Разгадчица Софья. Морок

Глава 6

Наутро ни свет ни заря появился Петр Полянин, извинился на неурочный визит и объяснил, что дела требуют его срочного отъезда из Приозерного. Высокий добродушный красавец по-прежнему выглядел расстроенным, но при этом обратил внимание на болезненный вид Софи.

– Вы чем-то опечалены? – спросил он с искренней заботой. – Нет, я не стану бестактно соваться в ваши дела. Но вдруг смогу помочь? Располагайте мною!

Софья искренне улыбнулась в ответ.

– Спасибо, Петр Петрович, если понадобится помощь – непременно к вам обращусь.

Он задумчиво кивнул.

– А я… я, собственно… придумал причину, по которой вы можете нанести визит Елене Викентьевне хоть сейчас. Я давал ей одну миниатюру – сделать список… Леночка так прекрасно рисует! Вот, записку черкнул, чтобы она вернула портрет вам – для передачи мне… Раз уж все кончено, по ее мнению, и самому мне приходить к ней нельзя.

– Хороший предлог, – сказала Софи, принимая записку, – но кто на портрете? Если это вы…

– О, нет! Вы же понимаете, что я бы ни за что назад свой портрет не потребовал. На нем моя рано умершая мачеха. Красавица была и добрейшей души женщина. Звали Анна Львовна. Почему-то кроме этой миниатюры ни одного ее изображения у нас не сохранилось. Мне захотелось иметь копию портрета, вот я и отдал Леночке… Елене Викентьевне. А теперь чего уж…

– Не отчаивайтесь, – Софи снова улыбнулась, на этот раз ободряюще. – Мы не знаем, что ждет нас завтра, будем надеяться на лучшее.

– У вас доброе сердце.

– Не замечала этого за собой, но благодарю. И хочу задать еще один вопрос… ответьте, пожалуйста, начистоту.

– Да, Софья Михайловна?

– Как бабушка ваша, Мавра Андреевна, смотрела на вашу помолвку с Еленой Ланиной?

Полянин помрачнел и задумчиво покрутил густые черные усы.

– Не очень хорошо… Да что там – против была. Считала, что мне нужна невеста побогаче и знатной фамилии. Только бабушка вряд ли замешана в каких-то странностях. У нее тяжелый характер… и рука тяжелая. Но она не интриганка.

Софи подумала, что не стоит полагаться на знание людей Петра Полянина, но ничего не возразила. Лишь уверилась, что бабушку тоже не следует сбрасывать со счета. Они распрощались.

***

Софья вышла на крыльцо. Да, вот здесь она увидела вчера окружающее в искаженном, мрачном колдовском свете. И как раз перед этим донесся откуда-то справа легкий звон разбитого стекла… Софи медленно обошла весь дом, но никаких осколков не обнаружила. Неясный колдовской след, впрочем, ощущался до сих пор. Из всех, кто был на ужине, только у Саши что-то не то с «магическим фоном», как это называл покойный Александр Снегирев. Но отец Василий с дочерью уехали раньше… Вильегоров был с ней, с Софьей. Кроме того, ни с чем магическим он точно не связан. Тетушка Ольга? Она колдовства боится. Слуги? Возможно. Но при чем тут вообще стекло? Разбили сосуд, выпустили джинна из бутылки? Софи усмехнулась: сложно представить сказки Шехерезады, оживающие в маленьком поместье под Липичем.

Да и зачем все это? Случайность? Может быть. Хотели досадить, испугать? Тоже не исключено. И опять на ум пришла Саша, так резко изменившая их дружбе… Ладно, гадать нет смысла.

На всякий случай Софи, потратив уйму времени, снова тщательно осмотрела все вокруг дома. И невольно вздрогнула. В первый раз она проглядела, а сейчас… К ветвям пожелтевшего кустарника, примыкающего к фасаду особняка справа от крыльца, прилипли длинные черные шерстинки. И сразу вспомнился рассказ отца Василия и Саши о здоровущей черной собаке, которую прогнала колдовская рысь – арысь-поле…

Первое – такие вещи, как морок, не появляются сами собой, из ниоткуда. Второе – священнику с дочерью встретилась явно не простая собака. Может ли она быть призванным существом или оборотнем? Дар Софи распознавать магию был не без изъяна – если одно странное явление накладывалось на другое, то они сливались в ощущениях. Определить их природу было уже намного сложнее. Возможно, в данном случае морок заслонил собой даже присутствие колдовского существа…

Чувствуя, что головная боль возвращается, Софи вернулась домой и выпила чашечку крепкого кофе в уютной маленькой гостиной. На подоконнике лежала книга, которую проглядывала вчера Саша, здесь же она ее и оставила. И только сейчас Софья заметила, что между страницами что-то торчит.

Это оказался замысловато сложенный листок бумаги. Развернув, Софи прочитала: «Откажитесь от Романа Вильегорова, иначе вам обоим несдобровать. Воистину, так и будет». Почерк четкий, незнакомый. Почти…

Люди – как дома с занавешенными окнами. Приоткроют ли слегка богатую штору или рваную занавеску, все равно не разглядеть всего, чем наполнен дом. А на порог пускают лишь избранных, но и тогда внутри остается еще множество запертых комнат. Как бы мало людей ни окружало сейчас Софи, она не могла проникнуть в их суть, в потаенные думы, в море стремлений, чувств и противоречий…

Александра Знаменская, печальная и строптивая дочь священника, захлопнула перед подругой окно своей души, но не удержалась, чтобы все-таки не высказаться.

В том, что записку написала Саша, у Софи не было сомнений. Хотя у девушки ужасный почерк, а на этом листе бумаги – ученически ровные строчки, Софья увидела характерные начертание некоторых букв, пусть и старательно выправленных. Чтобы убедиться, взяла одно из старых писем подруги и сравнила – да, все верно, писал один и тот же человек.

Сколько же времени Сашеньке потребовалось, чтобы обуздать свою скорую руку, попытаться подделать почерк? Она не могла написать записку здесь, тем более, что такой бумаги и чернил у Софьи не было. Саша привезла письмо с собой. Зачем эти игры, если и так очевидно, что никто, кроме юной поповны, считающей подругу соперницей, не мог оставить в книжке французского романиста эту наивную угрозу?

А сама формулировка? Странное чувство, что нечто похожее где-то уже было… «Воистину, так и будет». Кто вообще так пишет записки с угрозами?

И тут Софи подумала, что письмецо уже лежало в книге и дожидалось ее, когда кто-то навел тот пугающий морок…

Глава 7

На самом-то деле именно о Саше и стоило поразмыслить в первую очередь. Если дружба не пустой звук и Полянин прав в том, что сердце ее, Софьи, до сих пор не зачерствело… Она сказала правду – доброй себя не считала. Особенно сейчас, когда ее жизнь словно зависла в безвременье. И не взлетишь птицей вверх, и не упадешь на землю октябрьским листом. До вчерашнего дня не хотелось думать ни о ком, кроме себя и своих утрат…

Матери Софи не помнила, а вот образ отца четко запечатлелся в памяти. Человек красивый, хотя и грузный, с ранней сединой и морщинками в уголках светлых глаз. Он запомнился прежде всего за письменным столом, за работой, в ярком шелковом халате… длинные крепкие пальцы вечно испачканы чернилами.

Вроде бы обычный московский барин, старинного рода и среднего достатка, Михаил Завьялов был на самом деле ученым литератором и коллекционером. Он глубоко погружался в старинные сочинения, изучал древние рукописи, монастырское наследие, народные предания, сказки и были. Ранние годы его единственной дочери прошли среди объемных фолиантов, ярких историй, увлекательных и порой пугающих. Софи завораживали мастерски прорисованные буквицы и картинки в рукописных книгах, затягивали в загадочный мир.

Она рано научилась читать и писать, и часто отец, когда дочка крутилась рядом, отвлекая от работы, давал ей переплетенные рукописи со сказками, записанными им самим со слов простых людей. Завьялов, погружаясь в новенькие экземпляры нежно любимой коллекции, порой забывал о своей малышке, хотя обычно кроме доброты и ласки дочь ничего от него не видела. Софи садилась тут же, в смежном с библиотекой папенькином кабинете, за собственный маленький столик. И начинала переписывать истории. Медленно, усердно заполняла чистые листы – буква за буквой – подражая родителю.

Позднее в девочке открылся талант каллиграфа. Отец был в восторге и поощрял старания ребенка.

Так Софи привыкла оставаться наедине с собой и уходить в сказочный мирок – порой вовсе и не выдуманный. Чарующе-красивый, жутковато-тревожный, но будоражащий кровь и отпускающий на волю крылатое воображение…

А вот с другим даром оказалось куда сложнее. Когда Софья Завьялова осознала со всей ясностью, что способна чувствовать чужую магию, не имея собственной, посоветоваться было уже не с кем – отец скончался. Сидячая жизнь, рано приобретенная тучность, слабое сердце сделали свое дело. Юная Софи осталась одна и была в отчаянии.

Доброта тетушки Ольги, решившей заменить племяннице родителей, немного утешила девочку и примерила с утратой. К тому же у нее осталось папино собрание редких книг и его собственные сочинения… Тетя не понимала, чего хочет Софи. Собственно, Ольгу Никитичну и брат всегда удивлял – зачем тратить столько денег на старые желтые книги, которые и прочесть-то обычному человеку невозможно? Племянница их, впрочем, легко читает, но увлечение отца едва не сделало Софьюшку бесприданницей.