Богинка

Млада на земле лежала среди трав, песнь последнюю поющих, и в глазах ее бирюзовых проплывали тучи тяжелые с каемками золотистыми.

Где-то далеко была она, за пределами мысли и осознания.

Вспоминала руки материнские и голос родной, что песнь напевал знакомую. Мамины очи лазурные, любви полные; запахи трав сушеных, по избе развешанных, – пряностью на язык, да под самое сердце теплом.

А потом сменились вдруг воспоминания размытые мороком черным. Показалась тень зверем пушистым, сверкнула веждами янтарными. Вздрогнула Млада и плечом больным повела, поморщилась. Снова о незнакомке подумала, что от реки ее не больше трех дней назад вывела.

Живана тогда бранилась по-страшному:

«Абы бе дуси нечистия?[20 - А если бы она была силой нечистой?] Нелеть ти в полес паки ходити, яко ще напасти не хотиши![21 - Нельзя тебе в лес снова ходить, если беды не хочешь!]»

Не злилась Млада на Живану и слово ей дала честное, что не станет больше одна в лес уходить.

Только вот ныло сердце девичье от скуки неразделимой, и казалось ей, что у реки той она не просто женщину повстречала, а саму талан[22 - Судьба.] предначертанную.

Поднялась нехотя Млада с земли холодеющей, в руки взяла венок из листьев и веток хвойных, рябиною да клюквой украшенный.

К вечеру празднества собирались, с песнями и плясками. Осенины отмечали всей деревней; осень багряную встречали, Мать Сыру-Землю за дары бесценные благодарили. Провожали змей да птиц в путь неблизкий до Ирия[23 - Подобие Рая в славянской мифологии.]; предкам, отошедшим в мир Нави, почтение передавали.

Но не хотелось Младе ни веток рябины для костра складывать, ни капусты рубить.

«На Воздвиженье у доброго молодца – комбоста[24 - Капуста.] у крыльца», – учила Живана, но Млада не любила ни рубить кочаны, ни заквашивать их.

А потому сбегала каждый раз от традиции неприятной, да по-своему осень ненаглядную встречала: средь простора полей золотившихся.

Теперь же брела она вдоль леса неторопливо, тихо под нос напевала:

«Кот Баюн в лесу живет –

Сказ расскажет, песнь споет.

Но скажу вам, он – беда,

Не пугайте Баюна:

А не то как зашипит!

И в мгновенье усыпит!

Будет сон, как смерть, увы,

Злые нынче Баюны…»

Так песнь нравилась ей, что не сразу услышала Млада вопль жуткий из глубины леса. Холодом сердце девичье сковало и колени поджались, когда крик повторился.

Наказывала Живана не ходить в полес больше да не тревожить духов лесных. Вот только вопли, душу леденящие, тревожили Младу: не то зверье какое мучилось, не то человек в беду попал, и все одно – помощь страдальцу нужна была.

– Была не была! – воскликнула Млада и поспешила на визг, больно щеку изнутри закусив.

Шла без оглядки прямиком в самую чащу. Шла и думала, что же делать она будет, коли в беде кто оказался.

«А если не сам попал, а к кому-то в лапы? – подумалось ей. – Тогда удача уж не поможет, ведь я ни драться не умею, ни договариваться. Только лишь настойки из трав выдерживать да раны обрабатывать»

Глубоко задумалась Млада и не заметила спины широкой впереди себя, да так врезалась, что на ногах не устояла. Незнакомец резво обернулся и поднял с земли девушку; негодующим взглядом ее окинул.

– Совсем нынче девы стыд потеряли! Чего это носишься ты по болотам как угорелая, светлая? – голосом басовитым спросил.

Осмотрела Млада его глазами округленными, да взгляд отвести не смогла: в три аршина ростом был он, словно богатырь из сказки какой. Волосы длинные да золотистые, красной тесьмой подвязанные; глаза – листва свежая, малахитовая – и по-доброму круглые. Вот только прищур его недружелюбный смутил сердце девичье, и зарделись щеки ее веснушчатые.

– Не ношусь я, – Млада прядь волос из косы выбившихся за ухо заправила. – Я крики обреченные услышала и страдальцу помочь спешила… Да только вот потеряла след евонный!

– Да кто уж страдать будет близ болот здешних, кроме тебя да вытьянки окаянной? – раздраженно незнакомец спросил и отвернулся. Широким шагом прочь пошел.

– Погоди! – окликнула девица и следом бросилась. – Кто такая вытьянка эта? Я с полей вопль ее услыхала и решила было, что то человек, в беду попавший.

– Попал да пропал, – буркнул молодец. – Коли в болота угодишь, кричи не кричи, живым не выберешься.

– И то верно, – согласилась Млада и замолчала.

– А вытьянка – это душа ноющая. Косточка ее осталась не погребенной в Матери Сырой Земле, вот и воет она, животину распугивает.

– Вот еще, душа… – насмехнулась Млада да язык прикусила.

– Ты сама-то кем будешь? – спросил молодец, тему разговора меняя.

– Млада имя мое, из деревни я. Травы собираю да хвори всякие людям залечивать помогаю.

– Колдуешь? – с недоброй улыбкой спросил молодец.

– Травничаю, – негодующе девица ответила.

– Стало быть, к празднику вечернему деревня готовится? – юноша на венок головой кивнул: – Петь да танцевать до утра будешь?

– Осень встречать готовлюсь я, – голосом тихим ответила, – батюшке с матушкой почести свои с птицами перелетными посылать.

– Стало быть, сирота ты? Уж прости, обидеть помыслов не было, – повинился он и наконец представился: – Меня Ладомиром звать, коли звать захочется.

– Ты сам-то откуда будешь, а чего в чаще глухой делаешь? – спохватилась Млада, едва за широкой поступью Ладомира успевая.

– Край мой родной далеко за семью морями да за горами поднебесными. А сюда меня дорога завела, а и дело любимое – на нечисть охочусь я, от скверны Сыру Землю избавляю.

– Сдается мне, косточка твоя оттого и разнылась, что тебя испугалась.

– Вот уж нет, Млада-травница, – поправил Ладомир, – вытьянка воет, оттого что покоя жаждет. А я вот дело делаю – нужную косточку ищу, чтобы закопать в могиле да упокоить-таки душу несчастную.

– Долго же ты искать будешь, Ладомир-охотник, – ответила ему девушка тоном таким же насмешливым.

– А ты сделай дело доброе да разузнай в деревне своей, кого хоронили недавно, аль не пропадал ли кто у болот? Быть может, и скажут в деревне чего, а ты мне поведаешь, и вместе душу уймем тревожную.