Безопасный человек. Странная история обычного города

Помню, я подошёл к ней, ожидая, что та не обратит на меня внимания. Опыта общения с девчонками у меня к тому времени было не так много, и тот ограничивался несколькими фразами с одноклассницами. Если не брать в расчёт, конечно, моего классного руководителя Татьяну Васильевну вместе с другими преподавательницами. Поэтому, особо не ведая, что может произойти, набравшись смелости, я подошёл к ней с предложением помочь влиться в коллектив. Иронично – аутсайдер и коллектив. О чём я только думал?

Кстати, тогда я подтвердил ещё одни сомнения на свой счёт. К доске меня почти не вызывали и чаще всего не обращали внимания. После тех случаев на дороге, я догадывался – почему. Но не знал из-за чего это происходило, то ли я сам в тот момент создавал препятствие или вообще безо всякой причины становился совершенно незаметным для окружающих.

К тому времени я догадывался, что «безопасным» и невидимым для остальных я был только в момент каких-то разногласий. Похоже, люди меня видели и воспринимали, когда рядом не было каких-то противоречий. И не важно, кто те начинал – я или совершенно посторонний человек.

Тем утром мне нужно было в этом убедиться. Я должен был узнать, до каких границ распространяется моя невидимость. Поэтому решил убить сразу двух зайцев. Познакомиться с новенькой (с замиранием сердца я думал об этом все утро) и выяснить, увидит ли та меня из-за моего волнения. Если не обратит внимания, значит пределы моей «безопасности» не ограничивались конфликтными ситуациями. Что было бы весьма прискорбно.

Я попытался внезапно вспотевшей ладонью пригладить свои вечно торчащие волосы и даже расправил примятую рубашку. Тогда было принято заправлять рубаху в брюки. Но я никогда этого не делал и носил всегда навыпуск. В принципе это выглядело не очень стильно, как сейчас выражаются. Скорее даже неряшливо. Я совершенно не заморачивался насчёт своего вида и только в тот момент внезапно понял, насколько нелепо выглядел.

Разумеется, вряд ли новенькая ждала, что к ней ломанётся какой-то придурок, та просто вошла в класс и села на свободное место во втором ряду. Абсолютно невозмутимо. Эта спокойствие добавляло ей загадочности.

Поначалу пара одноклассниц – прежних признанных красавиц с опаской и явным осуждением взирали на вошедшую. Я тоже её рассматривал, не скрывая своего интереса, отметив для себя, что её отстранённость, добавляла ей красоты. Она явно была чужой здесь. Но именно это меня и влюбило в новенькую окончательно. Она тоже выделялась среди остальных. Манера говорить, поправлять волосы и даже двигаться – всё выдавало в ней «чужачку». Тем делало для меня ещё более привлекательной. Я еле дождался конца урока, решив подойти к той сразу, как только прозвенит звонок, и, окинув взором остальных одноклассников, заметил, что, похоже, не я один решил проделать это с первым же звонком на перемену.

В классе я сидел за самой последней партой в первом ряду. Раньше это место мы называли «камчатка», по аналогии с удалённостью географического полуострова. Обычно туда перебирались самые отстающие ученики. Я же, скрываясь за спинами одноклассников, мог еще, и заниматься своими делами, например – читать книги. Уроки я усваивал хорошо, поэтому мне было достаточно прочитать параграф, чтобы ответить на любой вопрос учителя без лишних проблем. А так как меня спрашивали очень редко, я мог спокойно отсидеть все уроки, читая Марка Твена или как позднее, Стивена Кинга.

Когда урок закончился, помню, я встал, размялся и, приведя себя в относительный порядок, учитывая общую нестабильность моего существования, ломанулся через весь класс, пытаясь обогнать возможных конкурентов, к Кире. Да, новенькую звали Кира Баталова. Среди одноклассниц – её имя тоже было необычным, как и она сама.

Похоже, я не упустил свой момент. Правда, не мог придумать ничего лучше, чем протянуть ей свою пятерню для рукопожатия. Она, посмотрев вначале на мою руку, затем на меня, подала свою. Её ладонь была тёплой и очень мягкой. Необычное ощущение. Я никогда не здоровался с девчонками за руку, не знаю, что в тот миг на меня нашло. Сильно смутился, когда та ответно пожала мою ладонь.

Диалог тогда завязался довольно простой. Но всё-таки он состоялся. Она меня увидела и мало того, посмотрела прямо в мои глаза. В тот момент я испытал катарсис. Моя подозрения не оправдались. Значит, пока не было никакого конфликта или опасности, я был в обозрении.

– Эй, привет. Ты откуда к нам?

Она, совсем не смущаясь, даже как-то расслабленно для новичка, находящегося на чужой территории, ответила:

– Привет. – Она осмотрела меня, не отведя взгляда. – Из Ленинграда. Родители переехали. – С сожалением усмехнулась. Это у неё получилось как-то по-взрослому. Так иногда усмехалась мама, когда обсуждала проблемы на работе. – Ну, а мне куда деваться? И я за ними. – В глазах мигнула эта взрослая горечь и исчезла. Она вновь невозмутимо взирала на меня. Не знаю, любой другой бы на её месте наверняка волновался в новом окружении. Тем более, когда мои одноклассницы бросали в её сторону многозначительные взгляды. Но ей было словно плевать на всё. Словно она руководила всем окружающим миром. Это было необычно. Девочки её возраста себя так не вели. В этом взгляде был виден опыт прожитых лет, чего быть не могло. Я сразу её зауважал. Новенькая держалась очень достойно. Сейчас бы сказал, что в ней была харизма. Она притягивала к себе большинство людей, являясь прирождённым лидером.

Зависла пауза. Я уже хотел было развернуться и трусливо бежать, так как растратил весь свой запас смелости общения с девочками, как вдруг она моргнула и спокойно произнесла:

– Меня зовут Кира Баталова, приятно познакомиться.

Я не успел сказать ей в ответ ничего многозначительного и остроумного. Позже, я прокручивал эту встречу у себя в голове и, конечно, для себя самого придумывал разные эффектные короткие фразы, которые тут же сводили её с ума, и та была готова кинуться в мои объятия.

Помню, я лишь буркнул ей, внезапно теряя всякую самоуверенность:

– Селен Корионов. – Произнёс своё имя, не зная, куда провалиться от стыда. Родителей я очень любил. Те были скорее моими друзьями, нежели обычными взрослыми. Но их шутку с именем до этого времени, ещё долго не мог оценить.

– Селен? – Она сощурила глаза и мне показалось, напряглась. Но лишь на секунду. Похоже, не я сам, а моё странное имя всё-таки выбили из колеи. Помню, в тот миг поблагодарил за него всех богов и лично Менделеева.

– Это что-то химическое, по-моему?

– Да, – Всё ещё испытывая стыд, пробормотал я. – Химический элемент периодической системы Менделеева. Мои родители хорошие химики, но шутники, как видишь, не очень.

Я рассчитывал, что разговор продолжится, но, похоже, действительно весь мой запас заметности на тот день был истрачен. Она резко отвернулась и сев на своё место, начала листать учебник алгебры. Поначалу я не мог понять, почему Кира так быстро потеряла ко мне интерес, а затем догадался.

Возле учительского стола пара моих одноклассников затеяла перепалку. Рядом со мной назревал конфликт, и я автоматически перешёл в другое состояние, которое уже не мог изменить. К тому времени я разобрался в причине, но ничего не мог поделать с тем, КАК это работало.

Стоило мне только подойти чуть ближе, как оба одноклассника перестали цепляться друг к другу, и как ни в чём не, бывало, разошлись по своим местам. Разумеется, в тот момент вообще все в радиусе двадцати метров потеряли ко мне интерес, в том числе и Кира.

И вроде я уже почти привык к своему «прозрачному» существованию, к взглядам, которые смотрели сквозь меня, к людям, которые готовы были расквасить друг другу носы, но внезапно впадающим в полную прострацию, но всё равно холодок ещё бежал по спине, когда я пытался понять замысел этой загадки.

Под моим «влиянием» все всегда заканчивалось спокойно и как-то неторопливо. Как будто никакой грызни до этого не было и в помине. Я предполагал, что творилось в их разуме, но не мог представить, что именно те видят перед собой в этот момент. Кого именно они обходят стороной? Кто вставал на их пути? Кто заставлял расходиться в разные стороны?

Я завёл дневник, куда записывал все случаи, которые мне удалось таким образом разрешить. К седьмому классу, не считая случая с Митькой, их набралось не меньше трёх десятков. Так что, как вы поняли, я выработал привычку и уже больше не сбегал с места происшествия.

Ещё раз, посмотрев на пустые взгляды своих одноклассников, который проходили через меня, я поймал единственный, который меня заинтересовал. Я любовался её искренней улыбкой и внезапно понял, что могу воспользоваться своим положением. Я мог добиться того, чего возжелал. На долю секунды я был готов, подойти к ней и дотронуться до её волос, но осёкся. Хотя этого было достаточно, чтобы я разделился. Во мне зародилось моё безнаказанное Альтер-эго. Темная часть, жаждущая власти над поведением людей.

Именно эта часть натолкнула меня на новую проверку. Впервые я решил использовать свою особенность в собственных интересах. Стоял солнечный май, а на носу были переводные экзамены.

«Пора всему этому поработать на меня!»

И оно начало работать.

Глава 5

Я заканчивал седьмой класс, когда Ленинград переименовали в Санкт-Петербург. Новенькую теперь все называли не иначе, как «Кира из Питера».

«Ну, знаешь, ту Киру из Питера, у неё отец ещё этот знаменитый ведущий…», «А мне Кира из Питера сказала, что нужно делать так…», «Кир, ты же та самая Кира из Питера? Слушай, а можно твоему отцу привет передать?»

Она сразу влилась в коллектив класса, и даже наши местные красавицы как-то незаметно попали под её влияние и забыли про свою изначальную агрессию. Что и говорить у той была не хилая харизма для её лет. Но что ещё Киру отличало от остальных девчонок, она всегда сторонилась любых интриг, при этом несла себя по жизни так, словно уже была королевой. Была всегда какой-то спокойной, очень уверенной в себе и целеустремлённой.

Я продолжал учиться, временами скрываясь от класса в результате мелких ссор и стычек одноклассников. Но были и ценные моменты, когда успевал пару раз перекинуться с ней словами на переменах. Но в отличие от неё, сам смущался гораздо сильнее. Поэтому, позднее, когда осознал уже свои чувства, чаще всего старался держаться подальше, даже если мне выпадал шанс пообщаться больше, чем просто: «Привет – пока». Мне казалось, что, если снова заговорю, все заметят, что я втюрился в неё, как дурак.

Хотя, сейчас понимаю, что со стороны это выглядело – полностью обратным. Словно мне одному Кира не нравилась. Я не заговаривал с ней, не подходил, и вообще был гораздо более отстраненным, чем с другими. К тому же на носу были экзамены. А я оставался простым семиклассником, который боялся проявить свои лучшие качества и чувства к девочке.

Несмотря на затаённые мысли, я занимался своими делами, через это напускное равнодушие. Я загружал себя планированием проверки своих возможностей, решая это сделать прямо на первом же экзамене.

Готовясь, я часами просиживал после уроков, в читальном зале районной библиотеки, обложившись словарями, пытаясь выяснить, что со мной. Я изучал не математику, а себя. Я считал, что не может быть, чтобы во всём мире не было ещё такого человека с такими же странными особенностями.

Я не могу сказать, что не был готов к экзаменам. Скорее, я просто надеялся, что моя проверка позволит мне и так сдать математику. В любом случае, экзаменационной проверки я не боялся и тратил освободившееся от зубрёжки время на чтение. Изучив, насколько мог литературу по анатомии и физиологии человека, так и не разобравшись со своей особенностью, понял одно, если всё получится, я смогу быть неуязвимым и не заметным. В этот момент я осознал свою безнаказанность. И решил, что в этом главное преимущество.

Конечно, я понимал это и гораздо раньше. Но именно Кира натолкнула на мысль о каком-то положительном моменте в мой проблеме. Я пересмотрел взгляд на собственную жизнь. Если это нельзя измерить и изменить, то почему бы мне этим не пользоваться?

Экзамен начинался в девять утра. Опаздывать было нельзя, поэтому, слишком увлёкшись планировками, из дома вышел гораздо позже, чем обычно, решив немного сократить свой путь до школы. За все эти годы я это уже проделывал уже неоднократно. Вначале с некоторой опаской, затем с равнодушием. В тот день, наверное, впервые я сделал это с удовольствием.

Выбежав из дома, как всегда, не заправляя рубашку в брюки, я ринулся через двор к дороге. На улице стояла майская жара градусов под двадцать пять. Для Москвы это было необычно. Но погода, последнее, на что я обратил внимание.

Я пересёк двор, прошёл по переулку и вышел к Сущёвскому Валу, спокойно ступая на проезжую часть. Мой желудок больше не сжимался от страха и ожидания, что меня собьют или окрикнут. Я давно убедился, что в тот момент, когда моя нога ступает на асфальт, между мной и автомобилями встаёт какой-то неведомый щит. Единственное помню, я тогда отметил, что машин с первого раза, как я выбежал им наперерез, стало куда больше и среди них становилось всё больше иномарок.

Автомобили, как всегда, не гудели. Водители спокойно ждали, когда препятствие уберётся с их пути. Но играя с людьми, я нарочно остановился и посмотрел на часы, которые отец подарил мне на прошлый день рождения – модные тогда «Электроника 5». Я гордился ими и постоянно улучал минуту, чтобы, как мне казалось при этом, выглядел солиднее, посмотреть на время. Понятно, что со стороны я выглядел полным идиотом.

Отметив, что я сэкономил время перед экзаменом, шумно выдохнув, пошёл навстречу остановившимся авто. Водители тут же отреагировали и, сдавая назад, все как по команде, начали отъезжать. Я усмехнулся. Это было странно, но весело.

То, замедляя шаги, то ускоряясь, я подходил к автомобилям. А те, в свою очередь, откатывались с точно таким же темпом, который я им, получается, задавал. Словно между мной и машинами встала прочная прозрачная стена, которая, двигаясь вместе со мной, не давала приближаться.

Я прошёл около двадцати метров и остановился. Затем ещё раз проделал то же самое. Водители, уставившись в лобовое стекло, отъезжали назад ровно настолько, насколько я продвигался к ним. Я чувствовал себя дирижёром оркестра.

Я остановился снова и огляделся. Люди на тротуарах не видели того, что творилось на дороге. Словно утро продолжалось и всё вокруг не изменялось моим развлечением. Начинался новый рабочий день, и прохожих было уже достаточно. Я с сожалением думал лишь о том, что никто из них не мог увидеть того, что я вытворял. Их мозг отключался или заставлял тех видеть что-то другое, но что – я ещё не знал.