, она падает, и он бьет ее ногами, вот она вырывается, садится в машину и уезжает, вот он догоняет ее у дома. Ей удается запереться в ванной, он пытается сломать дверь. Консьержка, услышав шум, вызывает полицию. Вот приезжают полицейские, а он говорит им, что жена случайно заперлась в ванной – сломался замок, и он не может его открыть. Лена трясется от страха в ванной, но молчит, больше смерти она боится скандала, который может подняться в газетах: русский журналист избивает свою жену. Вот полицейские уезжают, и Сергей снова бешено ломает дверь, сейчас он все-таки убьет ее, потому что ненавидит ее, все, что связано с ней, все, что мешает ему жить.

Но, к счастью, шум услышали и друзья, жившие в их доме. Они увели Сергея к себе. Он стал жить у них, опасаясь повторения того безобразного приступа бешеной, агрессивной ненависти.

Ленина жизнь превратилась в стойкий туман: уже едва хватало бутылки виски на день. Чем бы вся эта безнадега кончилась – неизвестно. Но в семейный конфликт вмешалась политика. Из той страны как раз были выдворены 37 сотрудников посольства, обвиненных в шпионаже. Началась антисоветская кампания, всплыла замятая было Ленина история с нетрезвым вождением авто. Лену быстро отозвали в Москву. Следом за ней вынужден был уехать и Сергей.

Трудно сказать, что позволило Лене снова сойтись с мужем. Скорее всего, все то же ее упорное нежелание понимать: то, что происходит с другими людьми – нелюбовь, невезение, несчастья, – все это может случиться и с ней. А может, все было еще проще: Лена боялась остаться одна. Так или иначе, но и на этот раз «любящие сердца воссоединились» вновь.

Воссоединились и зажили себе – не лучше, не хуже других. Лене даже казалось временами: то ужасное, тягостное в ее жизни с Сергеем было недоразумением, наваждением, которое она удачно и без потерь пережила.

У Лены была любимая с детства подруга – яркая красавица и умница Марина. Лена переключилась на ее семейные несчастья – Марине изменил муж, когда та была беременна, сам же сознался ей, каялся, просил прощения, но Марина простить не смогла. И начала с того, что кинулась во все тяжкие. Немного успокоившись, развелась. Лена пыталась образумить подругу – в конце концов, с кем не бывает, мужик-то покаялся. Но Марина была непреклонна.

Лена завела очередной роман, чтобы была в жизни хоть какая-то отдушина. Сергей тут же о романе узнал, несмотря на все предпринимаемые предосторожности. Ему удавалось даже узнавать, где Лена встречалась с любовником и когда.

Такая волшебная осведомленность Сергея вскоре объяснилась – довольно просто и пошло. Как-то Лена позвонила Марине, той не было дома, трубку взял ее пятилетний сынишка. «Заяц, как дела? Какие новости?» – «Мы с дядей Сережей вчера играли в Дендика», – наивно ответил ребенок.

Лена спросила Марину об этих детских играх своего мужа. «Ну что ты? Сережа просто подвозил нас до поликлиники, а потом зашел в гости».

Но через несколько дней Лена увидела их в машине – свою лучшую подругу и своего мужа. Они весело болтали и периодически целовались. Лена рассказывала Марине обо всех своих романах, Марина рассказывала о них Сергею. Все встало на свои места. Замкнутый круг.

Лена впала в страшную, ступорную депрессию. Три месяца в Кремлевке под капельницей.

Психотерапевт долго объяснял Лене, почему ей так плохо. Но Лену тогда в большей степени волновало не почему так несчастливо все в ее жизни складывается, а как ей не сдохнуть от этой безысходности.

Тем не менее, Лена преодолела депрессию, вышла из больницы, развелась с Сергеем. Полгода жила на таблетках. Два года потом только и делала, что меняла мужиков – самоутверждалась.

Однажды Лену послали делать газету на корабле, уходящем в кругосветное плавание. Отец позвонил в Одессу кагэбешникам, попросил, чтобы встретили дочку.

Лену встретил красивый статный майор Володя. Гулял, водил в рестораны, показывал красоты города. На четвертый день они по пьянке переспали. Лена ушла в плаванье. Когда вернулась через два месяца – Володя позвонил: я в Москве, надо встретиться. Пять месяцев он приезжал в столицу на каждый уик-енд. Наконец взмолился: «У меня уже долгов куча, давай что-то решать».

Поженились. Ленин папа помог перевестись в Москву. Полтора года Лена просыпалась с мыслью: «Какая я счастливая». Лена старалась взять побольше переводов – ей нравилось покупать Володе красивые вещи. Как-то спросила: «Ты хоть видишь, как я стараюсь?» Он аж побледнел: «Намекаешь, чтобы я больше зарабатывал? Ты же знаешь – мне негде подработать». После этого Лена стала тратить деньги на себя. Ее друзья Володю не приняли, хотя он был незлобив, высок, красив, обаятелен.

Очень скоро выяснилось, что Володя пьет. И серьезно. Он начинал в пятницу и пил по-черному – до понедельника. Лена не могла понять: зачем? К тому времени сама она пить практически перестала. Ведь все хорошо, и релаксация, которую давал алкоголь, не нужна.

Нетрезвый Володя однажды попал в аварию. Сам отделался царапинами, его брат, который был с ним, угодил в больницу. Шел 1987 год. Разгар борьбы с пьянством. Увольнение из органов было однозначно. Ленин отец опять помог, хотя в то время уже был не у дел.

Лена стала пугать: не бросишь пить – разведусь. И однажды Володя согласился: «Да, давай разводиться». Но еще два года они прожили в одной квартире и спали в одной спальне на огромной кровати. Без интима. Без секса. Володе некуда было деваться в Москве. Когда Володя стал намекать на раздел Лениного жилья, Лена поднатужилась и купила ему однокомнатную квартирку, лишь бы отвязался. После этого Володя женился, и восторженная молоденькая его жена еще долго звонила Лене и говорила, какая Лена хорошая, добрая, щедрая и порядочная женщина.

Потом в Лениной жизни появился Олег. Он был женат. Лена забеременела. «Ты будешь, наконец, разводиться?» – «Ты знаешь,– сказал Олег,– в следующем месяце у жены и дочки дни рождения, я не хочу их расстраивать». А потом по пьянке стукнул машину, в которой была и беременная Лена. Выкидыш. И тогда именно бывший муж Володя бегал по аптекам за нужными лекарствами – Олег справлял дни рождения жены и дочки.

Он все-таки развелся. Но Лена теперь не спешила проштамповать свой паспорт. Зачем? И так все понятно.

Потом умерла мама. Умерла легко, красиво и быстро – упала на даче. Сердце. Потом стало известно, что отец неизлечимо болен. Он умирал долго, тяжко, и Лене хотелось одного – чтобы это скорее кончилось. Теперь она вспоминает об этом и мучается.

Казалось, что уже все было, что жизнь прожита. В нелепых замужествах, глупых романах, пусто и бессмысленно.

Но тут Лена встретила Виктора. Как награду за все прошлые несчастья.

Глава 3

Юля топталась в назначенном месте, у порога чужого ЖЭКа, уже минут пятнадцать. Но она не роптала: сегодня был настоящий весенний день – свежий, но теплый, с томительным запахом распускающихся почек и ясным голубым небом. Юлия наслаждалась весной.

Лена как-то в разговоре обмолвилась, что она, дабы стимулировать окончательное решение Виктора поменяться на измайловскую комнату, заплатила ему определенную сумму («Он как раз сидит на мели и в долгах, деньги ему кстати»). Конечно, у Лены тут рядышком родители живут, она заинтересована именно в этом варианте обмена.

Да, но вот гнусность – Юля вспомнила о предостережениях ушлой адвокатессы – как же ухитриться быть все время начеку и не дать себя обмануть? Правда ли Лена с Виктором разводятся? – спросила юристка. Да, вроде, правда. Юле и в голову не приходило сомневаться в этом. Впрочем, продувная юристка абсолютно права: нельзя расслабляться. Подозревать надо всех! Только тогда тебя не смогут обмануть.

И Юля, исполненная решимости тщательно отслеживать все нюансы поведения своих обменщиков, радостно вдохнула легкий весенний воздух. Как хорошо! Как хорошо, что они не уедут из этого района, Юле здесь очень нравилось. Однажды Юлина подружка добиралась пешком к Юле в гости от Таганки по Большой Коммунистической улице: «Потрясающе! Как будто в другом городе побывала!» Да, и этот город называется Москва. Москва, которая спряталась от большевиков в окольных переулках, не пересекающихся с их магистральными дорогами, и потому чудом выжила. Когда-то Елизавета кинула эту землю старообрядцам – подальше от центра, у дальних застав. У обстоятельных старообрядцев, ведомо, всегда хорошо шли дела – со временем район этот застроился богатыми купеческими особняками. Улицы, которые сейчас называются Коммунистическими – Большая и Малая (яркое свидетельство тому, что Господь хранит, слава ему, этот ломоть города от внимания всех властей – на этот раз и «демократических») именовались Алексеевскими – полуразрушенный храм святого Алексия остался здесь и сейчас. Здесь жила и знаменитая купеческая фамилия Алексеевых. К ней принадлежал, как известно, и человек, взявший, дабы не позорить приличную семью актерством, псевдоним Станиславский. Здесь же сохранился дом, где родился Константин Сергеевич, и его фабричка рядом, где он заработал деньжат на МХАТ. Теперь здесь кабельный завод.

На Андроньевской площади серая церквушка. На этом месте когда-то стоял скит Сергия Радонежского, здесь он благословлял Дмитрия Донского на Куликово поле. Церковь эта была намечена на снос в 1980 году. Тогда она стояла вся облупленная, и из купола росла береза. К счастью, государство поиздержалось на Олимпиаде, не хватило денег на снос. Потом пришли другие времена… Теперь в крепкие купеческие особнячки вселяются, предварительно тщательно отреставрировав их, коммерческие фирмы, и эта чудом сохранившаяся Москва опять живет.

Юля обожала этот район. Здесь каждую минуту глаз цеплялся за старые стены с милыми старинными архитектурными излишествами, и домишки были в два-три этажа – не давили на психику своей высотой и унылыми углами. Да, здесь Юлии было хорошо. О, как же здесь было хорошо. Даже несмотря на тот цинизм, который сегодня царит в обществе. Это же надо додуматься! Показать по телевизору такую похабную пленку с участием якобы Генерального прокурора. А ты потом ходи, доказывай, что это не ты на пленке. Какой ужас!

– Ау! Прости, что опоздала. Виктора еще нет? – Лена поправила сумочку на плече.

– Нет, ну ты только посмотри, что они делают! – Юлия пылала благородным негодованием. – Какие подлые! Циничные!

– Ты о чем? – удивленно спросила Лена.

– Как о чем!!! Ты что, не смотрела вчера телевизор?

– А нечего по девочкам бегать, – довольно-таки сварливо осадила Юлино благородное негодование Лена. – Ой, ну, мужики все одинаковые – хоть Генеральный прокурор, хоть дворник, а все слабы на передок.

– Елена! Можно ли быть такой циничной? – прошептала зардевшаяся Юлия и заозиралась, словно опасаясь, что их услышат. – Что ты такое говоришь? Какие слова ты употребляешь!? Ты же женщина! Журналист! Ты должна бороться за чистоту русского языка!

– Никому я ничего не должна, – сказала с раздражением Лена. – Я – носитель языка. Имею право говорить, как хочу. Это пусть иностранцы стараются.

– Елена, – продолжала говорить шепотом Юлия, – но ведь ты понимаешь, что его просто подставили. Подставили! Я очень даже хорошо представляю, как это было. Заманили. Мальчишник, то да се. Выпили. Все мужики пошли по бабам. А он что, хуже всех?

– Юля, он – Генеральный прокурор. Он обязан знать о последствиях.

– В газетах пишут, еще и на директора ФСБ такая же пленка есть. Вот ему прощения нет никакого. Вот его-то – убрать надо с должности. Потому что он оперативник – обязан предусмотреть. Глава ФСБ – и проворонил, что его на пленку снимают. Здесь налицо профнепригодность! Натуральная причем! Фээсбэшника – за такую пленку надо уволить! А прокурор – он и не обязан ничего такого предусматривать. Он за законностью должен следить. А записывали его незаконно!

Елена с сожалением посмотрела на не в меру разбушевавшуюся политиканку.