Попаданка в сильфиду

Я глянула на него возмущенно. То есть это как «не нужно»?! Это что, он так за свое место при мне переживает? Эгоист проклятый! Я злобно сощурилась и скрестила руки на груди, выпрямляясь в седле.

Но Халмир дотянулся до меня, притянул к себе ближе и зашептал быстро-быстро мне на ухо:

– Тебе не нужно говорить на нашем языке, дура! В немоте твое спасение. И никому, слышишь, никому не показывай, что понимаешь чужую речь!

Я посмотрела на него удивленно, явно показывая, что мне нужны объяснения. Так просто на веру его слова я принимать не собиралась.

– Ты знаешь, как работают рабские ошейники? – спросил Халмир.

Я отрицательно покачала головой. Конечно, нет, я о таком прежде и не слышала.

– Они основаны на магии земли, потому влияют только на физическое тело. Ошейник не может внушить тебе мысли или чувства по желанию хозяина. Владелец может отдать любой приказ, если он не нарушает контракта – а поверь, твой контракт я видел, там нет никаких ограничений, которые бы тебя защитили от хозяйского произвола. Прикажет хозяин тебе крылья вырвать – и ты сама пойдешь вырывать, поняла?!

Я шокировано уставилась на него. Разве такое возможно?!

– Раб может сопротивляться приказам хозяина, но тогда его будет преследовать боль, очень сильная боль. Это одна из самых мучительных пыток – приказать рабу то, что он не может сделать физически. Он не сможет есть, не сможет спать, не сможет ничего. Единственный выход – притвориться, что ты делаешь что-то, чтобы достичь цели. Однажды мне приказали достать луну с неба. Я не чувствовал боли, только пока мог прыгать на месте. Это страшное наказание, поверь мне, Ксания.

Я сглотнула. Но, кажется, мой ошейник работал как-то совсем иначе! Я даже растерянно коснулась золотого колье рукой.

– Некоторые безумцы приказывали своим рабыням полюбить их, и те умирали в муках, не в силах сделать этого. Невозможно внушить себе какие-то чувства, можно только делать то, что приказано. Но это если ты понимаешь приказы своего хозяина. Если же нет, то смысл приказывать тебе что-то сложное – ты не поймешь, и только измучаешься. А портить такой товар никто не хочет, поэтому тебе ничего и не приказывали прежде, – он с улыбкой похлопал меня по плечу. Я удивилась – приказывали ведь! То встать, то сесть, то не выходить из палатки! – самые простые приказы ошейник может заставить выполнить даже ничего не понимающего раба-иностранца или глухонемого. То, что не требует сложных действий, инициативы, творчества, когда хозяин видит и контролирует процесс: сидеть, стоять, не покидать. Это простые вещи, минимальные ограничения. В остальном же ты была свободна, девочка. Твоя немота и глухота – твое спасение. Не пытайся выучить местный язык и никому не показывай, что знаешь его, пока не поймешь, что в безопасности. Мой тебе совет, – и он сунул мне в рот очередной орешек, погладил по голове, как ребенка, а потом отвернулся. Я увидела мрачного орка с колечком на клыке, который проехал мимо, проводив нас подозрительным взглядом.

/\/\/\

На привале я постаралась выглядеть еще тупее, чем на самом деле: взмахивала руками и бормотала что-то невнятное, пугая людей и настораживая орков. Халмир сажал меня рядом, гладил по головке и выдавал сладости. И начинал рассказывать какие-то очередные сказки. Людям он пояснял, что чужая речь меня успокаивает.

– Это как с норовистой лошадью – неважно, что говоришь, главное хоть что-то, чтобы она речь человеческую слышала, чтобы интонация была успокаивающая, – пояснял он пленным купцам, и те кивали со знанием дела.

Как я в этот момент их всех ненавидела! Но приходилось затыкать свое эго, все же рассказы Халмира про мучения от неисполнения приказа меня очень испугали. Лучше уж пусть за дуру держат, чем мучают. А там, глядишь, удастся выгодно пристроиться и «поумнеть».

В воображении я рисовала себе прекрасного молодого халифа или хотя бы какого дворянина, которому добрый папаша купит меня-диковинку. И он влюбится в меня с первого взгляда, а я сперва не смогу ему доверять, а потом все же покажу, что понимаю его речь. Он избавит меня от ошейника, осыплет золотом, и мы поженимся. А потом я рожу ему сыночка или дочку, а, может, и обоих. Правда, крылья в мечты не очень вписывались, но, думаю, и им найдется применение.

Пока в сказках, что рассказывал Халмир, не было ни слова про крылатых людей. Уверена, если бы он знал что-то такое, рассказал бы… а, может, и нет, наоборот, попытался бы скрыть. Черт, как же неудобно иметь дело с таким скрытным и ненадежным человеком! Еще и не поговоришь нормально, чтобы выведать у него все.

– Есть в Халифате место, где всякий раб мечтает оказаться, – рассказывал Халмир мне очередную сказку на ночь. Да и остальные пленники тоже прислушивались. – Посреди пустыни, что когда-то звалась Мертвой, однажды по воли великой волшебницы появилось озеро, прозванное Солнцем. Вокруг него выросли дивные растения, поселились там свободные люди. Строга колдунья со своими подданными, требует она, чтобы у мужа, как бы богат он ни был, была лишь одна жена и никаких наложниц. А рабство там запрещено, всякий раб, что окажется на их землях, будет освобожден. И, ежели в оазис заедет владелец раба, оставив того за границей плодородных земель, контракт рабский также будет разорван.

Я думала, что сейчас все посмеются, но неожиданно заговорили серьезно:

– Да брехня это все, – сказал один из пленников. – Мой кузен ездил в оазис ОванХор, и рабы все при нем остались.

– Так он в оазис-то не въезжал, остался в гостинице. А торговали его слуги – очень уж он на них после ругался, – заспорил другой.

– Да много ты знаешь про моего кузена!

– Его слуга – мой родственник, а ты прямо много знаешь! – заспорили они между собой.

Мне только и оставалось удивленно хлопать глазами. Я-то думала, это сказка.

На следующее утро мы почему-то никуда не поехали, так и остались на месте, где был организован привал. Все это время мы с орками двигались на север примерно вдоль реки, но не совсем по берегу, а держались так, чтобы с воды было незаметно. Вот и сегодня стояли за песчаным холмом, скрываясь от человеческих лодок, что изредка проходили по реке. А потом я увидела, как на руку главного орка приземлилась здоровенная птица с желтым оперением.

– Племя Золотых Соколов, теперь все понятно, – выдохнул Халмир, наблюдающий за этой сценой. – Я все думал, как он сумел подать знак своим, чтобы наш караван перехватили, а он птицу послал. Только представители этого племени могут управлять не только зверями, но и некоторыми птицами. Ох, и дураком же был наш прежний хозяин! С этим племенем связываться себе дороже. Лучше бы он ему за работу заплатил.

Орк тем временем будто бы прислушивался какое-то время к птице, а потом прорычал на орчьем новость своим воинам:

– Шаман скоро будет здесь, его отряд уже переправился через реку.

Я напряглась. Вспомнились слова этого орка, когда он поймал меня на поле боя, что я должна понравиться их шаману.

Глава 11

Группа орков вынырнула из-за бархана через несколько часов. Мне будто что-то подсказало, куда смотреть, и я стала первым свидетелем эпичного появления. Впереди на белоснежном верблюде ехал низкорослый толстый зеленый орк, напоминающий разукрашенную татуировками жабу. На лысом черепе торчал куцый хвост черных волос с вплетенными в него перьями птиц, на лице переплетались линии геометрических рисунков, притягивая взгляд и не позволяя зафиксировать его выражение. Я как-то сразу поняла, что это и есть Шаман. Его окружали еще восьмеро орков, как мне показалось, куда менее матерых, чем те, что захватили караван: они были как-то помельче ростом, менее накаченные, в более скромной одежде, без такого обилия татуировок, фенечек, кулончиков и других украшений, как у наших пленителей.

Однако, когда шаман верхом приблизился ко главе отряда, тот вежливо поклонился и прорычал на орчьем слова приветствия, а потом сообщил, что великого колдуна ждут богатые дары.

– Вождь будет недоволен, – цыкнул шаман, но все же улыбнулся, и его белый верблюд лег на песок, чтобы всаднику удобнее было спуститься.

– Тот человек нанес мне оскорбление, – выпрямившись, недовольно прорычал глава отряда.

– Я не оспариваю твое право на месть, СакрКруш, но тебе следовало тихо прирезать его ночью, а не устраивать показательное выступление, привлекая своих побратимов. Люди могут развязать войну и отправить на наши земли своих огненных магов. Против них не выстоят никакие звери, которыми мы сможем повелевать.

– Людской вождь умер, а люди режут друг друга за его посох. Некому отправлять магов, – отмахнулся орк. – А тот торговец опозорил меня перед своими людьми, поэтому они тоже виновны.

– Ты не прав. Людской вождь умер, но у него остался наследник, чья магическая мощь не знает равных. Он воздвиг новую столицу в сердце пустыни и ждет своего часа. Если орки будут вести себя слишком агрессивно, люди объединятся против нас под рукой нового вождя, и тогда нам несдобровать.

– Людской вождь слаб, если не может уже сейчас взять свое племя под контроль!

Шаман снисходительно рассмеялся:

– Людские земли – не маленькое племя, в людской вождь должен управлять многими тысячами тысяч, а не десятками сотен. Я скажу вождю, чтобы не отпускал тебя больше на человечьи земли, раз ты ничего не смыслишь в том, что здесь происходит.

Лицо СакрКруша потемнело до цвета хвои старой елки, что, очевидно, означало у них то же, что краснота лица у людей. Он со злостью сжал кулаки, но вот возразить своему шаману не посмел, лишь склонил голову резким движением и отошел прочь, когда тот небрежно взмахнул рукой.

– Ты не понимаешь, что они говорят, не забывай об этом, – злобно прошипел мне на ухо Халмир, и я поспешила отвернуться, впрочем, продолжая прислушиваться.

– Кого вы избрали? – тем временем спросил шаман.

Пленившие нас орки забегали и начали разделять караванщиков на группы по одному им понятному принципу. В итоге вышло, что в сторону были оттащены в основном те, кто составлял охрану каравана и лишь некоторые торговцы. Многие из них пострадали во время сражения, некоторые так и не оправились. Один из мужчин так и не пришел в себя, его било в лихорадке все дни пути. Капельницы ему ставить было некому, его только поили разбавленной водой и перетертой похлебкой, которую ели остальные, а иногда один из орков что-то колдовал над ним. Так как ухода нормального не было, воняло от него соответствующе. Еще несколько человек были в чуть лучшем состоянии – хотя бы в сознании, но очень слабы. У других дела обстояли получше. Но шаман все равно строго осмотрел всех и забраковал почти всех больных:

– Нам нужны только сильные воины.

– Они сильны! – возразил один из орков. – Они отважные и умелые.

Шаман смерил его таким взглядом, будто тот сморозил несусветную глупость, но соизволил пояснить:

– Сила человека куда меньше силы орка. Мы примем лишь тех, кто может перебороть не только воина, но и болезнь. Зачем он нужен, чтобы племя скорбело о нем?

Орк потупился и, отрицательно помотав головой, ушел.

После Шаман начал творить какое-то странное действо. Он взял котелок, насыпал в него какой-то грязи, песка, золы, воды, все перемешал, напевая странный мотив без слов. Смысла в тексте его песни я не чувствовала, но благодаря этому мотиву грязь в котелке будто забурлила без огня, а потом начала шевелиться, будто выпуская щупальцы. Я едва не приподнялась повыше, чтобы разглядеть, но Халмир дернул меня вниз и придавил на удивление сильной для такого сухенького старика рукой. Впрочем, кажется, на мои метания никто не обратил внимания – все люди и орки были поглощены ритуалом.