Время
Марина Владимировна Меньшикова
Цикл рассказов «Время» это лирическая, местами соединяющая в себе научную фантастику канва историй, имеющих единую и общую тему – время. Цикл поделен на три части, каждая из которых характеризует временные рамки происходящего в повествовании. Каждый рассказ содержит собственную историю и это словно калейдоскоп персонажей, характеров и сцен.
Время как объединяющий фактор историй из прошлого, настоящего и будущего указывает читателю на истинные ценности и поиск высоко-моральных ориентиров у героев. Обычные люди – наши соотечественники, мечтающие о том же, что все мы – о любви, долгой и счастливой жизни, пытающиеся быть богами хотя бы для созданной в телефоне вселенной и пребывающих в иллюзиях вечности бытия.
Марина Меньшикова
Время
ЧАСТЬ 1 ПРОШЛОЕ
Призрак
Мы очень тебя любим, мама. МЫ-ОЧЕНЬ-ТЕБЯ-ЛЮБИМ-МАМА! М-Ы-О-Ч-Е-Н -Ь-Т-Е-Б-Я-Л-Ю-Б-И-М-М-А-М-А?
Словно находишься в стеклянном шаре, который потрясли. Снаружи возня, шум, все кричат, перебивая друг друга. А внутри шара тихо-тихо и снег сыпется сверху. В этом году декабрь невпример прошлогоднему – осадки каждый день и за две недели уже замело все могилы.
Мама опять о своем, – шепчутся дети. Они переживают, они думают, что горе меня раздавило. Потому купили бизлимитный абонемент в бассейн и стали забирать меня к себе на выходные. И мы играем чинные спектакли: я приезжаю, всех обнимаю – партия заботливой адекватной бабушки. Внуки показывают свои образцовые тетради и рассказывают без интереса о том, как провели неделю. Маленькие упрямятся, им невдомек, что бабушка плоха и ее надо пожалеть. Старшие переигрывают – слишком сладко улыбаются. Я такими внуков не помню. Когда ты был жив, у нас часто жил Петька. Петруччо. Петенёчек. Вот он один сейчас страдает – видит меня без тебя, и уходит не поздоровавшись к себе. Страдает парень. Скучает сильно. Потом третий акт – наши дети усаживают меня за стол, специально убранный скатертью, что мы дарили им на ситцевую свадьбу и начинают говорить. Альбомы с фотографиями нашими убраны, зато Познер по Первому каналу вещает на полную катушку. Смешные наши дети, они взрослые дети. Они боятся говорить со мной о тебе, и всячески пытаются говорить о чем-то другом. О погоде, об ипотеках, о котах, на дачах забытых соседями. Но не о тебе.
Я слушаю их рассказы. Киваю. Иногда, когда мне становится слишком жаль их стараний, я даю им отчет о прошедьшей неделе. Поймала себя на мысли, знаешь, так смешно. Было время, помнишь любимый, я также приставала к дочкам и сыну. Где были, с кем были, почему так поздно вернулись, что ели, что пили. С ударением на пили. Смеюсь в голос – как время все меняет вверх тормашками! Теперь отчет о том где и с кем и что я ем и пью, даю я. Таблетки от давления, от мигрени, от хондроза, от поноса, тьфу. Как с маленькой! Потому иногда я стала капризничать: не разговириваю с ними, не приезжаю в гости, ухожу гулять. Но они звонят, обрывают телефон. Зинке звонят, из первой квартиры. Помнишь Зинку – высокую рябую? Я тебя к ней ревновала. Или хотела, чтобы ты думал, что я ревную. Старый пень!
– Мама, как бассейн? – голос сына разбудил задремавшую седовласую женщину и будто бы вынул из каких-то добрых и радостных снов.
– Григорий, Гриша, – мама тихо погладила большую натруженую руку сына своей мягкой старческой рукой, – Бассейн очень теплый и удобный. Я хожу туда раз в неделю, а в другие дни хожу с палками. Как Рая из Стоклгольма. Помнишь, .они с Николасом приезжали и подарили мне и па…
Здесь Анну Ванну и перебили все хором – слово папа три месяца табу в доме их детей никто. Дети сделают все, чтобы переключиться на разговоры о важном насущном и сложном. Об инфляции рубля, о том, где будут вместе с матерью праздновать новый год, о том, что Анне Ванне нужно переезжать к младшей дочери в Тулу. Оля там одна, и маму ждет давно.
Стоп! Какой переезд? Зачем?
Потому, что давление, хондрозы и мы не можем каждые выходные прыгать…сидеть с тобой весь вечер…
А кто просил? Зачем весь этот цирк? У меня все выходные насмарку теперь, после того как умер…
Мама! Ну вот ты опять! Ну жизнь же продолжается! Мы же у тебя остались! О нас то подумай, о внуках! Скоро Сашка жениться, Маринка беременная ходит. Жизнь-то кипит! А ты все о своем!
О каком своем, когда вы мне слова вставить не даете!
Мама, тебе вредно нервничать, врач сказала, что тебе нужно в санаторий. И в Минводы летом.
Вы думаете, я старая? Немощная? Без отца вашего не смогу? В Тулу решили сплавить?!!!…
Мама, мы тебя любим. Мамочка, мы переживаем. Нам соседка твоя все рассказывает, Зойка, или как там ее, как ты каждый день на могилку ходишь. И часами там сидишь. Мы переживаем. И не знаем, как помочь.
То-то же! Не помочь, а вред один от вас. Дети малые будто бы! Нашли кому верить, рябой дуре! Она перед вашим папкой, вашим дедом, всю жизнь задницей вертела. А он на нее даже не смотрел. Она мимо идет, надушиться вся, как кикимора волосы расшеперит. А он на меня глядит и шепчет, какая я красивая. И шепчет: Аня, а тебя люблю! Так-то вот, а вы верите этой карге! Почем ей знать, куда я хожу?
Ну мамочка, но она говорит, весь поселок знает,что ты у папы на могилке просто живешь
Вот еще, делать мне нечего. В декабре, в снега тащиться из теплого дома. Вы тут совсем ополоумели в городах своих? Вот значит зачем вы этот цирк весь уже три месяца устраиваете! И детей туда же! А Петька молоток, весь в деда, не стал в ваших балаганах участвовать!
Анна Ванна будто бы выросла сама над собой, она грозно посмотрела на сына с невесткой, на вторую дочь, встала, пошатываясь и кутаясь в шаль, пошла к двери. Сын спешно натягивал пальто и лепетал про то, что слушать соседку было действительно глупой идеей. Но мы ведь тебя любим, мама. Мы из любви и заботы все.
Ехали молча. Сын включил радио. Но ловило плохо, одни помехи. Дворники не справлялись со снегом. В этой метели казалось, временами, что по обочинам, в снегу, стоят силуэты людей. Раньше, в старину, когда Анна Ванна была малой, бабки говорили, что это души неприкаянные.
Мама, приехали, ты задремала. – сын помог матери выйти из машины и замялся у порога. Последний раз в доме был на похоронах отца.
– Езжай домой, поздно. Тебя жена и дети ждут. На следующей неделе не надо меня забирать. Поживу тут, подготовлюсь к поездке к Олюшке.
Нужные слова сказать это важно. Люди ждут их, эти нужные слова. Они снимают ответственность, как камень с плеч, и всем становится хорошо и легко. Скоро новый год и жить с тяжёлым сердцем за мать никому не хочется. Потому ничего страшного в лжи нет. Когда она во благо. Анна Ванна постояла на улице, помахала рукой удаляющемуся авто и подняла голову. Снег перестал частить, сыпал огромными хлопьями, которые лениво кружились и падали на руки. Анна Ванна озорливо оглянулась вокруг – не зыркает ли кто по окнам, и задрав голову, высунула язык. Холодная сладкая снежинка опустилась на кончик языка, а другая на нос. Защекотала и заставила чихнуть.
Будь здорова, Анечка!– аккуратно рука большая, такая знакомая и добрая опустилась на хрупкие плечи женщины, которая жила на этом свете дольше, чем все местные кумушки.
Анна Ванна сразу осунулась, превратившись в меленькую и заулыбалась.
– Пойдем домой, голубушка, холодно к ночи. Собаки, слышишь вдали воют – и звезды высыпали. К новому году мороз завернёт за воротник.
– Ты то все знаешь, пень стоеросовый, – кокетливо прищурилась старушка и засеменила в подъезд.
– А что дети, дети хорошо. К Олюшке меня решили сбагрить. Переживают, видать, что я тут одна…
Рябая соседка, любопытная по природе, прильнула ухом к двери. С кем это ведет такие задушевные беседы старуха? Соседка была глуховата и слеповата- уж восьмой десяток разменяла. Но утром она всем знакомым рассказывала, что накануне покойница (новоприставившаяся раба Божия Анна Иоановна) в квартиру заходила не одна, а с мужчиной!
– И чего, ты меня тут одного оставить решила?
– А куда я без тебя, с дуру ты рехнулся, .что ли. Кто тебе утром чай заварит, кто пирог испечет, кто тебе тапки теплые нагреет на батарее? Нет уж, я тут останусь. Тут наш дом. Тут наше место. Про Тулу я конечно пообещала ребятам,. пусть они выдохнут, новый год справят. А потом… потом и видно будет. Что-нибудь придумаем, косатик.
У замершего окна взглядывать в снежную пургу стояла фигура сухонькой бабулечки, с чашкой чая в руках. Пар поднимался вверх, и уходил назад. А там, чуть поодаль, темнел силуэт, который стоял будто бы страж Анны Ванны, положив ей руку на плечо.
Аня, я тебя люблю. АНЯ-Я-ТЕБЯ-ЛЮБЛЮ! А-Н-Я-Я-Т-Е-Б-Я-Л-Ю-Б-Л-Ю!!!!!
ПУЛКОВО НЕ ПРИНИМАЕТ
В Эрарте мы бывали часто. И каждый раз я могла часами разглядывать картину Дмитрия Шорина «Пулково не принимает». Мне казалось, когда я на нее долго смотрела, что будто бы это я там изображена. Полуобнаженная девушка, запрокинув руки лежит и будто бы ждет чего-то. Она опаздывает на свой рейс? Или она ждет, чтобы прилетел кто-то важный. Самый важный. И на девушку и зрителя словно истребитель несется самолет. Машина блестит холодным металлом и словно пуля, пронзает девушкины мечты и радость.
Был слякотный март и я заболела. Так, с температурой я и ехала прочь от центра в сторону аэропорта. Самолет должен был быть по расписанию и времени был еще вагон. Но я решила уехать пораньше. Потому что что мне было делать в пустой квартире, которая молчаливо будет напоминать мне, что как только я заберу свой чемодан, обо мне забудут?
Я смотрела в окно и слушала вполуха радио. Таксист-женщина молча ведет свой самолёт, лавируя в потоке машин. Хорошо, что не лезет в душу. Ведь если мне начали бы задавать вопросы, то я бы расплакалась.
Как дела? – кратко как только можно пишет он. Кратко и обезличенно. Как дела можно написать боссу, тренеру, соседу. Любому можно так написать. Если вы хотите дать понять, что ВСЕ В ПРОШЛОМ то напишите, как дела. Вежливо и ни о чем. Что мне ответить? Паршиво. Гнусно. Невыносимо. Я улыбаюсь и пишу что все хорошо, и что уже скучаю. Это уже разговор бывших любовников, ясно понятно. Была-небыла, тут же одергиваю я себя. Это просто разлука и будут еще встречи. И он ко мне приедет. И я прилечу. Прилетала же миллион тыщ раз.
Неслась через часовые пояса, через сопротивление ветра, нарушая скоростной режим и миллионы доводов, что не нужно бегать за ним. Что нужно иначе. Сразу иначе. Но скажите пожалуйста мне…Вы бы стали отказываться от самой большой любви на свете, даже когда это просто влюбленность и даже когда она не взаимная?
Я просто пропустила момент, когда стала навязчива. Когда стало меня слишком много и он это не вынес. Он одиночка и я одиночка. Но между нами пропасть. Ему было всегда хорошо с собой, ему был никто не нужен. А я лишь всегда делала вид, что мне хорошо с собой. В тайне, надеясь, всегда надеясь, что встречу ТОГО САМОГО. И конечно же, каждый раз встреча заканчивалась слезами и наедеными килограммами в халате с грустными сериальчиками.
Все, такого больше не будет! Не повторю стандартный сценарий, я поправляю локон волос и шмыгаю носом. В этот момент по радио раздается наша с ним песня. Она вообще не должна звучать по радио, это очень редкая песня. Но она играет и я начинаю плакать. Молча, утопая в слезах и печали.
– Если и убиваться, то по делу – очень спокойно комментирует происходящее таксист. Он тебя почему не провожает?
– Потому что на работу поехал, – шмыгаю я носом. Сама говорю и сама не верю. Неужели нельзя было пораньше уйти с работы. И отвезти меня самому?