От соседей с приветом!

Юля обтёрла лицо и заткнула за пояс “преданья темныя молвы”:

– Глупости какие! Ты женщина взрослая, с ребёнком, опять же. Тебя никто не просит замуж за него выходить, но лёгкий флирт, знаешь ли, ещё никому не повредил, а там посмотрим, что он за фрукт. И не спорь! Игоряша, если что, рога-то ему быстро пообломает. А то так и будешь, сидеть тут, на своей кухне до старости и залепливать в вареники картошку и собственную самооценку!

Только она закончила сию пламенную речь, как дверь на кухню приоткрылась, в проём бесшумной поступью скользнула Понка. Проигнорировала миски, эта вертихвостка устроилась на моих коленях, будто ей там и место.

– Поразительно! До сих пор не понимаю, как ты отважилась на кошку. С твоей-то аллергией.

Если б я сама понимала.

*По радио играет песня “ирония судьбы” группы “ИВАНУШКИ INTERNATIONAL”.

глава 2

Сколько себя помню, я всегда любила Новый год. Мишура и огоньки, праздничная еда, ощущение праздника, запах волшебства: можно загадать что угодно, и верить, что всё обязательно сбудется. Даже подвыпившие взрослые, меня, ребёнка, только забавляли. Как ни странно, но с возрастом это никуда не делось, даже первые годы брака я скрупулёзно готовилась к празднику: заранее продумывала подарки всей родне, меню и отпускные развлечения для нас с мужем.

Что-то изменилось, когда подросла Настенька. В какой-то момент я попросту перестала чувствовать этот праздник своим. Он перестал принадлежать мне. Моя к нему любовь оказалась лишена взаимности, и у меня больше не было трепета, когда наряжаешь ёлку, развешиваешь гирлянду. Вместо этого пришла потребность ускориться, успеть больше, и необходимости – ребёнку обязательно нужен праздник, а каким он будет, зависит от меня. Череда утренников, новогодних концертов и спектаклей, всевозможный, но обязательно атмосферный досуг, и при этом, попробуй забудь про бренные, житейские дела, напрочь лишённые новогодней магии.

И только иногда, когда удаётся поймать эти мгновенья тишины, когда ребёнок занят чем-то своим, а мне вдруг ни с того, ни с сего хитро подмигнёт огонёк гирлянды, я замру над раковиной, забыв про посуду, будто могу растянуть этот момент, этой на секунду, но той самой, детской радости, веры и предвкушения. На какой-то миг удаётся выпустить вместе с воздухом всё то, что держит. Выдохнуть из себя рациональный скепсис.

Поверить, загадать, затая дыхание.

Потом возвращаются звуки мультфильма из детской, и сморгнув, я уже вижу, что лампочка гирлянды самая обыкновенная, а у меня под носом гора немытой посуды: закончился порошок для посудомойки, а купить его сейчас – непозволительная роскошь. Уже шиканула: сегодня Дедушка Мороз оставил Настюше под ёлкой маленький свёрток, а там леденец на палочке и задание – испечь с мамой новогоднее печенье.

Взбиваю гору сливочного масла и стараюсь не считать, не переводить его в стоимость нашего суточного рациона, примешиваю к нему яйца. Пока никто не видит, решаюсь и достаю из детского запрятанного пакета самого маленького шоколадного Деда Мороза. Пока ввожу сахар, кое-кто не выдерживает, влетает на кухню с криком: “мам, ну петерь готово?”.  Быстро сую шоколадку в первое, что подвернулось: висящий на кухонном шкафчике декоративный валенок. Заверяю детёныша, что скоро, и ускоряюсь, напрочь забыв, что секунду назад, у меня во рту сводило – так хотелось конфету.

Уже не хочется. Уже хочется поскорее добавить муку и поставить тесто в холодильник. Быстрее сделать глазурь, окрасить её и звать мелочь, которая является вместе с кошкой. “Мамочка, я там такую красоту сделала!” – слышу и становится немножко страшно, отважившись, беру себя в руки, уговариваю сама себя же, что ребёнок мой взрослый и осознанный, но всё равно поскорее раскатываю тесто, вручаю малышке стакан и оставляю её вырезать печенье.

Рисунок Дедушке Морозу.

Прелесть какая!

Чуть стряхнула накатившую мечтательность, переключила режим гирлянды на ёлке – Настя хозяйничала. Поправила фарфоровых Деда Мороза и Снегурочку под ёлкой, вздохнула в очередной раз, что в лучшие времена так и не купила поезд…

Плимкнуло сообщение: от соседки с пятого. У одного из её банды разболелось ухо. Аля собиралась спуститься сама, но я придирчиво осмотрела Настю, с высунутым и прикушенным языком…

– Зайчик, сбегаю к Алие, отнесу лекарство, у Эмиля ушко болит.

Как была, в свободных пижамных штанах, растянутой майке на одно плечо, ни кофту не накинула, ни тем более, не стала заморачиваться с бельём.

Настюха так увлеклась, что и не заметила, как я вылетела, только тапки обула.

Пока ждала лифт, решила перетянуть гульку на голове, стянула резинку, с наслаждением впилась в кожу головы, чуть помассировав её подушечками пальцев.

Кайф! Почему я не сделала этого раньше?!

Дверь лифта бесшумно разъехалась, а я, в нирване, не сразу и включилась. Шагнула в просторный, с виду пустой лифт и повернулась на писк. Незнакомый мужчина отставил от себя девушку. Хотя чем-то его лицо всё же… Я не успела заметить контекста, уловила только, как его руки вцепились в мех норки по её предплечьям и отодвинули в сторону.

Смотрел он при этом на меня. Девица тоже оглянулась, сверкнув глазами, не оставляя моему воображению вариантов, чем они тут занимались.

Ёлки-палки. В доме всего пять этажей! Неужто нельзя было потерпеть!

Я задрала нос и демонстративно отвернулась.

И только глядя на размытую себя на стальной стене лифта, я поняла! Форма! Мужчина в форме дорожно-патрульной службы! Вот почему он показался мне знакомым. Он? Не он? Неужели тот самый? Который…

Бли-и-и-ин!

Я суетливо попыталась натянуть шлейку майки на голое плечо. Опомнилась. Усилием воли заставила себя не тянуться сейчас к волосам. Просто стой, Леся! Просто не шевелись! Вообще забудь, что у тебя есть руки.

Казалось, прошла целая вечность, но вышла непотребная парочка на этаже прямо над моим. Обернувшись к зеркалу, я закрыла рот рукой: всклокоченное, раскрасневшееся чучело в застиранной домашней одежде.

Ещё бы чуть-чуть, я бы точно до чего-нибудь додумалась, но двери лифта распахнулись, силой стыда неся меня к подруге.

Стандартный ритуал: я ей бутылёк с каплями, она мне какой-то пакет:

– Забери, пожалуйста, не найдёшь, куда деть, заморозишь. Мой привёз, так столько, что даже мы своей оравой не осилим.

За её спиной меня заинтересованно разглядывают две сладкие мордочки. Третья мордочка тоже сладкая, с больным ушком, у Алие на руках. Мне так сильно захотелось к ним. Только на минуточку. Просто сесть, пожаловаться, рассказать, что почему-то я устала, хоть вчера мне и казалось, что сил во мне на весь наш дом. Что почему-то хочется поругать всех вокруг, а в первую очередь себя, и даже чуточку поплакать, потому что сама знаю, что сама виновата. Что всё ждала чуда, что привыкнем, научимся жить по-новому.

Но Эмиль болеет, а помимо него есть ещё двое, которые младше меня раз в десять. Им нужнее.

Надо что-то делать. Что-то менять. Пусть поначалу это и казалось легко и естественно: миллионы женщин одни растят детей, справляются, ещё и как. Я не в этом миллионе. И одна я не справляюсь, не смогла.

И чуда никакого не случится.

Но выхода нет только когда сверху земелькой присыпают, да и то некоторые умудряются.

А так как земля из меня ещё не сыпется, мы побарахтаемся! У меня будут целые новогодние каникулы, чтобы всё решить, а сейчас нужно успокоиться.

Бедром подпёрла дверь, приладила ручку, и вуаля – сим-сим открылся!

Вошла на кухню и подавила вздох умиления при виде ребёнка, перемазавшегося глазурью, и кошки, облизывающей сладкую во всех отношениях щёчку.

Шикнула на нахалку, которая взобралась на стол, и с визгом схватила вторую, оттуда же.

И ничего я не ревную!

– Умываться!

Та извивалась, упиралась, хохотала, но я была непреклонна: продолжала щекотать.

– Алиса! Включи нам новогодние песни. Алиса, максимальная громкость! – скомандовала я.

Крича во всю глотку: “курить не надо, больше незачем звонить! Закрыты двери ты встречаешь Новый год!”, (2)  держа на руках, прижимая к себе своё сокровище, засунула противень в духовку. Тая, растворяясь в шёлковых волосах, без возможности надышаться ни с чем не сравнимым запахом своего ребёнка, закружила её в детской, около ёлки.

Настька хохотала, извивалась, махала руками во все стороны и пыталась подпевать, совершенно не понимая не то что песен, но и многих отдельных слов. Но когда, скажите на милость, незнание текста кого-то останавливало от пения? Особенно когда душа просит!

Мы выключили свет и включили скоростной режим гирлянды.