Когда часы пробьют вчера

Физическая боль сковала, не давала ни думать, ни делать, я только и пыталась как-то изловчиться, всякое-чего, чтобы волосы тянуло не так сильно, пока она тащила меня в парадное крыло дворца тетрарха.

Я что-то шептала, просила отпустить, но хватка от каждого моего звука только становилась сильнее. Когда она постучала в дверь спальни свекрови, я уже подвывала.

– Луческа? – Мария сидела с овальным зеркалом в постели. Сразу же спрятала его под одеяло.

– Госпожа! Простите, госпожа, что я пришла к вам, но я больше не могу. У меня просто не хватает квалификации и профессионализма, но только ваше вмешательство сможет всё остановить.

– Да что произошло?

Экономка отшвырнула меня, я оказалась на коленях, на мягком ковре. Получив свободу, я хотела было броситься на неё. Плевать на возраст, плевать на субординацию, как она могла сделать мне так больно?

– Госпожа! Горничные сегодня, как всегда убирали дом. Эта, – Луческа Лазо ткнула в меня пальцем, – увязалась с прислугой. Как всегда, вы разрешили ей убираться, помню, но я и подумать не могла!

– Луческа! Скажешь ты, или нет?

Плечи домоправительницы чуть поникли.

– Сегодня убирали в кабинете хозяина, она с ними, а потом, когда я зашла, закрыть после уборки дверцы шкафов, увидела, что нет старинных часов!

У них были часы? Настоящие?

– Это не я! – я замотала головой. – Я никогда не видела у вас механических часов! – я нигде не видела механических часов, кроме папиных. Думала, что все уничтожены, казнены, как и отец.

Какая какофония началась!

Лазо кричала и тыкала в меня пальцем, Мария не повышала голос, но мне невозможно было вставить слово. Казалось, что невозможно. Потому что на какое-то время я вообще перестала себя контролировать: всё воспитание терхи полетело к чёрту под хвост, я орала, пыталась доказать.

– Что здесь происходит?

В дверном проёме стоял тетрарх Совин. Справа от него – Влад, в одних пижамных штанах. Димитра боязливо жалась к нему, одетая в маленькую шёлковую пижамку из шортиков и топа, крошечный, еле подвязанный халатик, съехал с плеча.

Я, в своей льняной рубашке до щиколоток, привезённой с Ворон, замолчала.

Просто, как отрезало.

Смотрела и слушала, как обстоятельно и по существу, Мария докладывает произошедшее тетрарху, как Луческа Лазо рассказывает, что отсмотрела запись камеры, на которой видела, как я вынесла из его кабинета часы.

Как это?

– Ох, надо же!

– Да это же, просто небезопасно – жить с ней в одном доме!

– А если завтра она решится на убийства, или увечья! – скрашивали историю такие искренние возгласы Димитры.

Тетрарх Совин выслушал, некоторое время помолчал. Думает себе сейчас всякое-чего…

– Я ничего не брала! Я никогда ничего чужого не брала! – мне только и оставалось, что шептать. Сил у голоса не осталось.

“Ибо, если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный”.

Нужно простить, их нужно простить, Сариша. Прости, это ведь так легко…

Можно ещё позвать Драгоша, он подтвердит, мы вместе ушли из кабинета, чтобы поиграть в футбол. Но тогда мальчишке придётся несладко.

– Талион велит возместить тебе украденное. Но даже останься ты в моём доме работать до конца своих дней – тебе за всю жизнь не отработать часы, которым почти двести лет. Я накажу тебя по-другому: госпожа Лазо, – экономка воспрянула, – заберите из её комнаты все её молитвословы и писания, да и про свечи не забудьте. Хватит воровке носить маску благочестия. И отлучить её от стола. Пусть ест в комнате. Чтоб глаза мои тебя не видели. И будь благодарна, что я не заявил на тебя. Да будет так, – старший Совин развернулся.

– И всё? – проговорила левая рука моего мужа. А нет, это не левая рука, это шлюха, на ней висевшая. – Но как же? Зайчик, а если она завтра заберётся в нашу спальню?

– Пошли отсюда, отец всё решил.

– Котёнок, я теперь не усну, я так испугалась…

Испугалась, не испугалась, но Влад её утащил.

– Ну, что стоишь? – мы со свекровью остались вдвоём. – Забыла, где выход?

– Отпустите меня, – я подняла на неё взгляд.

– Что?

– Позвольте мне уйти из вашего дома, вернуться домой, я никогда больше не потревожу никого из вас.

– Чтобы Его Величество выплеснул на нашу семью своё негодование за непослушание? Послушай, что я тебе скажу: пока ты нужна императору, не представляю зачем, ты будешь здесь, под моим присмотром, я буду следить за каждым твоим шагом, это мой долг терхи. И поверь, только одна выходка, и твоё сегодняшнее наказание покажется тебе пустяком!

Вошла в свою спальню, в ней уже не было ни моего Писания, ни молитвослова, ни церковных свечей – то немногое, всякое-чего, что я, всё же просила мне покупать. Зато на стуле висел мой платок.

Впервые в жизни я сегодня была на виду у чужого мужчины без платка. У двух чужих мужчин, и даже не заметила этого.

Внутри расползалась мягкая, до ожога ледяная пустота.

Никогда больше его не надену. Не покрою голову, не опущу взгляд, не стану проявлять уважения, когда не понимаю, где мне его взять.

Они говорят: отребье, воровка, мерзавка?

Знавала я одну мерзавку на Вороне. Так от неё вся округа выла.

Посмотрим, как умеют выть эти белоснежные стены.

Даже если мне ничего в этой жизни больше не светит, оставить это вот так я не могу. И, прости меня, Господи, но и забыть не смогу.

***

И день за днем все было также:

Неудобная, ненужная жена.

Полна тоски и горя