Мэрлин

На пороге я решилась задать вопрос, мучивший меня всю дорогу.

– А почему Вы были один на площади?

– Как бы это сказать, Ли, – усмехнулся он. – Я глубоко несчастный человек. И мне вдруг подумалось, что в такой толпе я найду с кем разделить свою тоску.

Эти слова прозвучали естественно, без намека на грусть или неуместное кокетство. Блэкстон постучал в дверь, открыла служанка, и мы вошли. Представившись и назвавшись другом моего отца, он передал меня с рук на руки оторопевшей служанке Чизторнов. Перед уходом он незаметно подмигнул мне, и, проходя мимо, слегка склонил ко мне голову:

– Разрешите мне увидеть Вас снова?

Я смогла лишь судорожно кивнуть, и даже не была уверена, заметил ли он мой ответ.

Но он заметил и… К слову, наши отношения можно даже назвать романом. Блэкстон присылал мне записки, писал письма полные скрытого огня, мы вместе ходили в библиотеку и на самые непопулярные выставки, чтобы никто не мог видеть нас вдвоем. Пару раз он водил меня в кафе есть сладости и пить чай. Этот мужчина был женат и возможно именно поэтому был сдержан до невозможности. И все же не отступал ни на шаг.

Иногда я представляла на его месте Дика. Но все было совершенно по-другому. Я не горела лихорадочным огнем влюбленности, да и Блэкстон вовсе не был таким же подкупающим как Дик. Но чем больше я сравнивала двух мужчин, тем чаще вспоминала слова Ноэль о том, что Дик не планировал женитьбу. Да, я была для него приключением, подобно Африке, да, вероятно он был влюблен, но не настолько, чтобы посвятить этому жизнь. А что до Блэкстона…

Блэкстону было 29 лет, он был младшим сыном герцога, у него также была младшая сестра и старший брат, который не имел наследников и после упомянутого ранения считался не способным к зачатию. Таким образом, после смерти отца и брата Блэкстон будет герцогом. А это, знаете ли, уже самый высший свет, аристократичнее не придумаешь. И меня это пугало. Впрочем, не только это.

Меня пугала я сама. Я не понимала, почему позволяю женатому мужчине совершенно не моего круга ухаживать за собой. Не понимала, что так тянет меня к нему, причину этой глубокой привязанности. Я просто была с ним, и это было самое правильное в моей жизни. Однако я скрывала свои отношения от родителей. Мы с Джоном виделись 2-3 раза в месяц, ни разу даже не целовались, лишь несколько раз держались за руки, но и это представлялось мне чем-то слишком чувственным и достойным порицания.

Тем не менее, Ноэль была совсем другого мнения. Она видела нас вместе пару раз, я сама просила ее об этом, чтобы она могла составить о нем свое личное мнение. Ноэль считала, что Блэкстон чересчур приличный, и просто боится меня спугнуть напором. Что, несомненно, он глубоко влюблен, и это заметно невооруженным взглядом.

– Как сказала бы мадам Жу, – уверяла меня Ноэль, – он так сильно желает затащить тебя в постель, что готов побыть ослом.

Это и радовало меня, и пугало еще больше. Я продолжаю общение с ним, но готова ли я вступить с ним в интимную связь? Что вообще мне нужно от него? Я люблю его? Вопросов было много, а ответов мало. Так мы и встречались с ним до середины июля, пока он вдруг не пригласил меня на загородную прогулку. Я сказала маме, которая тогда болела затянувшимся гриппом, что поеду с Ноэль и старшими детьми миссис Стоунворк и вернусь ближе к вечеру. В 10 утра мы с Ноэль встретились у библиотеки, и она проводила меня до самой окраины парка, где Блэкстон уже ждал меня в закрытом экипаже без знаков отличия. Итак, я решилась на самое легкомысленное приключение в своей жизни.

Через полтора часа пути в полнейшей тишине мы остановились в тихом местечке среди дубов, рядом с небольшой речушкой. Слуги расстелили для нас плед для пикника, разложили еду, лимонад и вино, мягкие вышитые подушки, а затем отъехали от нас на приличное расстояние, так чтобы мы остались совершенно одни. Джон заметно волновался. Он то ходил вокруг пледа, то подходил к кромке воды, то возвращался и садился к еде. Я же села на краешек расстеленного пледа и вертела в руках прелестную подушку, вышитую мелким бисером. Наконец, он в глубоком волнении, сел возле меня и взял мои руки в свои.

– Ли, мне уже давно стоит с Вами серьезно поговорить, но я боюсь, что Вы неправильно поймете меня и прогоните прочь, а я не представляю, как смог бы жить, не видя Вас, не слыша Вашего голоса, – Блэкстон впервые был так откровенен в своих чувствах, и его переживания, наконец, передались и мне.

– Джон, мы с Вами давно знакомы, мне казалось, что мы добрые друзья. Уверяю, чтобы Вы ни сказали, я не прогоню Вас, – ответила я, сжав его руки.

– Я долго думал, Ли, пытался найти выход, но ничего не получается, – он судорожно вздохнул. – Я женат, и мне нечего предложить Вам, кроме своей любви. А я безумно, безумно люблю Вас, Ли!

Его лицо даже исказилось от этих слов, и страдание отразилось в глазах. Блэкстон всегда был для меня сущим реализмом, простым, настоящим, и такой бури эмоций я совершенно не ожидала в нем найти. Это поразило меня, и в то же мгновение я поняла, почему все это время с ним встречалась. Я знала, я давным-давно знала, что он меня любит, что его чувство сильное, горячее, истовое и не имеет ни намека на выдумку. Но это знание было слишком глубоко внутри меня. А самое главное я тоже любила его, без горячности, без трепета, без сомнительных душевных порывов. Простая человечная любовь, абсолютная, как непреложная истина. Когда-то давно я была очарована Диком, но мы играли в игру, надев карнавальные маски. С Блэкстоном я всегда была самой собой. Я всегда была с ним настоящей.

– Я тоже люблю Вас, Джон, – ответила я, высвободив свои руки и сцепив их в замок. Я взглянула снизу-вверх в его полные нежности глаза, и он порывисто обнял меня.

Блэкстон прижимал меня к себе, и время вновь остановилось, как тогда на площади. Но потом волна страсти прошлась по нашим телам, и он вдруг начал безудержно меня целовать. Его поцелуи были горячими, властными, полными огня, которого в нем невозможно было угадать. Его руки – сильные, крепкие – блуждали по моему телу, вызывая истому, угрожая смять мое вялое сопротивление. Блэкстон уложил меня на плед, лихорадочно лаская мое тело. Но вдруг также резко он остановился и отодвинулся от меня, словно ошпаренный.

– Простите, – проговорил он ошарашено, пытаясь восстановить сбитое дыхание. – Мне стоило держать себя в руках. Я никогда еще не испытывал подобных чувств к кому бы то ни было, Ли. Я понимаю, что не имею права предлагать Вам, но все же… – он глубоко вздохнул и проникновенно посмотрел в мои глаза. – Ли, Вы согласитесь стать моей возлюбленной, моей любовницей? Обещаю, что Вы ни в чем и никогда не будете нуждаться, что мы будем жить так же, как могли бы жить супруги, уедем из Лондона, обустроим собственный дом, я обеспечу всех детей, которых Вы, возможно, захотите мне родить. Представьте, что я вовсе не лорд Джон Блэкстон, а, допустим, мистер Джон Грант и прошу Вашей руки… Вы согласны стать миссис Грант? Ли Грант?

– Мне надо подумать, Джон. Одной. Отвезите меня, пожалуйста, домой.

Мистер и миссис Грант

Весь путь назад мы молчали. Впрочем, молчать с Блэкстоном всегда было комфортно. Так как мама болела, она даже не заметила, что я вернулась несколько раньше обещанного. Я заглянула к ней в комнату, она спала. Она болела уже больше месяца, и отец всерьез опасался за ее здоровье. Как я смогу ей сказать, что решила стать любовницей лорда Джона? И решила ли я окончательно закопать мечты о замужестве?

Через четыре дня мучительных размышлений, я сделала вывод, что не стоит упускать возможность жить с любимым человеком ради весьма призрачной возможности когда-нибудь выйти замуж. Я далеко не героиня романов сестер Бронте и готова платить за простое человеческое счастье. Отправляя записку Блэкстону, я уверяла себя, что мама только порадуется за меня.

«Да. Ли Грант»

Записка была непозволительно короткой, но он, конечно, все понял. Он всегда понимал гораздо больше, чем было сказано.

В понедельник, в выходной день мистера Торпа, Джон пришел к отцу. Я в тот день не сидела за ширмой, а ухаживала за мамой, поэтому даже не знала о визите Блэкстона до тех пор, пока отец очень сдержанно не позвал меня в кабинет.

Я вошла. Джон стоял у окна, а отец, закрыв дверь, невозмутимо и даже как-то величественно сел за свой стол.

– Дочка, – обратился он ко мне. – Этот мужчина уверяет, что страстно влюблен в тебя, а ты отвечаешь ему взаимностью. Это так?

– Да, папа, – ответила я, сцепив руки, и умирая от волнения.

– Тебе известно, что он женат? – с напором спросил отец, сохраняя ледяное спокойствие.

– Да, папа.

– Стоит крепко подумать, дорогая, прежде чем связываться с мужчиной, обремененным семьей. Милорд, оставьте нас с дочерью наедине на несколько минут, будьте любезны.

– Я буду ждать на крыльце, – ответил Джон, учтиво поклонившись отцу, который сразу же переключил все свое внимание на меня и долго-долго пристально смотрел в мое лицо.

– Давай поговорим откровенно, Мэрлин, – наконец сказал он и жестом пригласил меня сесть в кресло мистера Торпа. – Мне не нравится, что тобой интересуется женатый мужчина. Я давно уже догадался, что у тебя появился возлюбленный, но не думал, что это человек совершенно иного круга, да еще и семейный. Я видел твое будущее совершенно иначе. Я, как любой нормальный человек, хочу, чтобы моя дочь вышла замуж, родила законнорожденных детей, была обеспечена на всю жизнь. Но вот лорд Джон приходит и заверяет меня в своей любви к тебе, клянется, что, взяв тебя на содержание, как бы противно это ни звучало, будет относиться к тебе так же как к законной супруге. Он также утверждает, что ваши отношения чисто платонические. Я склонен ему верить. Он очевидно влюблен. И я не буду спрашивать, каким образом вы встретились и полюбили друг друга. Но мне, дочка, очень интересно послушать, как же ты смотришь на всю эту ситуацию? Как видишь, я достаточно спокоен, но это дается мне большим трудом, поэтому уважь родителя и будь любезна объясниться.

– Хорошо, папа. – Я постаралась взять себя в руки. Сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, и начала: – Мы с лордом Джоном случайно столкнулись на крыльце в день его первого визита, он запомнил меня, и когда я потерялась на трафальгарской площади во время праздника нового тысячелетия, он увидел меня и спас из толпы, а затем проводил до Чизторнов. Потом он начал ухаживать за мной, а я позволила ему это, – отец хотел что-то сказать, но я остановила его, нетерпеливо взмахнув рукой. – Дай мне досказать, папа. Я хотела бы выйти замуж, но ты сам знаешь, что не за кого. Ты прекрасно понимаешь, какой узкий у нас круг общения и что в нем нет мужчин, потенциально годных в мужья. Когда-то я питала надежды на Ричарда Дженссена, но он, вероятно, не держал в планах женитьбу. В любом случае он умер, а вместе с ним умерли все мои надежды на замужество. Лорд Джон богат, умен, чистоплотен, не страдает видимыми психическими расстройствами, за время знакомства мы успели узнать друг друга и подружиться. Ко всему прочему я и, правда, люблю его, папа. Он делает мне единственно возможное в его ситуации предложение. И чтобы ты не сказал сейчас, я его приму. Я не хочу жить одна. Если вдруг с тобой что-то случится, я потеряю свой доход, и мне не на что будет жить. Этого я тоже не хочу, – я закрыла лицо руками и в величайшем волнении расплакалась. – Если ты откажешься от меня, я пойму, папа. Но я все равно пойду с лордом Джоном.

Отец устало потер виски и задумался. На его лице отражалась борьба благих намерений и житейской мудрости. Джеймс Уороби всегда был хорошим отцом и ему тяжело дался этот разговор. Наконец, он сокрушенно покачал головой, потер лицо руками, словно сгоняя наваждение, и обреченным голосом проговорил:

– Я не имею права отказываться от своей единственной дочери. Однако и поддержать твое решение мне противно.

Он встал и прошел к двери, за которой все еще стоял Блэкстон.

– Прошу Вас, войдите внутрь, – попросил отец.

Джон зашел, взволнованно глядя на меня, словно спрашивая, все ли со мной в порядке, не изменила ли я своего решения?

– Милорд, – начал отец, – как я уже сказал своей дочери, мне противно поддержать Ваше предложение. Но моя дочь у меня одна, и я очень привязан к ней, поэтому я уступлю вашему совместному желанию быть вместе при одном условии.

– Все что угодно, доктор Уороби, – серьезно отозвался Блэкстон.

– Моя жена тяжело больна, и я не хочу излишне волновать ее. Я знаю, в Ваших силах сделать так, чтобы она поверила, что Вы и впрямь женитесь на моей дочери. Я смогу убедить ее не присутствовать на свадьбе, но в остальном все должно выглядеть так, как если бы вы были женаты.

– Я сделаю все возможное, доктор Уороби.

– Не сомневаюсь, – устало ответил отец. – Да и еще кое-что. Пришлите ко мне Вашего юриста, составить договор.

– Договор какого рода? – удивился Блэкстон. Наверно, он испугался, что отец вдруг решил стать моим сутенером.

– Видите ли, милорд, вот уже несколько лет на имя моей дочери открыт специальный счет, который она обязана пополнять ежемесячно. А так как с сегодняшнего дня она уволена, то эта обязанность переходит на Вас. Все достаточно просто, Вы должны будете ежемесячно до ее 30-летия перечислять в фонд 120 шиллингов, плюс к этому я требую, чтобы с 30 лет и до конца жизни, не зависимо от того, как сложатся ваши отношения, Вы выплачивали ей обязательное пособие в 250 фунтов в год, плюс 200 фунтов в год за каждого ребенка, который может у вас родиться. Так как Вы не муж, Вы не сможете пользоваться ее деньгами, впрочем, Вам это и не нужно. С размером содержания до исполнения Мэрлин 30 лет вы определитесь сами, однако, я требую, чтобы сумма «на булавки» была также оговорена в Вашем с ней договоре. Вас это устраивает?

– Да, абсолютно, – ответил Джон. Когда речь пошла о цифрах, к нему вернулась вся его уверенность в себе. – Думаю, 200 фунтов в год на булавки подходящая сумма, с учетом того, что я беру на себя все ее текущие расходы. Так же я планирую приобрести на имя Мэрлин дом в предместье Лондона, как только она перейдет под мою защиту.