– Что?
– Я не хочу с ним в ЗАГС. Я, вообще, никуда с ним не хочу! Я его не люблю.
Мама посмотрела на неё как на дурочку и спросила то, о чём она отчаянно пыталась со вчерашнего дня не думать:
– А кого любишь? Громилу своего? Так думаешь, что он, узнав, что у тебя под сердцем ребёнок от другого, прыгать от счастья будет? Ты же не настолько глупая, Мариш.
Она в последнем уже была не так сильно уверена. Мало того, что не смогла проследить за самым элементарным – не забеременеть от нелюбимого мужчины, так ещё и наивно надеялась, что… Что Булат не откажется от неё. Что им не придётся расставаться.
– Как бы тебе не хотелось, но в данном случае усидеть на двух стульях точно не получится, – подытожила Оксана Сергеевна, абсолютно её не щадя. – Придётся сделать выбор, дочь. Поступить логично и правильно и дать ребёнку полноценную семью или пойти на поводу у кратковременного увлечения и в итоге остаться ни с чем?
– У нас с Булатом не кратковременное увлечение. Мы…
– Ты его знаешь без году неделя, очнись уже. То, что он заливает тебе в уши на свиданках – это, конечно, интересно, но гораздо интереснее будет, когда в один прекрасный момент твой ребёнок подойдёт и спросит: “Мама, почему у меня нет папы?”. Что ты тогда ему ответишь? Как объяснишь причину, по которой лишила его нормальной семьи?
Мама знала куда бить и делала это безжалостно, ведь последнее, чего Марине хотелось в жизни, так это чтобы ещё неродившийся малыш повторил её судьбу. Судьбу ребёнка, растущего без отца.
– Тогда… Тогда лучше, вообще, не рожать, – погрузившись в полное отчаяние, прошептала девушка, мечтая лишь об одном – отправиться в прошлое и не допустить ситуации, в которой сейчас оказалась. – Аборт… Нужно сделать аборт…
На это Оксана Константиновна ничего ей не сказала. Взглянула только разочарованно и молча ушла на работу. Девушка же этого и не заметила толком, зацепившись за мысль о прерывании беременности как утопающий за спасательный круг. И почему она раньше до этого не додумалась? Это же очевидно! Пока позволял срок нужно было решить эту проблему как можно скорее и… И… Продолжить жить как ни в чём не бывало? А получится ли? Сможет?
Колесникова, всеми силами стараясь не поддаваться эмоциям и думать рационально, решила подойти к этому серьёзному решению со всей ответственностью и тут же схватилась за телефон с кучей пропущенных от Булата, чтобы залезть в интернет и подробнее узнать все плюсы и минусы данного метода избавления от проблемы. В итоге, начитавшись-насмотревшись-наслушавшись всяческих кошмаров на эту тему, чуть не довела себя до новой истерики и, в конец измучившись, провалилась без сил в тяжёлый сон, в котором держала на руках младенца, а кто-то чужой пытался забрать его у неё силой. Проснулась девушка с криком, со слезами на щеках и с полным отсутствием уверенности в правильности своих действий.
Так, в абсолютном ужасе, шоке и не знании что делать, прошли следующие сутки. Мама, поняв, что она никак не может найти в себе смелости сделать последний шаг, насела на неё с двойным упорством. Твердила о любви Артура к ней, о том, каким прекрасным мужем и отцом он будет, и то, что Марина сама не понимала своего счастья в его лице и лице их общего ещё нерождённого ребёнка. Затем переходила к своей тяжёлой судьбе, вспоминала её детство и снова давила на больное – на тему безотцовщины. После взывала к здравому смыслу и совести. Булата она оставляла на десерт и уделяла ему особое внимание, начиная с небольшого срока их знакомства, незнании друг друга и его, как человека, и, видя, что это не срабатывает и дочка наоборот принимается его защищать и расписывать достоинства, заканчивала:
– А ты не думала, что это будет очень эгоистично перекладывать на такого, как ты утверждаешь, хорошего парня свои проблемы? Он разве это заслуживает? Почему бы не отпустить его и не дать возможность встретить другую, построить СВОЮ семью и воспитывать СВОЕГО ребёнка?
Девушка соврала бы, если бы сказала, что не думала об этом сама. С одной стороны в ней под маминым давлением всё больше появлялись сомнений в нём, в себе, в их отношениях и долговечности чувств друг к другу, с другой – всё меньше убеждённости в том, что у неё есть право, как верно озвучила родительница, перекладывать на Сабурова свои проблемы. Ведь даже если случится невероятное и Булат не откажется от неё, узнав о беременности от бывшего, то получается, что Колесникова, действительно, поведёт себя с ним как последняя эгоистка, лишив его многого. А он же молодой ещё совсем и заслуживал, чтобы у него было “как у людей”, по порядку – первая встреча, симпатия, влечение, влюблённость, признание, предложение, свадьба, планирование и ожидание рождения совместных детей. Чтобы как в сказке – долго и счастливо. К тому же… К тому же это сейчас он любил её – свободную и независимую, а с ребёнком на руках также любить будет? А она? Хватит ли у неё сил и, самое главное, желания после родов строить личную жизнь? Ведь даже пары в долгих отношениях не выдерживают все прелести родительства, а тут мало того, что они знакомы неполных два месяца и находятся на этапе конфетно-букетного периода, так ещё и отцом ребёнка был другой человек. С какой стороны не посмотри, перспективы оставляли желать лучшего.
Сам парень в это время, не подозревая о том, что с ней творилось, думал, что она приболела и теперь лежала дома на больничном, не подпуская его к себе, потому что боялась заразить. На самом же деле Марина боялась, что, увидев его, смалодушничает, расскажет всё как на духу и эгоистично попросит не бросать её.
– Всего лишь простуда, Марина? – тревожно допытывался он, когда девушка, наконец, ответила на звонок, видимо чувствуя, что с ней происходит что-то странное. – И всё?
Колесниковой ещё ни разу в жизни не хотелось так сильно “всего лишь простудиться” как после этого его вопроса, но реальность дала о себе знать внезапной тошнотой и головокружением, что стали её верными спутниками на следующий день после того как в кабинете врача прозвучало шокирующее “беременна”. Раньше, будучи в счастливом неведении, она не замечала в себе ничего, что могло бы навести на мысль о беременности – ни дурноты, ни слабости, ни перемен настроения и прочих симптомов на ранних сроках, за исключением разве что быстрой утомляемости, списываемой ею на смену сезона года, недостаток витаминов и активный образ жизни. Отсутствие месячных Марину тоже не волновало, так как они всегда не отличались регулярностью, в связи с чем она постоянно наблюдалась у специалистов, и, когда менструация вновь не почтила её своим присутствием, удивляться и бить тревогу никто не стал. Зачем? Ведь это было уже нормой, следовало только вновь попасть на приём к Людмиле Ивановне, чтобы выяснить в чём дело и в случае необходимости начать лечение. Жаль, что беременность, как и её непроходимая глупость, не лечились так просто, как та же простуда. Может быть тогда бы и не попала в такую ситуацию… Может быть и не пришлось страдать, не зная как поступить и метаясь из стороны в сторону.
И, кстати, зря в моменты полной растерянности и замешательства, говорят, что утро вечера мудренее. Наоборот оно её только сильнее запутало, потому что мама, подумав, что раз дочь не может сама принять решение, значит она примет его за неё, пошла во банк и, в тихую связавшись со Степановым и его родителями, рассказала им обо всём. Благодаря чему Марина, открыв глаза, обнаружила рядом со своей кроватью взбудораженного Артура, а на кухне целую коалицию, созданную в целях наставить её на путь истинный. Бывший с глазами на мокром месте и трясущимися руками умолял выкинуть из головы мысль об аборте, уверял в вечной любви, преданности и в своём искреннем желании связать с ней свою жизнь и растить совместных детей, предлагал руку, сердце и что только ей ещё захочется. Его мать с отцом и старшая сестра – Ольга, как и её мама, взывали к здравомыслию и необходимости поступить “правильно”.
– Марин, я обещаю, ты будешь счастлива, – тараторил Артур, дотрагиваясь до её ещё плоского живота. – Мы все вместе будем счастливы. Ты же меня знаешь… Мы всё преодолеем. Вместе. Обязательно. Только дай нам шанс, прошу тебя!
К той минуте, девушка, так вымотавшись из-за переживаний, мук выбора и укоров совести, могла только сидеть и молча наблюдать за происходящим. Все от неё что-то пытались добиться, просили, заставляли, а ей хотелось лишь одного – покоя. Чтобы от неё, наконец, отстали.
– Забудем то, что было раньше. Начнём всё сначала, с чистого листа. Я знаю, у нас получится. У нас должно получиться! Ради него… – глаза бывшего от переполнявших его чувств заблестели ещё отчётливее. – Или её? Когда будет известно, кто у нас будет?
Он был абсолютной противоположностью Булата. Внешне – ниже, меньше, субтильнее. Внутренне – болтливее, не сдержаннее, суетливее. Наверное, знала бы она Сабурова подольше, то скорее всего смогла бы назвать ещё больше различий, но проблема заключалась в том, что они встретились считанные недели назад, тогда как Артура она знала всю свою жизнь. Была в курсе всех его достоинств и недостатков, что он любит и что ненавидит, видела его насквозь и могла с точностью предопределить каждый его шаг. Парить с ним, конечно, не парилось, но по земле ходилось вполне прилично, почти не шатало. Да и нельзя было забывать, что теперь дело касалось не только её одной. Будь у Марины своё жильё, стабильный и позволяющий содержать себя и ребёнка доход или хотя бы престижное образование, сулящее этот самый доход, то может ещё бы и можно было бы повыбирать, а так… Ей двадцать два года, в дипломе бесполезная в их небольшом городке профессия менеджера в сфере управления бизнесом, зарплата, зависящая от выполнения месячного плана, обычно не превышающая тридцати тысяч, и общая на двоих с мамой мизерная двушка в обычной серой панельке. Какой тут может быть выбор? Всё-таки аборт? Нет, духа не хватит, а если и хватит, то потом всю жизнь жалеть и корить себя будет. Об отказе после родов тем более заикаться не стоило. Мечтать о чуде или о том, что само всё рассосётся? Нет, она, конечно, дура, какую только поискать, но не настолько же. Оставался лишь самый очевидный и, как все вокруг утверждали, правильный вариант – Артур, его фамилия в паспорте и надежда на то, что счастье, действительно, не обойдёт её стороной. А Булат… Булат хороший. Булат самый лучший. У него и без неё всё прекрасно сложится, только отпустить бы его… Только бы понять как это сделать…
– Давай, моя хорошая, как перед входом в холодную воду. Задержи дыхание и вперёд, – наставляла мама, складывая её вещи в аккуратную стопку перед тем как положить в чемодан. – Он потом тебе спасибо ещё скажет.
Марина протянула руку к телефону и разноцветные огоньки от гирлянды на ёлке отразились на помолвочном кольце. До Нового года оставалось всего пара дней, а до величайшей ошибки в её жизни считанные секунды. А, может, и не ошибки… Пожалуйста, Боже, пусть это не будет ошибкой!
Телефон вдруг ожил, на экране высветилась их с Булатом совместная фотография и его имя со смайликом поцелуя.
– О, на ловца и зверь бежит. Как чувствует, слушай, – верно заметила мама, проходя мимо и заметив имя контакта. – Ну, ладно, не буду тебе мешать. Ещё из ванной кое-какие вещи нужно забрать, – она направилась к выходу из комнаты, но на пороге остановилась и, обернувшись, настоятельно напомнила: – Ты всё правильно делаешь. Так будет лучше для всех. Особенно для малыша.
Оставшись в комнате в одиночестве, девушка ещё некоторое время гипнотизировала звонящий телефон, оттягивая неизбежное, но всё же каким-то чудом нашла в себе силы принять вызов и поднести телефон к уху.
– Ал… – голос сорвался с первого же слова. – Кхм-кхм… Алло?
– Я у твоего подъезда, – Булат, как обычно, был немногословен.
Марина замерла на секунду, потом было ринулась к двери, но, пробегая мимо кровати, зацепилась глазами за детский комбинезон нейтрального серого цвета – подарок будущей свекрови, и снова застыла посреди комнаты каменным изваянием.
– Я… Я не дома. Я…
– В твоей комнате свет говорит.
– Это не означает, что я дома, Булат.
От собственной же наглой лжи ужин подкатил к горлу, просясь на выход, и Колесникова поморщилась, прижав ладонь ко рту.
– Хорошо, тогда скажи, где ты и я приеду.
Парень прекрасно знал, что она самым некрасивым образом врёт, но почему-то поддерживал этот бред, позволяя ей сохранить чувство собственного достоинства.
– Думаю, не стоит. Я не… Не…
Ей нужно было сказать “я не хочу тебя видеть”, но язык не поворачивался произнести такую чушь, а сердце протестовала происходящему так яро, что, казалось, серьёзно намеревалось выпрыгнуть из груди.
– Марина, – мягко прервал её безуспешные попытки связать два слова Булат, устало вздохнув. – Что происходит?
Если бы ты только знал… Если бы только…
– Эм… Мне кажется, ты уже догадался, Булат, – Колесникова с трудом сглотнула и запрокинула голову назад, загоняя навернувшиеся слёзы обратно. – Я… Я поняла, что… Что… – крепко зажмурилась. – Я больше не хочу быть с тобой.
Допарила так, что похоже после этих слов и ползать не выйдет. Дышать сейчас и то больно было. Как-то катастрофически больно.
– Я тебе не верю, – голос Булата звучал ровно, невозмутимо, словно и, действительно, не верил ей ни на секунду.
Ох, она и сама-то себе не верила, что уж тут, но довести начатое до конца нужно было в любом случае.
– Булат, я серьёзно. Я это недавно поняла и…
– Поняла, когда с простудой дома на больничном была?
– Мгм.
– Марин, если взялась врать, то делала это хотя бы поубедительнее что ли. Давай увидимся с глазу на глаз и нормально поговорим. Хватит уже бегать от меня.
Её так и подмывало согласиться, чтобы увидеть его напоследок, но… Но комбинезон… И… И она сама… Он же по одному взгляду всё сразу поймёт. Всегда понимал.