Друд – сын пирата

Ночью, а спал теперь мальчик не в кубрике, а в кормовой надстройке, где хранились запасы еды, выпивки и оружия, он внезапно проснулся и увидел склонившегося над ним кока. Лицо старика имело какое-то отсутствующее выражение, а взгляд был сосредоточенный и одновременно невидящий. В руках кок держал нож. Увидев, что Друд на него смотрит, кок издал шипящий звук, челюсть его отвисла и задрожала. Мальчика сковал такой ужас, что у него не было сил ни закричать, ни пошевелиться. К счастью, в этот момент вошёл сменившийся вахтенный матрос и заорал:

–А ну, коньяка мне, старый висельник!

После этого случая Друд перестал искать способов сближения с коком, а по ночам уходил спать на палубу, благо море было спокойное.

На седьмой день пути слева по борту показалась гряда меловых скал. Это была провинция Скалла- Вера.

«Теутберга» шла в Анистину, столицу провинции Кёрэй, входившую в Нижнюю Арнес. Мысленно Друд торопил её, так как у него возник план. Он решил бежать в порту, а потом по суше добираться до дома. Судя по школьной карте, которую он смутно помнил, это было не очень далеко. Анистина оставалась его единственным шансом, так как затем капитан Бертен без остановок предполагал плыть в колонии. Капитан вызывал у Друда двойственные чувства. После разговора на палубе, подслушанного мальчиком, он больше не вспоминал об его отце. Он вообще почти не обращал на него внимания, только иногда просил принести ему коньяка или водки. Захмелев, Бертен делался сентиментальным и говорливым. Усадив Друда рядом, он рассказывал о своей дочке, в честь которой была названа шхуна. Она держала трактир в каком-то порту. Во время рассказов о ней Друд верил, что капитан – человек не злой. Возможно, Бертен и сам в это верил, так как он прижимал голову мальчика к себе, гладил по волосам и поливал пьяными слезами. Однако, чем больше алкоголь проникал в его кровь, тем больше капитан впадал в мрачное оцепенение. Глаза его наливались кровью, лицо принимало тупое выражение. Сначала он сидел, словно в ступоре, а потом начинал слоняться по кораблю, горланить песни и выкрикивать угрозы. Из этих угроз выяснялись разные подробности его прошлого, которые лишь подтверждали то, что Друд уже знал: в молодости Бертен был пиратом.

Гораздо хуже капитана был боцман Борд Рохлан. Если Бертен нагонял на всех страх своим рёвом, то боцману достаточно было одного взгляда. Едва его мощная фигура с огромными руками появлялась на палубе, а рябое лицо поворачивалось в сторону кого-либо из матросов, как тот подскакивал и летел выполнять даже ещё не высказанное приказание. За двое суток до прибытия в Анистину Борд стал всё чаще останавливать свой непроницаемый взгляд на Друде, и тот чувствовал, как холодеет всё у него внутри.

Ранним утром, когда берег ещё не показался, мальчик мыл посуду осклизлой жирной тряпкой в кормовой надстройке. Старый кок дремал и клевал носом. Вдруг он проснулся и, поглядев на Друда какими-то испуганными глазами, сказал:

–А всё из-за того, что он приказал выбросить за борт Псалтырь и Библию.

–Кто приказал? – спросил мальчик.

–А ты будто не знаешь? – тихо засмеялся старик и погрозил пальцем. – Ты всё знаешь, только притворяешься. Вот потому нас и покинула удача.

В этот момент дверной проход перестал пропускать свет, так как его перегородил собой боцман.

– Иди сюда, – сказал он Друду.

Вместо того, чтобы выполнить его приказ, мальчик замер. Когда глаза его привыкли к полутьме, он заметил в руках Борда верёвку.

– Иди сюда, – снова приказал боцман, но Друд вместо этого уронил тарелку и бросился в противоположную сторону.

Никогда впоследствии Дэвид Шанталь не рассказывал никому о том, что произошло в кормовой надстройке. Сказать по-правде, он вообразил тогда, что боцман пришёл его убить. Он рыдал, выл, забившись в угол, валялся у боцмана в ногах. Однако тот и не думал лишать Друда жизни, а только связал и заткнул рот вонючей тряпкой, пропихнув её чуть не до горла. После этого Рохлан взвалил его на плечо, отнёс в трюм, положил между тюками с товаром и заложил сверху другими. Таким образом, были предприняты меры, предотвращающие побег пленника и вопросы таможни.

Друд провёл долгие часы, боясь пошевелиться, так как от малейшего движения лежавший на нём тюк наваливался сильнее и сильнее. Однако, когда он услышал, что в трюм спустились люди, то стал извиваться из последних сил и стонать. Это привело к тому, что его окончательно придавило, а издать звук громче сдавленного мычания не удалось. Таможенники недолго находились в трюме. Услышав, что они уходят, Друд от отчаяния зарыдал, но вскоре должен был отказаться даже от этого утешения, так как его нос забился слизью, и ему стало грозить удушье. От ужаса сердце мальчика заколотилось, он начал с силой втягивать воздух, но дыхание было сильно затруднено. В глазах его расплылись красные круги, и он потерял сознание.

Очнулся Друд на палубе. От кляпа его избавили, но снять верёвки не потрудились. Шхуна шла толчками. Небо было затянуто тучами. Порывами налетал холодный ветер. За бортом с шумом поднимались из пучины чёрные валы и с тяжёлым грохотом снова обрушивались вниз. деревянные части корабля скрипели, словно жаловались. Высоко на реях матросы укрепляли снасти.

– Не к добру мы вышли в море в такой ветер, – услышал Друд голос боцмана. – Скоро шторм, это очевидно.

–А что ты предлагаешь, Борд? – отозвался капитан. – Скажи спасибо, что нам удалось уйти из порта.

–Надо было плыть напрямую на Андегавы, – сказал Рохлан.

–Напрямую! Что толку тащиться на Андегавы с наполовину пустым трюмом? Так и так придётся куда-нибудь заходить за товаром. Слава Богу, что шхуна осталась цела.

–Чёрт бы побрал этого князя! Мало нахапал. Ещё и шхуну ему для военных действий подавай!

–Тише, Борд, не поминай, кого не следует, всуе. Если удалось уйти из порта, это не означает, что опасность миновала. За нами ещё могут послать погоню, и тогда как дезертиры мы будем повешены на реях, ведь мы увели конфискованный в пользу князя корабль. Кроме того, между Скалла- Верой и Кёрэй наверняка есть патрульные корабли.

– Если нас поймают, то избавят целую выездную сессию суда от работы. Здесь ведь сплошь одни висельники, – нехорошо засмеялся боцман.

– На лбу это не написано, Борд. Но нам действительно нужно убраться подальше от Анистины.

– И куда мы теперь двинемся?

–В какой-нибудь порт Ленхорленса, – пожал плечами Бертен.

–А кто гарантирует, что шхуну не конфискуют там в пользу Северных Провинций? – раздражённо набросился на него боцман.

– Никто. Если ты не согласен, предложи что-нибудь другое.

– Все наши несчастья начались, когда ты взял на борт выкормыша Дирка Терборха. Помнишь, стоило его папаше появиться на «Тихой радости», как у нас всё пошло наперекосяк, – рявкнул боцман, ярясь всё сильнее.

– Не неси ерунду, Борд. Несчастья начались не с Дирка, а с того момента, как капитан бросил за борт Псалтырь и Библию. А ещё прошу не забывать, что мы ушли почти с пустым трюмом, так что мальчишка – какие-никакие, а деньги, – пытался успокоить его Бертен.

–Попомни, принесёт он ещё нам несчастье, – прошипел боцман. – Вот встретим сторожевой корабль…

–Какое несчастье, Борд? – перебил его Бертен. – На Андегавах он принесёт нам деньги, а если уж нам не повезёт, и мы встретим сторожевой корабль, так бросим его в море – и концы в воду. Да и кока вслед отправим – совсем выжил из ума старик.

–Сердце говорит мне, что лучше сейчас…

–Что за бабьи сказки, Борд? Успокойся. Если появится сторожевой корабль, я первым отделаюсь от нежелательных свидетелей. Пойдём лучше посмотрим, жив ли он, а то, быть может, твои опасения и вовсе напрасны?

Они подошли к Друду, и капитан ногой перевернул его лицом вверх.

–Жив, голубчик, – констатировал Бертен. – Дай–ка развяжу верёвку, а то, как бы не повредить товар.

Когда они отошли, Друд ещё долго не мог пошевелиться, но потом собрал все силы и отполз к борту. Сведения о том, что начавшаяся война между Северными и Южными провинциями не дала запастись Бертену грузом в Анистине и вынуждает его плыть в Ленхорленс, нисколько не взволновала его. На Друда напало какое-то отупение. Его сознание усваивало факты, но не вызывало к жизни никаких эмоций, кроме страха и облегчения, связанных с угрозой для жизни и исчезновением её.

Холодные порывы ветра налетали всё чаще, делались всё резче. В небе клубились и сталкивались напоённые дождём серые облака. Матросы на реях по приказанию боцмана убрали часть парусов. Шхуну швыряло из стороны в сторону. Через борт перелетали брызги воды. Друд поднялся и, держась за канаты, протянутые вдоль бортов, добрался до кормовой пристройки и лёг на брошенную на пол дерюгу, на которой обычно спал. Кроме него там находился старый кок. Он перебирал бобы в чашке и бормотал сам себе под нос:

–Я ему сказал: «Не будет счастья без Библии». А Браси грозил, что все мы сгорим в преисподней. В преисподней холодно. Тёмная–тёмная вода… Тонешь – и нет никакого дна…

Ночью ветер разошёлся не на шутку. Он выл, обдавая всё вокруг своим ледяным дыханием. Шхуна жалобно скрипела, то проваливаясь в водяные ямы, то взбираясь на гребни волн, перебрасывавших её друг другу, словно игрушку. Всякий раз, когда «Теутберга» падала вниз, Друд думал, что сейчас её раздавит нависавшая сверху гора тёмной воды, но в следующий момент под кораблём вырастала другая волна, которая снова поднимала его, чтобы швырнуть своей соседке.

На смену беззвёздной ночи пришёл сумрачный день. Тучи в небе громоздились друг на друга. В море вздымались пенистые валы. Ветер не только не утих, но стал ещё злее. Он нападал на корабль то сзади, то с восточного борта. Под его напором «Теутберга» сотрясалась и так отчаянно скрипела, что, казалось, вот-вот развалится.

Друд провёл весь день, завернувшись в дерюгу, поджав босые ноги и дрожа от холода. Кок продолжал сидеть на лавке в углу и бормотал по обыкновению. Судя по всему, разум его мутился всё более и более.

– Сатана протащит нас под килем не единожды, – бубнил он. – От ракушек, покрывающих дно его корабля, останутся на спине красные раны. Браси пришёл и сказал: «Темно в преисподней, а я не подниму даже свечки, чтобы согреть вас во мраке и адском холоде». Я сам видел Браси. На спине у него отпечаток руки Бертена, ведь это он столкнул его в воду. Он так и сказал: «Все вы будете прокляты…»

Ближе к вечеру на юге был замечен неизвестный корабль, однако спустившаяся непроглядная ночь скрыла его. Небо грозно рокотало, потом его прорвало дождём. Раскаты грома были такие чудовищные, словно небосвод раскалывался, и куски его падали в бездну моря. Во время одного из них «Теутберга» страшно вздрогнула, послышался сильный треск и тяжёлый грохот, перекрывший рёв волн. Друд решил, что корабль раскололся, открыл дверь и хотел выбежать на палубу. Ледяной ветер пронзил его до костей, обдав с ног до головы дождём. В свете молнии мальчик увидел, как волны перекатываются через палубу. Грот-мачту сорвало и, по–видимому, смыло в море. Падая, она повредила фок-мачту, обломив её верхнюю часть.

Матросы собрались возле обломка. Судя по всему, им кого-то придавило. Друд захлопнул дверь и вернулся обратно. Должно быть, он уснул, так как проснулся от тяжёлых шагов капитана Бертена, лицо которого выражало мрачную решимость. Бросив на мальчика тяжёлый взгляд, капитан налил в оловянную кружку можжевеловой водки и выпил одним махом. Через некоторое время вошли боцман и три матроса.

–Иди сюда, – сказал Бертен мальчику.

Друд быстро вскочил и встал у него за спиной. Некоторое время все молчали. Под потолком с противным визгом мотался фонарь. Наконец боцман начал:

–Бертен, отдай мальчишку. Нет сомнений, это он приносит несчастье. Вспомни, более неудачным был только рейс, на который мы взяли его папашу.

–Рохлан, ты сам знаешь, что всё это бабьи сказки. Мальчишка – это всё, что у нас останется, если мы выберемся из этой передряги, – возразил капитан.