Девушка в огне

Тому и Лине, неся с собой все спасенные в пожаре пожитки и ребенка, пришлось идти на север от города на открытые поля, где находились только фермы и деревушки. Толпы отчаявшихся жителей Лондона, голодные и грязные, шли вместе с ними. Как и Бейкеры, они искали еду и укрытие.

Милостью Божьей и по приказу короля Карла Второго на полях организовали рынок, где можно было купить, продать или обменять еду.

Никто уже не помнит, сколько времени прошло до того момента, как жители обуглившегося города смогли снова зажить прежней жизнью. Кажется, прошло несколько лет, и с Господнего благословения и милости его Величества, Лондон был полностью восстановлен.

Семья Бейкер снова зажила хорошо. Том занимался своим любимым делом, а его жена помогала ему вести хозяйство и воспитывала их приемную дочь.

Элизабет очень быстро росла. Она была смелым, любопытным и лучезарным ребенком. Везде совала свой маленький нос, хотела всегда быть полезной и помогать отцу.

– Элизабет! Не лезь в печь, там ведь огонь, обожжешь пальцы! – ругала ее Лина. Но девочке было все нипочем. Казалось, что она вела дружбу с огнем. Ведь он не приносил ей никакого вреда, что сильно удивляло ее названых родителей.

Как то раз маленькая Элизабет наблюдала за тем, как Том печет хлеб. Ему пришлось отвлечься на минуту, чтобы замесить тесто для пирожков с ливером. Когда он закончил, то обернувшись, застыл на месте, а глаза широко раскрылись от изумления. Элизабет держала в руках небольшой уголек, который достала из печи. Она рассматривала его, он тлел в ее пухлых пальцах, совершенно не обжигая нежную кожу. А ярко-оранжевые искры отражались в ее глазах.

Длинные волосы девочки, которые имели янтарно-желтый солнечный оттенок, мать заплетала в косу и прятала под косынкой, опасаясь дурного глаза и нападок со стороны людей. Элизабет притягивала к себе ненужные взгляды своей необычностью. Ее большие глаза цвета изумруда отпугивали соседей, и Лина старалась не показывать дочь людям.

Однажды Элизабет ослушалась мать и вышла из дома в разгар трудового дня, и побежала в сторону церковной площади, где как раз была ярмарка. Неподалёку от церкви мальчишки играли в рыцарей. Девочка так хотела найти друзей, что решила попытать счастье и присоединиться к игре.

– Уходи! – крикнул один из мальчиков. – Не мешай.

Элизабет промолчала и продолжала наблюдать за игрой. Мальчики размахивали деревянными мечами, воображая, будто они могучие английские рыцари, которые доблестно сражаются с голландцами.

Не на шутку разыграясь, один из мальчиков сильно ударил второго, и тот упал на землю, выронив меч. Элизабет, вскрикнув, подбежала к нему и помогла подняться на ноги. Меч, что лежал рядом, внезапно оказался в ее руках. Она рассматривала кусок дерева, смутно напоминавший меч королевского гвардейца, сделанный на скорую руку.

– Отдай меч, пожалуйста, – вскинув голову, произнес мальчик.

Элизабет молча смотрела на него. Его карие глаза источали уверенность взрослого мужчины, он был немного выше нее, а прядь темно-русых волос свисала на лоб.

– Господи, Боже! Уильям! – к ним подбежала молодая женщина с корзиной овощей. – Я же тебе говорила, не играй с этими грязными детьми! Что скажет твой отец?!

– Но я…

– За мной, живо! – женщина схватила мальчика за руку и повела в сторону церкви.

Элизабет бросила меч в грязь и бросилась бежать, прямиком к своему дому. Это оказалось не очень хорошей идеей прийти сюда. Девочка оборачивалась, глядела по сторонам, и понимала, что заблудилась. Она тяжело дышала, вокруг было столько людей, и все их взгляды устремились на нее. В закоулках стояла такая вонь! Пахло мочой, потом и гнилью, что бедной девочке пришлось закрывать нос рукой.

– Пресвятая Дева Мария! – послышался знакомый голос.

– Матушка! – Элизабет сделала несколько резвых шагов, врезалась во что-то мягкое и упала на землю.

– Дитя мое! Я же запретила тебе выходить из дома в дни ярмарок! Почему ты меня ослушалась?

Элизабет стала плакать, она не хотела огорчать матушку. Лина схватила дочь за руку и потащила в дом.

– Элизабет, ты больше не должна ходить в такие людные места одна. Это опасно.

– Почему, мама? – спросила девочка, невинно хлопая глазками.

– Не важно, беги, помоги отцу.

Лина хотела уберечь любимую дочь от ужаса, царившего в стране. До жителей Лондона то и дело доходили вести о том, что очередную женщину церковь обвинила в колдовстве и хулу на Бога, и приговорила к смерти. Все женщины жили в страхе.

– Мама! Мама! – послышалось с улицы, и Лина тут же выбежала из дома. Элизабет стояла возле дороги, застывшая как соляной столб с широко открытыми глазами.

Двое стражников и какой-то человек, одетый в черный камзол и шляпу, быстрыми шагами направлялись в сторону церковной площади. Стражники за волосы тащили какую-то молодую женщину. Ее босые ноги волочились по грязи, она вырывалась из рук мужчин, и кричала. Кричала так громко, что на ее крики люди выглядывали из окон своих домов, и наблюдали.

– Пошли прочь! – стражники разгоняли толпу зевак.

– Эта женщина – служительница дьявола! – кричал человек в шляпе, держа перед собой Священное Писание. – Он оставил на ней стою метку!

Человек резким движением руки оголил ее плечо. На нем можно было разглядеть темное пятно, то груди до шеи.

– Прошу! Отпустите! Милорд, пожалуйста! – кричала женщина, но он не обращал внимания на ее безумные крики. Для служителя церкви они означали одержимость бесами.

Элизабет плакала. Ей было больно, ее сердце терзал один вопрос, – почему? Почему так жестоко? Она уткнулась в длинные юбки матери, крепко обняла ее за ноги и продолжила истошно плакать.

– Ее убьют, да, матушка?

– Элизабет, посмотри на меня! Ты понимаешь, почему я запрещаю тебе выходить из дома? Так вот смотри!

– Ее убьют? – повторила девочка.

– Ты меня слышишь?

– Убьют? – теперь Элизабет не плакала, а злилась. В тот момент казалось, что ей противен мир, в котором она живет. Она не понимала, к чему такая жестокость? Почему тот человек такой злой? И почему ее матушка не отвечает на ее вопрос?

Слезы высохли, Элизабет становилось все жарче и жарче. Она глубоко дышала, а Лина держала ее за плечи и пыталась успокоить, но ничего не получалось.

– Отпусти меня! – крикнула Элизабет, и ее матушка на доли секунды заметила, что в зеленых глазах девочки мимолетно сверкнул янтарно-красный огонек. Она испугалась, охнула и отпустила девочку.

С этого дня Элизабет чаще проводила время в доме. Мир, что находился за громоздкой дверью, казался ей столь враждебным и жестоким, что она боялась выходить за порог дома. Ей нравился созданный ей мирок, где можно было быть собой. Ее страх подкреплялся словами и поведением матушки. Она всеми силами пыталась сделать жизнь дочери безопасной, чтобы ее не коснулась участь тех бедных женщин, которые по воле церкви в муках погибали на виселицах, в огне и утопали в своей крови.

Все чаще и чаще на площади и городских улицах доносились женские крики и вопли, то тут, то там был слышен звон церковных колоколов. Жители знали, – вот очередную женщину приговорили к смерти, и служители Господа исполняли приговор.

Маленькая девочка, что слышала все это, жалась к матери и искала утешение в объятьях отца, и все тут же становилось хорошо. Но страх теплился в груди, иногда давая о себе знать в ночных кошмарах.

***

– Эбигейл, дорогая! Ты готова к приходу учителя?

– Да, мама!

– Сегодня самый последний урок. Тебе нужно хорошо подготовиться к экзаменам, внимательно слушай миссис Пайк. Ты меня поняла?

– Да, – кротко ответила Эби. Она хоть и прожила все эти годы практически в заточении в собственной комнате, однако считала себя вполне самостоятельной девушкой.

В свои семнадцать лет она умела делать все: играть на фортепиано, рисовать, писать стихи и даже шить. Мэри научила ее вкусно готовить. Мама и дочь находили общий язык, а те отклонения от нормы, которые иногда прослеживались в поведении Эбигейл, ее мать стала воспринимать как типичные подростковые проблемы. «Все подростки такие, импульсивные и слегка ненормальные», – успокаивала себя Мэри, глядя по вечерам в зеркало.

Эбигейл выросла привлекательной девушкой с самой необычной внешностью в городке: рыжие, слегка кудрявые пышные волосы блестели золотым цветом, большие темно-зеленые глаза, как и в детстве выделялись на беловатой коже.