Надула губки, с упрёком посмотрела, но подчинилась. Принялся делать омлет, моя солнечная сто процентов уже проснулась и кушать хочет. И тут слышу виноватое:
– Кирилл…
Ага, голод – не тётка, заставил вылезти из своего укрытия! Поворачиваюсь на голос и иронично приподнимаю бровь, смотрю на Соню, жду, что дальше будет.
– Извини за детскую выходку…
Да ладно?! Она реально извиняется, или у меня слуховые галлюцинации? Молчу. Она тяжко вздыхает.
– Я всё слышала, не хочу, чтобы ты с мамой ругался из-за меня. Да и идея спать в её комнате исключительно моя. Признаю, неправа была, можешь меня ругать, – разводит она руками.
Одна часть меня хотела её обнять и поцеловать. Другая понимала, что если это сделаю, то она урок не усвоит. Это даже лучше, что она услышала, как мы ругаемся – будет знать, что кто-то из-за её упрямства может пострадать. Я ничего ей не ответил, молча приготовил омлет и пошёл собираться на работу. Пусть подумает над своим поведением, и не только о том, что с мамой забаррикадировалась. Если я её люблю, это не означает, что можно из меня верёвки вить. Роль партнёра приму, подкаблучника – нет.
Ушёл на работу, на душе такая тоска, что выть хочется. Ей плохо, а мне в разы хуже. Но я терпел вплоть до пяти вечера, и только собрался домой, смартфон завибрировал. На дисплее высветилось «Клавдия Сергеевна». Интересно, что случилось? Мы же с ней неделю назад разговаривали, всё нормально было.
– Да?
Беру трубку – всхлипы. У меня сердце словно сжало в тиски! Чувствую, что с мальцом беда!
– Клавдия Сергеевна, что с Ромой! – кричу в трубку, попутно хватаю ключи со стола и срываюсь с места.
– Кирюша, беда… – И опять слёзы. Не помню, как добежал до машины.
– Да что с Ромой?!
– Сиротинушка наш сбежал…
– Что значит «сбежал»? – заводя мотор, требую внятного ответа у убитой горем женщины. Она всё плачет, понимаю, что так ответа не дождусь, направляюсь к ним. – Клавдия Сергеевна, выпейте успокоительного. Как приеду, всё расскажете.
Тут же набираю Соне, она ответила сразу напряжённо:
– Да?
– Солнечная…
Вздох облегчения на другом конце – переживала.
– Я немного задержусь.
– Спасибо, что предупредил.
– Переживала? – невольно улыбнулся.
– Скорее, корила себя…
– Я тоже.
– Значит, мир? – с надеждой в голосе робко спрашивает.
– Сейчас кое-какие дела решу и приеду мириться. А ты пока перебирайся в нашу комнату…
– Уже.
Её тихое «уже» заставляет моё сердце биться с бешеной скоростью. Хочется развернуть автомобиль и рвануть к любимой. Мчаться к ней на немыслимой скорости, неумолимо сокращая минуты нашего расставания. Но…
– До встречи.
Говорю всего два слова и отключаюсь. Давлю на газ – чем быстрее приеду на место, тем быстрее вернусь. Начинался дождь и, как назло, с каждой минутой усиливался, пришлось сбавить скорость. В итоге прибыл на место немного позже, чем рассчитывал. Вышел из машины и быстрым шагом направился к подъезду. Дверь у Клавдии Сергеевны приоткрыта, без стука врываюсь туда и вижу, как она сидит вся бледная. Чёрт! У неё, кажется, приступ. Подбегаю к ней, попутно вызывая скорую – каждая минута на вес золота. Женщина приоткрывает глаза и, схватив меня за руку, чуть слышно:
– Найди Рому, сирота он теперь. – И на пределе слышимости: – Сирота…
Я не успел расспросить, что произошло, как приехала скорая, и с подозрением на инсульт Клавдию Сергеевну госпитализировали. Пока ее вывозили, встретил женщину в годах, которая провожала ее взглядом.
– Что же это делается… – она, сокрушаясь, качала головой.
– А что случилось? – спрашиваю и осматриваю глазами двор в надежде найти Рому.
– Клавдию в больницу увезли. А совсем недавно беременная соседка убилась. Полиция приехала, её хахаля забрала, а вот про мальца все забыли.
– Почему её мужика забрали?
– Так поговаривают, он её и убил. Хотя кто знает, вправду ли он… Они уже третий день гужуются.
– А куда малец делся? – Женщина поднимает взгляд на меня и сдавленно охает. – Не может быть… – поражённо смотрит на меня.
Ну начинается!
– Так, не спешите с выводами, не я его биологический отец.
– Что-то в этом сомневаюсь…
– Сомневайтесь сколько угодно, – махнул я рукой. – Мне сейчас важнее выяснить, где мог спрятаться малец.
– Зачем вам это, если он не ваш? – насторожено смотрит на меня.
– Ребёнок в таком состоянии, да ещё на ночь глядя, этого мало для беспокойства? Тем более я и раньше о нём заботился. Путь не напрямую, а через Клавдию Сергеевну.
– Так это вы тот спонсор! – стукнула она себя легонько ладонью по лбу. – Теперь признаю, была не права, Клава рассказывала о вашем своеобразном знакомстве. Извините, молодой человек, из-за этих событий совсем всё из головы вылетело. А спрятаться он может где угодно. Но, думаю, что не мешало бы в подвал спуститься, он может там со своим котёнком быть. Недавно нашёл маленького, домой-то ему нельзя его было принести – у Клавы аллергия. Вот он его в подвал и пристроил на время, хотел найти ему хозяина.
***
Рома
Сбежал из дома, чтобы вновь не побили, сижу, жду, когда уснут, чтобы вернуться. Мама с отчимом опять пьют и ругаются. Бабу Клаву беспокоить не хочу, потому что она потом плохо себя чувствует и таблетки пьёт. Я так устал, хочу плакать, но не могу, ведь отчим говорит, что только девочки плачут и стучат. Поэтому я никогда больше не плачу и всё скрываю от всех. Хотя и не поэтому: мамин хахаль пригрозил, что, если рассажу о побоях, меня заберут злые люди, отвезут в одно страшное место – тюрьму (детский приют). Он говорит, это место для стукачей и деток, что без родителей остались. Спросил, почему они без родителей остались, а он ответил: «Потому что они плохо себя вели, и боженька забирает к себе их родителей – это наказание за непослушание».
Он даже видео показывал, я очень тогда испугался, пусть меня лучше убьют, а в детский приют не пойду. А недавно Андрюха сказал, что если мои и дальше будут пить, меня могут забрать у них и в приют отправить. А я ему говорю, мол, туда только стукачей забирают. А он мне: «С соседнего двора Ваську два года назад туда увезли, а он стукачом не был. Мамка у него в аварию попала, и никто из родных его к себе забирать не захотел». Тогда я спросил, слушался ли он маму. Хотел понять, за что боженька так на него рассердился. Андрюха говорит, что вроде да. Приехали взрослые дяди с тётями и забрали, больше никто не видел Васю. Я его не знал – малой ещё был, но рассказ друга меня ещё сильнее напугал. За что этого Ваську-то в тюрьму? Он же маму слушал и не стучал. Эх, нам, детям, не понять злых взрослых. Когда вырасту, никогда таким не буду. Сижу, молю боженьку, что на небе, чтобы с мамой ничего не случилось, не хочу туда. Лучше буду на улице жить, голодать, но только не туда.
Вдруг слышу, как мои опять ругаются, и так громко! Мне вновь стало стыдно, ведь никто так не кричит по вечерам. Затем резко всё стихло. Успокоились. Решил подождать ещё немного, может, и правда угомонились. Вдруг слышу женский крик: «Убили!». И тут же какой-то мужчина закричал: «Наташа, вызывай полицию!». Узнал голос соседа снизу, а тётя Наташа – его жена. Побежал домой, сердце стучит, кажется, сейчас вырвется наружу, и так… больно. Заскакиваю в квартиру, прямиком в кухню, и тут же замираю в коридоре: мама лежит вся в крови… Не могу пошевелиться, дышать трудно, и перед глазами всё потемнело. В ушах стоит голос отчима: «Тюрьма! Тюрьма!». Хочу к маме подбежать, может, это кетчуп и она просто пьяная? Сейчас подойду, потрясу за плечо, и она очнётся. А может, я сплю? Сейчас проснусь – и всё как всегда. Тут слышу, как тётя Наташа тихо плачет, а отчим мычит, видимо, дядя Паша его удерживает.