Главное, задира совершенно не обратил внимания на мою агрессию, как будто тому было всё равно. Такого этот мальчишка никогда и никому не позволял.
Именно этот факт меня насторожил. Я вышел из оцепенения, и, придавая своему голосу агрессивную интонацию, крикнул ещё раз ему вслед про встречу на пустыре, но тот даже не обернулся на мой голос.
Мало того, в коридоре уже почти никого не осталось. Все разошлись по классам, словно я не орал благим матом только-что, прямо здесь, посередине школьного коридора на виду у всех. Даже проходившие рядом учителя не сделали ни одного замечания на мои злобные выкрики. Никого не смутило, что я ругался. Хотя, нет. Не прав. Это смутило меня. Мне стало чертовски стыдно за себя. С этим чувством стыда и с последним звонком я вбежал в свой класс.
Но и там, мне никто не сказал ни слова. Моя ругань и даже опоздание сошли мне с рук. Наверное, кого-то бы такое порадовало, но не меня. Я начал злиться и подозревать нехорошее.
Я пришёл заранее в назначенное место. Задний двор школы, где велись занятия, от основного корпуса был отделён деревьями. В глубине этой территории, заросшей берёзами, клёнами и соснами, находилась кирпичная арка. Когда-то давно та была большим складом, который сейчас пустовал. Тонкие железные двери были погнуты руками старшеклассников, которые облюбовали это место для своих тайных делишек. Я много раз видел, как туда протискивались через проём в дверях, парни и иногда даже девчонки, они курили внутри и скорее-всего занимались ещё чем-нибудь противозаконным, о чём я не подозревал, да и не хотел.
Взрослые прекрасно знали про это место и много раз пытались забить хлипкие податливые двери, но каждый раз, старшеклассники находили лазейку, чтобы просочиться внутрь заброшенного строения.
Но меня интересовала не арка, а то, что скрывалось за ней. Небольшой квадрат пустыря, где дети довольно часто выясняли отношения между собой. Я впервые пришёл туда с той же самой целью – надрать зад самому крутому пятикласснику в школе.
Я был готов к чему угодно. Быть избитым. Навалять ему «по самые помидоры». Получить от его одноклассников пару оплеух. Сбежать, сверкая пятками, в конце концов, если тот приведёт своих старших дружков. Но совершенно не был готов к тому, что меня ждало.
К тому, что никто не пришёл. Ни задира, ни его дружки, ни мои одноклассники, которые всегда были готовы посмотреть хорошую драку (чаще всего конечно детские драки были совершенно не зрелищными).
Драки в подростковой среде были едва ли чем-то выдающимся, но не было случая, чтобы мальчишки (да и некоторые девочки) не пришли посмотреть на очередной «махач». В те годы мы казались себе непобедимыми героями, хотя, выглядели по-настоящему жалко. Из нас по-хорошему дралась всего пара ребят, остальные выглядели самовлюблёнными клоунами. И я ничем не отличался, как оказалось.
Сказать, что я был просто разочарован, значит, абсолютно не понимать ребёнка. Я недоумевал – как так получилось, что гроза средней школы пропустил мимо ушей все мои оскорбления и даже пальцем не пошевелил, чтобы преподать мне урок?
Никому из младших классов, да и некоторым шестиклассникам не удавалось уйти от того безнаказанными, но в этот раз он совершенно не обратил внимания на такую дерзость. Что произошло? Тот никогда не отвечал на угрозы молчанием, о чём могли рассказать почти все мальчишки из нашей параллели.
Но я всё же ждал его. Ждал с мыслью, что возможно тот просто запаздывает, раздавая прощальные тумаки своим одноклассникам. Возможно, в свою очередь, именно тот пятиклассник выжидал, что это я не приду и испугаюсь. Ведь обычно никто не является добровольно на своё заклание. Я стоял, распаляя себя злостью и не чувствуя холода. Ещё не знал тогда, что адреналин, поступающий в мою кровь из эндокринных желёз, заставлял не замечать холодного промозглого ветра.
Стоял конец октября. С неба моросил мелкий, мерзкий и колюче-холодный дождь. Серые облака скользили по крышам и скрывали высотки. Я взирал на блёклое небо, вымокая до основания. Но всё ещё ждал, уже понимая, что сюда никто не придёт. Всё было напрасно. Я оставался там до тех пор, пока к пустырю не заявилась группа старшеклассников. Один из них, заметив неожиданного свидетеля, окликнул:
– Чего ты здесь делаешь, а ну, геть отсюда! – И как-то внезапно отведя взгляд в сторону, резко замолчал.
Я практически взвыл в серое небо, чертыхнулся и сбежал оттуда со всех ног. Мне одновременно было стыдно и обидно до чёртиков. Никто не пришёл со мной драться. Меня проигнорировали. Подозрения подтверждались в очередной раз. Меня не замечали или презирали? Возможно, и то, и другое. Но что было ещё хуже – я, даже при всём желании подраться, не существовал в мире того задиры.
Знаете, есть такая каста школьников – их все шпыняют, задирают и, что и говорить, часто «достают». Так вот, я не был одним из них, но себя самого, в тот момент, считал гораздо в худшем положении. Тех, по крайней мере, видели, звали по имени. Ко мне никто не обращался, словно я стал призраком. Конечно, меня никто не задирал, но возможно, именно этого и не недоставало. Во мне кипела ярость, и я не мог ни на кого её выплеснуть.
В тот вечер я столкнулся с одним из таких школьных аутсайдеров – Митькой Курьяновым. Тот мне казался реально не от мира сего, этаким стандартным «ботаном», высоким для своих лет, в очках, с узкими, вечно сжатыми губами. Его светлые кудрявые волосы и всегда аккуратно отглаженный синий школьный костюм были магнитом для сверстников, которые иногда дразнили его.
В тот хмурый вечер пара старшеклассников поймала Митьку возле заднего крыльца школы, что-то настойчиво требуя. Я не знаю, возможно деньги или жевательную резинку.
Я не прислушивался специально и не слышал, что там происходило. Только в тот момент, когда я пробегал мимо дерева, где стоял прижатый к стволу крепкими руками старшеклассников, озирающийся Митька, те словно забыв про него, внезапно впились взглядом в пустоту. Я видел эту резкую перемену в их глазах. Те успели обернуться на меня, но их взгляд… Он был направлен не ко мне. Не на меня, а мимо. В тот момент оба старшеклассника уставились невидящими глазами МИМО ВСЕГО, и загнанного в угол Митьки, в том числе.
Тот взирал на них, расширенными от возмущения и невозможности вырваться, глазами, но не сделал даже полшага, чтобы воспользоваться передышкой и сбежать. «Добровольный идиот» – подумал я тогда. Я был зол на весь мир, и мне было, что и говорить, пофиг даже на Митьку.
Он был старше меня на пару классов, а я был на голову ниже него. Я остановился, не собираясь никого спасать из передряги, просто с желанием подраться, чтобы выплеснуть свою ярость и доказать всем, что существую. А затем, довольствуясь полученным фингалом под глазом, уйти домой. Я не понимал всей ответственности своего дара.
Налетая на старшеклассников, как птенец на ястребов, я зажмурил глаза, инстинктивно защищая те от удара, но почувствовал лишь холодный ветер и мелкие капли дождя возле своего лица. Открыв веки, я узрел ещё более странное явление. Митька, стоящий возле дерева, затравленно взирая вслед уходящим старшеклассникам, которые вместо того, чтобы надавать ему тумаков, а мне расквасить нос, оставался там, словно его до сих пор удерживали чьи-то руки. А подростки удалялись как-то неспешно, словно не они только что требовали от Митьки какую-то дань.
Митькин взгляд тоже был потухшим. Когда его оцепенение спало, он, отвернувшись, расправил свой пиджак и, всё также немного понурив плечи, побрёл в противоположном направлении. Никто из всей троицы не обратил на меня ни малейшего внимания.
Они разошлись каждый в свою сторону, оставив меня одного возле клёна, растущего рядом со школой. Даже его пожухлая, редкая и уже гнилая листва, срываясь с ветвей, меня облетала. Словно я был проклят.
Всё разрешилось, как-то странно и само собой. Вопрос, как это случилось, меня занимал всю дорогу домой. В конце концов, я был ребёнком, и не думал об осторожности. Углубляясь в причины произошедшего, я не заметил, как вышел на проезжую часть и, погружаясь в своё отчаяние всё глубже, шёл навстречу автомобилям. Дойдя почти до середины дороги, я только тогда понял, что наделал. Остановился посередине разделительной разметки и замер в ожидании визга тормозов и последнего удара, который прекратит моё существование.
Но вопреки моим ожиданиям ничего не последовало. Автомобиль плавно остановился в паре метров от меня, сбавляя скорость, словно перед сигналом светофора. Все последующие автомобили, проделали то же самое без гудков, и резкого визга тормозов.
Когда все приближающиеся автомобили остановились, почему-то ни один водитель не решил рассмотреть помеху ближе и не вышел из салона. Мало того, все они, по крайней мере, те, что я наблюдал в прямой видимости, продолжали сидеть на своих местах, а их взгляды были какими-то застывшими. Они пугали меня. И в тот момент, для меня замер весь мир.
Нет, всё так же шёл мелкий осенний дождь, и листва шуршала на тротуарах, я чувствовал дуновение колючего ветра, а люди шли мимо по своим делам. Никакого стоп-кадра.
Но никто из тех людей на тротуаре или этих водителей во внезапно остановившихся автомобилях, не смотрел на меня. Они все взирали МИМО, как те парни, схватившие Митьку. Этот взгляд был таким-же.
Я подумал в тот миг, что, наверное, мог простоять так несколько часов, и всё это время, весь мир вот так бы взирал мимо меня, не замечая.
В тот момент я впервые ощутил настоящий страх. Он рос откуда-то из глубины, из детских кошмаров и из этих людских глаз, не выражающих ничего. Те явно что-то видели перед собой. Но не эту осень, не меня.
Это откровение подтолкнуло. Я побежал домой, не оглядываясь, пересекая проезжую часть. На какую-то минуту я ощутил своё будущее одиночество. Я бежал лишь с одним желанием – обнять родителей и убедиться, что те меня видели.
Нашёл, как всегда, ключ под ковриком возле двери. Вспотевшими руками открыл замок, и торопливо захлопнув за собой дверь, словно за мной гонится стая диких собак, прислонившись спиной, отдышался. Дома никого не было.
Вечером, когда родители вернулись с работы, уже ничто не выдавало того страха. Несмотря на то, что я уже был им заражён и прятал, как дурную болезнь.
Но тем вечером, всё обошлось. Родители прекрасно видели меня, общались и даже отругали за недоделанную домашнюю работу. В стенах своего дома я существовал и был абсолютно нормальным.
А поутру всё начиналось по новой, я просыпался и вступал в параллельный мир призрачного существования, ещё не до конца осознавая, что со мной.
И вроде бы после того случая, больше ничего странного не происходило. Я даже начал думать, что это просто такое совпадение причин и следствий.
Я не знал тогда о существовании супергероев, но прочёл уже достаточно детской фантастики, которая была не похожа на нынешние комиксы, чтобы напридумывать себе, всё что угодно, вплоть до того, что я прилетел с Марса.
Но это было несерьёзно, ниоткуда я не прилетал, а просто продолжал считать себя хоть и странным, но ещё нормальным ребёнком. Поэтому ходил в школу, как миллионы других детей, стараясь всё забыть и ничем не выделяться. Только где-то в глубине моего разума прорастали сомнения, и моя любознательность призывала разобраться. Я хотел так и поступить, но затем случилось то, за что мне стыдно до сих пор. Я помню тот день, словно тот был, как говорится, на днях.
Глава 3
Я пытался примириться со своим страхом. Но изначально ничего не выходило, моих внутренних сил не хватало разобраться в его природе. Я понятия не имел, что случилось тогда на дороге. И сам страх, как таковой – не был причиной, меня он больше волновал, как следствие чего-то не понятного и потустороннего.
Я пытался всё забыть, не придавать этому значения, но чем больше я хотел это сделать, тем больше понимал, что что-то должно произойти.
Со стороны всё выглядело, как всегда, никто не вспоминал обо мне и той провалившейся «дуэли» с пятиклассником. Я даже «забил» на домашние задания. Всё равно меня не вызывали к доске. В те дни весь мир забыл обо мне, а мне было плевать на мир. Но вместе с тем, я боялся потеряться в нём. Исчезнуть окончательно.
Уже несколько раз с тех пор я видел, как школьники скрывались на пустыре за школой, чтобы подраться, но каждый раз отступал, боясь сделать новый шаг навстречу. Просто ускоряя шаги, я проходил мимо, не глядя туда, боялся, что меня вновь не заметят и я, пойму, что я не существую. Но вместе с тем, под этим страхом, таился ещё один, что меня заметят, наконец, и я окажусь один на один с той неразрешимой загадкой и потеряю надежду на нечто фантастическое, что в глубине души я холил и лелеял.
Тот страх был младшим братом главного страха собственной призрачности, что я всё внушил себе сам и на самом деле ни на что не влиял. Ведь весь мир загадочности мог разрушиться, и я остался бы со своим одиночеством наедине. Тогда ещё я не хотел это потерять, как бы всё меня временами не мучило.
Иногда я отвлекался от внутренних противоречий и жил как все остальные мальчишки, но, когда разум подталкивал меня вновь проверить на деле, я тотчас ощущал волны своего знакомого страха и чувствовал некое предопределение. Словно тем самым открывал собственный некролог в газете. Я был ребёнком и таких аналогий ещё не усвоил, но уже понимал в те дни всю конечность своей жизни.
Поэтому, как только замечал даже самый маленький конфликт между школьниками или одноклассниками, сбегал с места событий, как самый обычный трус.
Я бежал без оглядки к автобусной остановке, стоял минут пять без движений, прислушиваясь к ударам собственного сердца, закрыв глаза и пропуская автобусы. Ритмичные звуки раздавались в груди и висках, а я, боясь дышать, ждал, когда те возвращались из моей головы на своё место. После чего, открывая глаза, садился на лавочку и ждал. В голове оставалась лишь пустота. И вроде бы страх отступал, но появлялись его последователи – обречённость и стыд за собственное малодушие.
В тот предновогодний вечер я, не спеша вышел из дверей школы, как вдруг, перепрыгивая через ступени, мимо пронёсся Митька, не разбирая дороги. Он пробежал так близко, что я даже ощутил движение воздуха возле щеки.