Дом в Мансуровском

– Ты дурочка, Ась! – уверенно сказала Латифа. – Так делают все! Для этого и идут в столовые и рестораны. Поймают? Да брось, какое «поймают»? Тогда всю страну надо поймать, а на всех тюрем не хватит!

Ася успокоилась, но все равно боялась, старалась уйти, когда мама возвращалась с работы и начинала разбирать старую, с потертыми белесыми ручками коричневую дерматиновую сумку.

После того как мама пошла работать в столовую, все ощутили, что жить стало легче. Девочкам купили новые платья и обувь, да и мама приоделась, сшила у портнихи новое пальто с меховым воротником, купила зимние сапоги.

Появился сказочной красоты флакон с духами, подарок отца маме на день рождения. Но еще лучше была коробка от них: темно-зеленая, с золотым внутри, распадающаяся на две части, как волшебная шкатулка. Духи назывались «Каменный цветок». Флакон вынули из красивой коробки, поставили на шкафчик с посудой, а восхитительную коробку отдали девочкам.

Ах, как пахла эта коробка!

Ася отвоевала ее у сестер и поселила туда маленькую тряпичную куколку, которую сшила мама. Куклу назвали Дюймовочкой.

– Не Дюймовочка, а принцесса, – смеялась мама, – живет во дворце! И вы, девки, стремитесь!

– Куда? – спрашивали сестры. – Во дворец?

– Замуж за приличных людей. Какой уж дворец! Хотя бы с квартирой!

В те годы они, наконец, увидели столицу – Красную площадь, Царь-пушку и Царь-колокол, улицу Горького, Парк культуры с колесом обозрения, с высоты которого была видна вся красавица Москва. И Выставку достижений народного хозяйства с золотым фонтаном Дружба народов, который Асю потряс. И павильон Космос, где девочки замерли. И Бородинскую панораму, зайдя в которую потеряли дар речи.

Прокатились на прогулочном пароходике по Москве-реке, увидели главный магазин страны ГУМ, где продается самое вкусное в мире мороженое, Исторический музей и еще много чего. Например, театры, куда их водили со школой. И вот тогда и пришло осознание, что Москва – самый великий и самый красивый на свете город, а они, сестры Акишевы, теперь москвички, и гордость заполняла их маленькие сердца.

Через шесть лет папа получил медаль и звание Героя Социалистического Труда, а еще через полгода – большую, просторную, светлую трехкомнатную квартиру, собственное жилье, и постоянную московскую прописку.

После восьмого класса Ася пошла в медучилище. Зухра окончила кулинарный техникум и устроилась в небольшое кафе возле дома, а Латифа работала продавцом в магазине.

В родную деревню по-прежнему ездили летом, во время отпусков и каникул. Дедушке отказывали ноги, и он почти все время лежал, а на хозяйстве оставалась бабуля, но и ей было трудно – возраст. «Закалка есть, а сил нет», – грустно смеялась она.

Вскоре пришлось расстаться с хозяйством – продали кормилицу-корову, и бабушка выла на всю деревню, – а потом зарезали почти всех кур и гусей, оставив совсем немного, как говорится, на еду и на яйца. Москвичи увозили с собой огромные, неподъемные баулы – теперь у них был холодильник.

После барака собственная трехкомнатная квартира показалась им раем. Еще бы! Теперь у них имелись общая комната – зал, комната девочек и родительская спальня. И пусть кухня была совсем крошечная, пятиметровая, и усесться всем вместе не удавалось – обедали и ужинали по очереди, сначала девочки, а потом родители, – это никого не смущало. Зато в выходные и праздники стол накрывали в зале и рассаживались свободно.

На мебель копили и первым делом купили кухонный гарнитур, а потом кровати для девочек и диван для родителей, а уж дальше собирали на стенку, мамину мечту. Осуществилась эта мечта через четыре года после переезда.

Ася давно привыкла к большому городу, правда, в душе оставалась все той же робкой деревенской девчонкой, тоскующей по свободе, простору и вольной жизни.

Но в Москве были театры. А театры, спектакли, ее завораживали, после финальных поклонов она еще долго не могла прийти в себя. Волшебство, дивный сказочный мир. Ася собирала фотографии актрис, продающиеся в газетных киосках, и мечтала стать актрисой. Украдкой, подолгу разглядывала себя в зеркало и сравнивала с фотографиями.

«Нет, не пройду, – вздыхала она. – Разве можно сравнить меня с белокурыми красавицами Скобцевой или Ларионовой? Или с брюнетками Быстрицкой и Фатеевой?»

Правда, были актрисы попроще, например, замечательные Инна Макарова или Надежда Румянцева, курносые и щекастые, симпатичные, задорные, но похожие на обычных женщин.

Ася тоже была курносой, так, слегка. И глаза у нее были светло-серые, а не черные, как у сестер. Светло-серые и большие, с легкой, чуть заметной раскосинкой. А вот волосы темные, жесткие и прямые – поди накрути на бигуди! Но, невзирая на светлые глаза, восточная кровь в ней читалась. Сколько раз ей задавали вопрос, кто она по национальности.

– Башкирка, – гордо отвечала Ася.

Она навела подробные справки: чтобы поступить в театральный, нужно было окончить десять классов, иметь хороший аттестат и, конечно же, подготовить басню, отрывок из поэмы или стихотворение, быть готовой спеть песню и станцевать.

В седьмом классе Ася записалась в театральный кружок при Доме пионеров. Кружок вела пожилая и строгая Любовь Ивановна, в прошлом актриса. Через полгода Любочка, как звали ее за глаза, сказала Асе, что у нее есть перспектива.

От смущения и радости у Аси перехватило дыхание.

– В общем, девочка, если надумаешь – займусь тобой индивидуально! Индивидуально и бесплатно! Ты меня поняла?

«Я буду актрисой!» – повторяла Ася по дороге домой. «У тебя есть перспектива», – Любочка сказала это именно ей, Асе.

– Мам! – закричала она с порога. – Мам, послушай, что я расскажу! Это сенсация, мам!

Мама возилась на кухне, в тарелке горкой лежали горячие беляши. Ася схватила один, надкусила и обожглась. Усмехнувшись, мама осуждающе покачала головой:

– Руки сначала помой, а потом хватай, сенсация!

Она выслушала Асю с поразительным равнодушием.

– Мам, – теребила ее дочь, – ну что ты молчишь? Здорово, правда? Сама Любаша сказала, мам! А она очень строгая!

– Посуду помой, – как будто и не слышала ее, велела мать, – и суп погрей. И еще, Ася. – Она присела на табуретку. – Оставь эти глупости. В актрисы она собралась! Совсем спятила. Какая из тебя актриса, очнись! Очнись и посмотри на себя. После восьмого класса пойдешь в медучилище. Профессию получать. Медсестра – это всегда кусок хлеба. Какой институт, Ася? Тем более – театральный! Да кто тебя примет, дурочка? Там дети актеров и дипломатов. А мы, дочка, мы из простых, деревенских, рабочая косточка. Не возьмут тебя в актрисы. Выкинь это из головы и садись обедать! Тоже мне, «Любочка сказала»! А кто твоя Любочка? А? Что молчишь? Тоже актриса? Актриса погорелого театра! Кто ее знает, твою Любочку? «Любочка сказала»! – с издевкой повторила мама и вышла из кухни.

Есть расхотелось. Даже на любимые беляши Ася смотрела с отвращением. Она мыла посуду и глотала слезы. Как же было обидно!

А может, пойти наперекор? Потихоньку бегать к Любочке заниматься индивидуально, а потом… Что будет с родными, если она поступит? Правда, там конкурс… Но как обманывать своих, тем более что в медучилище поступают после восьмого, а в институт после десятого!

Жизнь все решила за нее – с мечтой пришлось расстаться, у папы случился инфаркт. Спасибо врачам, вытащили, но дали инвалидность и работать в цеху запретили.

– Вот, дочка, – сказала мама, – тебя сам Всевышний ведет в медицину! Будешь папу лечить. А там и меня… И запомни, семья – это главное.

Ася запомнила.

После экзаменов она отнесла документы в медучилище. Какая тут конспирация, когда так болен папа! Выходит, не судьба ей быть актрисой. А как было жалко расставаться с мечтой! Но мама права: жизнь – это реальность, а все остальное по большому счету чепуха.

Ася часто думала и о своей судьбе. Странно у нее все сложилось.

Она и подумать не могла, что Александр Евгеньевич, ученый, большой человек, отец двух чудесных девчонок, может сделать ей предложение.

Нет, это событие глаза ей не застило – ни в коем случае! Все она понимала, кто он, а кто она. Он – профессор и потомственный интеллигент, у него дворянские корни. Она – простая девчонка из рабочей семьи, к тому же приезжая. Нет, алкашей и уголовников в их семье не было, семья была крепкой, дружной, трудолюбивой. И все же они с разных планет.

Со стыдом вспоминала, как боялась знакомить будущего мужа со своей родней. А ничего, все получилось нормально. Правда, отец был недоволен, что дочка вышла не за своего. А мама сказала:

– Да это же счастье, что хоть одна выбилась в люди!

Да в какие там люди, кем была, тем и осталась: кухня, стирка, магазины. Только что статус теперь другой – она жена. Нет, не только статус, что она говорит! Она самая настоящая жена, как положено.

Конечно, шушукались, что профессор взял ее в няньки для дочерей. Но она-то знает, что это не так. Вернее, не совсем так – то, что происходило у них по ночам за плотно закрытой дверью спальни, знали только они. И в те минуты Ася верила, что Саша ее любит.

И пусть злослословят соседки на лавочке, шипят родные сестры и соседи, пусть. Пусть сплетничают и пусть завидуют, что Ася выбилась в люди, что живет в центре, в большущей квартире. Машина есть, старенькая, но есть, хоть муж не любит водить – за рулем он теряется. Машину недолго водила Катя, первая жена. А может, когда-нибудь и она, Ася, осмелеет и сядет за руль, но пока нет, боится, да и муж не настаивает, тоже боится. И дача есть, дом, что оставила Галина Николаевна, Сашина бывшая теща.

И, конечно же, никакой корысти у Аси не было – не такой она человек. Да и Марусю, девочку свою дорогую, любила она отчаянно. И старшую, Юлю, изо всех сил старалась полюбить. А что до Саши, так здесь и говорить нечего – муж для нее бог и царь, святой человек. Честный и благородный, таких наперечет. И, кроме трепета и восторга, она испытывает к нему огромное уважение как к мужчине и человеку.

А она ничего, нагонит! И книги, что стоят в книжных шкафах, прочитает, и в классической музыке постарается что-то понять. А сейчас альбомы по живописи, которых у Саши множество, втихаря изучает. Сядет в кресло и листает, вглядывается. А как иначе? Жена должна соответствовать мужу, чтобы он ее не стыдился.