«Только бы клятва держалась, только бы держалась», – взмолился я мысленно.
В комнате Миолы было сильно натоплено. Френ лежал в одной длинной рубахе поверх одеяла – руки вытянуты вдоль тела, голова запрокинута. Только сейчас я понял, как он стар – худой старик с редкими седыми волосами и неопрятной щетиной на запавших щеках.
– Френ… – Отец подошел к кровати.
И тут я увидел, что рубаха Френа разодрана на груди, это он сам ее распустил чуть ли не до живота. И теперь на покрытой редкими седыми волосами вялой коже отчетливо виднелись два синих круга – следы наложенной магической клятвы. Еще след был на верхней губе в виде синеватого треугольника. Отец тоже это заметил. Вообще магическая клятва, соизмеримая с внутренней энергией человека, не должна оставлять следов. Но я так боялся, что Френ воспротивится моей воле, что вложил всю свою не малую силу в это действо, и вот в итоге на коже проступили магические ожоги.
– Это же … магическая клятва… – отец повернулся ко мне. – Это ты сделал?
Странный вопрос – кто еще мог наложить такую клятву, кроме меня? У Эдгара есть Дар магика, но он пока ни клятвы наложить не может, ни миракля создать, даже самого захудалого. Не то, что у него совсем нет таланта – просто лень совершенствовать.
Я стиснул зубы и издал странный смешок, который должен был означать «да».
– Но зачем?
– Так было нужно.
– Нужно что?
– Чтобы он дал клятву, – я не хотел отвечать, но не мог противиться требованию отца.
– Ты знаешь, что Френ – патриций?
– Знаю, конечно.
– Ты… – отец на миг задохнулся. – Ты его растоптал…
– Не надо было сопротивляться.
Отец не ответил, повернулся к Френу и медленно опустил свои механические руки ему на грудь. Я сразу понял, что он хочет сделать. Он хочет снять наложенную мною клятву. Для этого его Дар должен быть сильнее моего. Я попытался оттолкнуть его, но в следующий миг отлетел к стене – меня будто лошадь лягнула. Сердце пропустил удар, а затем заколотилось часто-часто, и из носа хлынула кровь. Я лежал на полу и не мог пошевелиться. Вернее, физически мог, но ужас буквально сковал меня. В ушах стоял гул, казалось, колокол Судьбы раскачивался и грохотал у меня в черепушке. Внезапно сделалось холодно, я видел, как завлажнели окна и потекли капли по стеклам.
Отец сдернул магическую клятву с Френа и сказал кратко:
– Ты свободен.
Старик приподнялся, оглядел комнату.
– Где это я? – пробормотал он, вертя головой. – Ничего не узнаю.
– Потому что это комната Миолы, а не твоя.
– Нехорошо… Надо же, как нехорошо вышло. Что девонька обо мне подумает…
Френ завернулся в одеяло, как в мантию, и побрел вон из комнаты. Край одеяла волочился по полу.
Отец подошел ко мне и протянул руку:
– Вставай!
Я медлил. Из всех обитателей Ниена я больше всех обожал Механического Мастера – за то, что он сделал отцу такие жуткие стальные руки, которые двигались почти как настоящие, но своим видом наводили на всех ужас. Ужасное всегда вызывало у меня восторг – до мурашек и легкой дрожи. По вечерам во время празднеств я просил отца, чтобы он поднимал меня на руки вверх и подбрасывал. Я знал, что он всегда добавляет рукам толику магии, отчего вокруг нас собирался холодок, а бывало, капли влаги выступали на металле, или каменных статуях в саду Элизеры.
Но сегодня я опасался брать его за руку, сжимать стальные пальцы протеза. Мне казалось, что он раздавит мою ладонь в своем стальном рукопожатии. И все же я повиновался, не потому что пересилил страх, а потому что не было сил противиться.
Он взял меня за руку – усилие было вполне человеческим, не железным, и ранул на себя, заставляя подняться с пола. Руку не отпустил.
– Первый успех всегда вызывает к жизни необоснованные надежды. Намек на свою исключительность ты воспринял как обещание скорого и быстрого подъема. Взобрался еще только на первую ступеньку, а тебе уже померещилась мраморная лестница.
– У меня уже третий круг! – я дерзко вскинул голову.
– Никто не запрещает тебе подниматься наверх. Но только не по людским головам, Лиам! Не по людским головам.
Он глядел на меня, ожидая ответа. Я молчал.
– Скажи, мой мальчик, чем же тебе так досадил Френ?
– Он меня унизил, – выпалил я почти против воли.
– Унизил? Чем же?
– Он… Он надо мною насмехался.
– Френ насмехался? – отец недоверчиво покачал головой. – Он, случается, может обидно пошутить, но чтобы издеваться над принцем Элизеры?.. – Отец когда-то давно придумал этот титул, и он мне нравился. – Тебе не показалось?
– Я не хочу, чтобы он дальше жил в Элизере. Пусть уезжает к себе домой.
– У него нет другого дома, кроме нашего. У него был сын когда-то, но парень ушел в море на корабле и не вернулся. Френ одинок. Его семья – королевский дом Ниена.
– Мне все равно, пусть уезжает, куда хочет.
– Френ никуда не уедет. Или ты забыл, что Элизера принадлежит мне?
– Тогда мне уехать, да?
– Чего ты боишься, Лиам? Что случилось? – отец положил мне на плечи свои стальные руки.
Я сбросил их, хотел гордо уйти, но вместо этого рухнул в кресло и расплакался.
– Ты хочешь быть идеальным, Лиам, самым сильным, самым умелым, самым смелым, никогда не ошибаться, – он почти всегда называл меня моим первым именем «Лиам», тогда как остальные кликали Маркусом. – Лучше всех во всем. Но так не бывает. Иногда мы ошибаемся, иногда трусим, иногда думаем только о себе, иногда – нам лень, иногда – хочется сделать что-то наперекор другим. Это бывает, и это не страшно. Страшно, когда предают. Если ты не хочешь жить в Элизере вместе с Френом, ты можешь поехать в Ниен и жить в королевском замке, как прежде, в своих покоях. Тем более что твою учебу в Доме Хранителей никто не отменял. Выбор за тобой.
– Хорошо, я поеду в Ниен. Но… ты должен обещать одну вещь.
– Какую?
– Ты не будешь спрашивать у Френа… – я запнулся, – что случилось. Почему я заставил его дать клятву.
– Хорошо, обещаю.
Я не ожидал, что он так легко согласится.