– Что не так? – священник посмотрел на Софью с испугом.
– А, простите, – она встрепенулась. – Это я просто… Поговорю с Сашей прямо сейчас.
– Вот уж будьте так добры, Софья Михайловна! Премного благодарен, да хранит вас Бог. Сашенька всегда любила вас и уважала. Надеюсь, послушает.
– Сейчас она не будет никого слушать. Но я все-таки попробую.
– Саша никогда не была послушной девочкой. Без матери-то понятно, няньки разбаловали. Да и я сам, чего греха таить. А все-таки она девушка добрая и сердечная. Вот только если кого-то невзлюбит, так это навсегда. Помню, еще махонькой она была, когда госпоже Поляниной не понравилось, что дочка моя в Великий пост слишком ярко одета. Выговорила мне. Сашенька тогда огрызнулась, заступилась за отца. А потом заплакала… И не смог я ее наказать-то, рука не поднялась, а с тех пор всегда хмурится, когда слышит имя этой барыни. А та больше в наш приход ни ногой.
– Какое безумие – обидеться на ребенка! – возмутилась Софи. – Барыня Полянина – она бабушкой приходится Петру Петровичу, нынешнему помещику Приозерного?
– Все верно. Бабушкой по отцу.
– Госпоже Поляниной меня супруг представлял, а с внуком я как раз сегодня познакомилась. – Софи немного поколебалась, ей не хотелось вовлекать в сплетни такого человека, как отец Василий, но все же спросила: – Может быть, вы слышали, батюшка, что-то такое говорят про расторжение его помолвки…
– Болтают люди, да. Дескать, отказать такому человеку – надо ума лишиться. А я вот думаю, не постаралась ли тут как раз она – бабушка Мавра Андреевна… Если невеста внука ей не понравилась… Впрочем, это уж сплетни и домыслы, удержу-ка я лучше свой грешный язык. Да вы Романа Захарьевича порасспросите. Он доктор, во многие дома вхож. Отец его покойный, Захар Степаныч, тоже врач, дружбу водил с Маврой Андреевной.
– Вот как? Не знала. Впрочем, не было причин допытываться. Я слышала, что с невестой господина Полянина связывают еще барышню Людмилу Сомову, а у нее свое несчастье.
– Ох, да какое несчастье! Упаси всех Господь. Очень жалко мне Людмилу Игнатьевну. Она наш храм любит, приезжает на службы, в гости заглядывает и всегда по-доброму общается с Сашенькой. А тут такое… Жених сам себя жизни лишил. Убил себя из пистолета.
– Но почему он это сделал?
– Кто ж теперь скажет… Говорят, никаких записок, ничего такого не нашли. Бесы хитры, человека так могут закрутить, что он не понимает, что творит.
– Похоронили Константина Сомова без отпевания?
– Ну, так уж заведено с самоубийцами, что поделать. Жалко только, что Людмила Игнатьевна вообще ничего мне не сказала. Я бы пришел, сам от себя помолился, Псалтирь бы почитал… Кто знает, а вдруг человек на голову болен стал, вот и начудил… Хотя, может, другого какого батюшку позвали, мне про то ничего неизвестно.
– Понимаю. Ну, простите меня за глупые расспросы.
– Не за что прощать, я всегда рад с вами перекинуться словечком, Софья Михайловна.
Они разошлись, священник принялся с любопытством следить за карточным сражением доктора и Ольги Никитичны, а Софи подошла к его дочери.
– Как тебе книга, Саша?
– Вроде занимательная, – ответила девушка. – Но сейчас трудно читать, отвлекают. Дадите мне ее домой?
– Конечно же. Пойдем, я тебе еще книги этого сочинителя покажу?
Саша пожала плечами, но послушно последовала за Софьей в ту малую гостиную, где несколькими часами ранее молодая хозяйка Снегиревки принимала интересных гостей.
– Располагайся, душа моя.
Софи указала на кресло, но поповна прошла к окну и присела на подоконник.
– Мне не нужно показывать книги, Софья Михайловна, – негромко, с вызовом произнесла она. – Вы ведь мне проповедь собираетесь прочитать, да? Но мой отец делает это лучше вас.
Эти слова неприятно удивили Софью.
– Вовсе я и не думала ничему тебя поучать. Просто захотелось поговорить. Спросить, могу ли я чем-то помочь.
– А для чего это вам, Софья Михайловна? – темные Сашины глаза тревожно заблестели, она нахмурилась. – Что вам до меня?
Софи приблизилась и осторожно положила ладонь на худое плечо девушки.
– Зачем ты так? Разве мы не подруги?
– Вам виднее.
– Саша…
– Нет, вы мне ничего плохого не сделали, Софи. Только не вы… Но вам ведь просто скучно? Захотели подругу, с которой можно по-французски поболтать, – обучили меня французскому. Нравится о литературе порассуждать – книги подсовываете. И что же дальше? Ведь вы обо мне – обо мне самой! – ничего не знаете. Да оно и к лучшему. И я откровенничать с вами не стану. И ни с кем не стану.
– Но как же так…
– Не стоит.
– Что-то мрачное происходит в твоей жизни?
Девушка печально усмехнулась.
– В моей жизни? О чем вы, Софья Михайловна? Может, я уже толком и не живу…
Она соскользнула с подоконника, хотела уйти. Но вдруг не выдержала и застенчиво погладила подругу по щеке.
– Вы всегда хорошо ко мне относились, Софи. Не делали различий между нами, хотя вы барыня, а я дочь сельского попа. Но нам не по пути. Простите меня, пожалуйста.
– Подожди, ведь это из-за…
Но Саша, не дослушав, поспешно вышла из комнаты. Софи молча последовала за ней.
Глава 5
Остаток вечера прошел довольно вяло. Когда Ольга Никитична задремала в кресле, слушая рассказы отца Василия об истории здешних мест, как передавал ее народ, гости засобирались домой.
Александра так больше ничего и не сказала Софье и попрощалась с ней довольно сдержанно. Отец увез ее, а Роман Вильегоров и Софи еще стояли какое-то время на крыльце, провожая взглядом отъезжавшую коляску.
– Что-то неладное твориться с Сашей, – Софи нахмурилась.
– Она не совсем здорова, – рассеянно бросил Вильегоров.
– Что-то серьезное?
– Возможно, анемия. Бледная немочь, как говорят в народе. Больна, потому и злится.
– На вас тоже злится, Роман Захарьевич?