Мэрлин

Я запомнила его слова на всю жизнь. Но на самом деле мы еще долго болтали в ту ночь. Блэкстон не торопился тащить меня в постель, хотя потом признавался, что это стоило ему титанических усилий. Впрочем, тогда я еще не умела этого распознать. Когда же я, разморенная жаром камина и звездным небом, оказалась в той самой постели, Блэкстон показал мне ту любовь, о которой мечтал и которую чувствовал ко мне. Любовь в каждом касании. Не было на моем теле места, к которому он бы не прикоснулся – руками, губами, языком, волосами… Не было в моем теле клеточки, которая бы не зажглась ему в ответ сиянием удовольствия и истинной радости. Мне не требовалось подтверждения, что он наслаждался близостью со мной. Я ощущала это в каждом соприкосновении с ним. Я ощущала это кончиками пальцев, внутренней стороной бедер, обнимавших его, сосками, вжимавшимися в его грудь. Конечно, не обошлось и без некоторой неловкости, ведь я очень волновалась, и Джону приходилось справляться не только со своими эмоциями, но и с моими. Когда я уже практически почувствовала свою никчемность в любовной игре и мысленно приготовилась заклеймить себя, он с такой легкостью рассмеялся… Смятение и мое напряжение мгновенно рассеялось, нежность затопила меня. Блэкстон тихо смеялся. И его ласковый смех проникал в меня вместе с ним.

Мистер Питтс

Утро начиналось с тонких августовских лучей, робким светом заливших комнату. Было прохладно и туманно. Хотя, конечно, не так как в Лондоне. Когда я проснулась, Джон лежал рядом и смотрел на меня. Сотни раз после я просыпалась под его теплым взглядом, и каждый раз мое сердце на долю мгновения замирало в груди.

– Доброе утро, Ли, – хрипло прошептал Блэкстон.

– Доброе утро, Джон, – я улыбнулась, и на его губах тут же расцвела ответная улыбка. Он обнял меня, и мы просто лежали так, соприкасаясь телами, наслаждаясь теплом постели и собственной близости.

– Я словно лечу, – проговорил он и поцеловал краешек моего лба. – Лечу среди звезд, в мире, где нет ни времени, ни пространства, ни направления. Я здесь с тобой, и одновременно я везде. В твоих волосах, в свежести ветра, что пытается ворваться в нашу комнату, в хлопковых волокнах простыней… Я здесь, но в мире я так и остаюсь странником, скитальцем среди небесных огней. Пойдешь ли ты со мной? Отправишься ли в этот бесконечный полет? Отважишься ли?

– Я не очень смелая, Джон. Но тебя я выбрала безоговорочно. И теперь я не могу не быть с тобой, или не идти за тобой, если ты зовешь меня, потому что для меня это так же естественно, как дышать, как жить. Ты часть моей жизни.

– Я люблю тебя, Ли, – он поцеловал меня нежно, так невероятно нежно, словно я могла рассыпаться от его прикосновения.

А потом принесли завтрак, и наша идиллия закончилась. Перекусив, мы отправились в дом. Я осталась там, а Блэкстон поехал нанимать людей, пообещав вернуться через пару часов.

Сзади к дому прилегала небольшая терраса, выложенная камнем, и я сначала пошла туда. Мне думалось, как чудесно будет пить здесь чай и наслаждаться видом сада. Сад, правда, еще не был как следует разбит и скорее напоминал безобразие, но я справедливо решила, что это вполне поправимое дело.

Через некоторое время я немного продрогла, вернулась в дом и стала исследовать комнаты. На нижнем этаже были гостиная, кабинет, столовая и кухня, на первом этаже спальня с прилегающей ванной. На этом же этаже была еще одна комната, но так как я никогда не жила в такой роскоши, я не знала ее предназначения. Комната для жены? Второй кабинет? Детская? Впрочем, сейчас комната была совершенно пуста. Наверху была каморка – я решила, что это вторая ванная, и две спальни, возможно для прислуги? Опять же комнаты были совершенно пусты, поэтому я ни в чем не была уверена, а с Блэкстоном мы еще не обсуждали, как следует обставить дом.

Правда, когда я в одиночестве бродила по дому в то утро, мне совершенно не хотелось его “как следует” обставлять. Я чувствовала себя живой и свободной, и мне хотелось, чтобы и этот дом стал таким же. Чтобы подходил мне. А будет это соответствовать общественным устоям или нет, дело второстепенное.

На самом деле, ради кого же мне тут стараться? Ко мне не будут приходить с визитами, я не буду встречать гостей, мне не нужно производить хорошее впечатление ради карьеры мужа. А всякий, кто узнает природу наших отношений с Блэкстоном, сам будет избегать меня всеми возможными способами. Единственными людьми, которые будут посещать мой дом, будут мои родители и мой возлюбленный.

Правда будут еще слуги. У отца были слуги, но я все еще не умела с ними правильно обращаться. Несколько лет назад я и сама подумывала пойти в услужение. Так чем же отличаюсь от них, что должна мгновенно воспылать надменностью перед ними?

Я долго впитывала энергию дома. Было ощущение, что я соединяюсь с ним, так же как соединилась с Джоном, какой-то невидимой нитью. Это делало наши отношения совершенно особенными. Потом снова вышла в сад и вдохнула весь его терпкий влажный аромат.

Интересно, что я буду тут делать целыми днями?

Мои размышления прервал Блэкстон, вернувшийся с молодым мужчиной и женщиной, постоянно смотревшей в пол – разглядеть ее в тот день мне не удалось.

– Мэрлин, дорогая! – позвал меня Джон. Я тут же вернулась в дом через кухню.

– Я здесь! Добрый день! – поздоровалась я со всеми сразу, не зная как лучше себя повести.

– Мэрлин, позволь представить тебе мистера Питтса и его сестру мисс Питтс. Эти люди будут служить здесь. Мистер Питтс будет выполнять все обязанности мужской прислуги в доме, мисс Питтс будет твоей личной горничной. Завтра я найму тебе кухарку и экономку.

– Приятно познакомиться, – проговорила я, еще более не уверенная, все ли правильно делаю. Почему-то этот момент заставил меня остро почувствовать все существующие социальные неравенства между Блэкстоном, собой и этими людьми. И неизвестно к какому краю я стояла ближе…

– Питтс сейчас отправится за рабочими, которые будут приводить твой дом в порядок. А мы с тобой идем по магазинам!

– О, – только и смогла выдавить я.

Остаток дня я помню весьма смутно. Я очень нервничала и очень устала. Мы выбирали обои – точнее он предлагал, а я отказывалась – все казались мне слишком темными. И с одной стороны, во мне росли смятение и страх что я не имею права отвергать все, надо что-то выбрать. А с другой, я никак не могла согласиться на то, что не подходило мне. Не было моим. В конечном итоге, к нашему общему удовольствию, были заказаны чудесные обои цвета топленых сливок в гостиную, в тон к ним с полоской – в столовую. В кабинет – классические зеленые, но самого светлого оттенка. В спальню были выбраны кремовые обои с изящным цветочным принтом в неожиданно желтых тонах. От панелей, которые мне везде предлагали, я отказалась наотрез. Ванную комнату было решено оставить белой, но материалы Блэкстон должен был выбрать сам, поскольку моих сил на это уже не хватало. Весь второй этаж тоже было решено оставить на время так. В это время Питтс заказывал большую плиту, рабочую мебель и всяческие принадлежности для кухни.

Вся неделя прошла в выборе. Я выбирала ткани для штор и обивки мебели, светильники, стулья, кресла, шкафы и кровати… Круговерть приятных и не очень приобретений слилась для меня в одно. Я все также неуверенно чувствовала себя на людях с Блэкстоном. Хотя надо сказать, мы везде представлялись благовоспитанной семейной парой среднего класса, мистер и миссис Грант, у нас даже имелись документы. Уж не знаю, как он это сделал, но на руках у меня отныне были документы и на мисс Уороби, и на миссис Грант. Отличить их подлинность я лично никогда бы не смогла. Впрочем, и желания такого не было. Дом кстати, Джон действительно купил для меня – на имя Уороби, естественно. Продать я его не могла по условиям договора, зато в случае необходимости могла сдать в аренду, частично или полностью.

Саймон Питтс оказался настоящей находкой. Раньше он служил старшим лакеем у весьма зажиточного пожилого господина и даже около года путешествовал с ним во Франции. Но знания французского едва ли компенсировали более чем сдержанную рекомендацию. Джон же объяснил, что скорее всего Питтс был отличным работником, которому просто хотели отомстить таким образом за то, что тот решил уйти.

К концу недели Питтс нашел человека, который преобразил камины до неузнаваемости. Во Франции это называлось арт-нуво, стиль модерн, который внезапно поселился в моем классическом викторианском доме. Теперь вся обстановка заиграла совсем иначе, появилась искра жизни и той самой свободы, которой мне так хотелось. Когда я поделилась своими мыслями с Блэкстоном, он лишь со смехом закружил меня по гостиной. На следующий же день была найдена чудесная настольная лампа в виде нимфы, держащей распускающийся цветок. Кровать в свою спальню я перевыбрала. Впрочем, как и большинство мебели. Мой дом обретал свой уникальный стиль. Дверь в сад украсил волшебный витраж. Мягкое голубовато-зеленое свечение с янтарными отблесками завораживало и восхищало меня. В комнатах появлялись изящные статуэтки, настольные часы, вазы и прочие мелочи.

Блэкстон увлекся новым стилем также горячо, как и я. Удивительные украшения для волос, серьги и кольца, которые он мне дарил, всевозможные броши и застежки – изысканные, витиеватые с прекрасными растительными узорами, словно были созданы лесными эльфами. Я преображалась вместе со своим домом. Джон покупал мне одежду, воздушную, украшенную кружевами, струящуюся. Он даже нашел мне непростительно удобные восточные шаровары, которые носят, пожалуй, лишь одалиски из гарема. Многие вещи своего нового гардероба я надевала только в его присутствии за закрытыми дверями.

К середине сентября дом стал полностью пригоден для жизни. И хоть несколько комнат все еще оставались пустыми, мы с радостью переселились, оставив гостиницу с ее услужливой хозяйкой с сердечной благодарностью, но без сожалений.

Питтс поселился на чердаке, в соседней комнате от него экономка миссис Ходжес. Кухарка миссис Паттерсон жила где-то неподалеку и каждое утро приходила к нам. Так же делали сестра мистера Питтса Лили и девушка-посудомойка Хортенс вместе с младшим брат, выполнявшим мелкие поручения и чистившим обувь.

Как и обещал Блэкстон, мы жили практически как настоящая семья. Слуг не ставили в известность о наших отношениях. На выходные я уезжала к родителям, Джон возвращался к своей жене и родственникам. В понедельник утром я приезжала домой, а вечером, сделав все свои дела в городе, возвращался Блэкстон. На неделе он иногда тоже уезжал в город, но к ночи возвращался.

Питтс чрезвычайно старательно организовывал наш быт. И хотя миссис Ходжес была выше его по положению, ввиду мягкости ее характера (но отнюдь не в вопросах денег), именно он стал главным слугой в доме. Я была очень благодарна ему, поскольку его заботами переезд прошел легко и непринужденно, а в доме с первых дней все работало как часы. Он сопровождал меня на прогулки или по магазинам, и я никогда не чувствовала неловкости рядом с ним. Иногда я замечала, что он с легкой задумчивостью наблюдает за мной, но даже в эти мгновения я не чувствовала в нем ни опасности, ни напряжения. Скорее он был надежным и преданным. В первую очередь Блэкстону, конечно.

Что же до Джона… жить с ним было удовольствие. Удивительный собеседник, умный, широких взглядов, лояльный и в то же время полный огня. Я смотрела на него с глубинным восхищением. Он любил меня и не скрывал этого. Почти все время мы были вместе и почти все время он так или иначе прикасался ко мне. Это удивляло меня и в тоже время усиливало все мои чувства к нему. Я больше не вспоминала Дика и не строила фантазий о встрече с прекрасным незнакомцем, который полюбит меня и возьмет замуж. Я, так долго мечтавшая о любви, вдруг поняла, что полна ею, что эта долгожданная любовь во мне, что я и есть любовь, и пока я такая, весь мир вокруг будет также полон любви.

Лили Питтс

В конце октября Блэкстон стал проводить больше времени со своей настоящей семьей. Он уже не приезжал в пятницу вечером, а оставался на весь уикенд. Также он стал иногда проводить в городе ночь со вторника на среду. Поначалу мне это не понравилось, но то была банальная ревность. Я не хотела мириться с мыслью, что он спит со своей женой, после того как только что занимался любовью со мной. Впрочем, он утверждал, что после бессчетных попыток завести с женой ребенка во время лечения у моего отца больше он к ней не притрагивался. Я была склонна ему верить, тем более понимала, что у него есть обязательства не только перед этой женщиной, но и перед родителями, братом и сестрой.

Так я стала больше времени проводить одна. И пока что мне не было скучно. Я купила несколько книг по живописи и пыталась рисовать акварели. Много читала, вышивала для дома и в подарок матери, которая все еще болела. Гуляла в ботанических садах. Беззаботное время.

Но постепенно погода портилась, дожди и серое промозглое небо заставляли жарче топить камины и чаще пить чай. А еще в ноябре я поняла, что жду ребенка. Блэкстон был в городе целую неделю – впервые за все время. Я же пыталась осознать и принять свою беременность в одиночестве. Когда Джона не было, кухарка приходила только по утрам и готовила на весь день. Миссис Ходжес потом просто разогревала еду. Моя горничная Лили сказалась больной и практически все время отсутствовала, приходив только по утрам помочь с волосами и одеждой. Питтс со всем приличием не попадался на глаза, однако был дома и всю свою работу выполнял безукоризненно.

К вечеру среды мне стало тоскливо. Я дошла до крайности и попросила миссис Ходжес составить мне компанию и попить вместе чаю. Идея казалась мне неплохой, но в итоге мы все время молчали, так как не знали, о чем говорить. На нервной почве в четверг она даже отпросилась уйти спать раньше обычного. Я с грустью посмеялась над собой.

Я сидела у себя в спальне и мне было тревожно и холодно. Новая жизнь. Как отреагирует Джон? Я сама еще была в смятении. Конечно, я понимала, что скорее всего у нас будут дети. Хотя трудности Блэкстона с женой были мне известны, я не переносила эту ситуацию на себя. Впрочем, я все равно не была готова. С одной стороны, я хотела, чтобы Блэкстон уже приехал, и я могла ему все рассказать, а с другой – радовалась возможности спокойно осмыслить происходящее.

Окончательно запутавшись, я решила пойти на кухню и заварить себе горячий чай. Завернувшись в теплую шаль, я спустилась в кухню, где неожиданно встретила Питтса. Он, очевидно, в сильном волнении ходил из угла в угол, держа в руках бутылку.

– Доброй ночи, Питтс, – проговорила я, испугав его. Мужчина вздрогнул.

– Простите, мадам, я думал, Вы легли.

– Я спустилась выпить чаю, – ответила я и улыбнулась.

– Давайте я Вам приготовлю, – услужливо сказал он. Но я уже поняла, что он чем–то сильно обеспокоен и не хотела его помощи.

– Нет, благодарю, я справлюсь сама. Лучше расскажите, что Вас так взволновало? – спросила я и начала хлопотать по кухне.

– Боюсь, это не то, что Вы захотите узнать, – с горечью ответил он и приложился к бутылке.

– Я гораздо более любопытна, чем Вы думаете. Перестаньте пить, пожалуйста.

– Мадам, – вдруг резко остановившись, он посмотрел прямо на меня. – Вы не могли бы выплатить мне часть моего жалования сейчас?

– О боже! – только и смогла вымолвить я. – Вы пугаете меня. Мне надо присесть, Питтс!

Он усадил меня и снова выпил. Картина вырисовывалась странная. Я была наедине с сильно взволнованным мужчиной в подпитии, который требовал у меня денег!