– Мама, если подслушиваешь, то делай это тихо. И вообще, не рушь свою легенду! Иди давай, болей с чувством, чтобы я проникся.
– Бессовестный, у тебя мама болеет, а ты…
Кир тут же перебил меня, выдав:
– Ну всё, спелись!
Запустил пятерню в свою шевелюру и нервно заходил из стороны в сторону. Затем резко остановился и вновь выдал:
– Пусть сейчас вас большинство, но, когда у нас с тобой родится сын, мы будем на равных. Так что рано празднуете победу! – сказал он громко, чтобы, кто подслушивает, услышал. В ответ тишина, так как Любовь Валерьевна знает о моей проблеме. – Мама, а тебе советую завтра срочно выздоравливать, иначе поругаемся.
– Если ты закончил, можно пойти поужинать? – решила уйти от неприятного разговора верным для этого способом. Кир не позволит мне голодать.
– И я что-то проголодалась, – услышали сверху голос его мамы.
Мой мужчина поднял обречённо глаза кверху и направился в кухню, попутно бросил:
– Иди переоденься, сейчас приготовлю.
Я же поднялась на второй этаж, чтобы выполнить указания нашего кормильца. Там наткнулась на свою спасительницу.
– Что, так и не допускает тебя до кухни?
В ответ кивнула. Он над ней трясётся, словно она святилище. Всё сам. Только кофе сделать можно и еду разогреть. А остальное не сметь. Ах да, посуду ещё можно мыть.
– И меня не пускает, насчёт этого не беспокойся.
– А насчёт чего мне начинать беспокоиться?
– Разозлился… – покачала она головой.
– Вижу, – тяжко вздохнула.
– Придётся его успокаивать, иначе лютовать долго будет.
– Ещё чего! – возмутилась.
– Ну тогда забаррикадировать дверь, по-другому никак. Хотя… и это не поможет, может выбить, – убила она меня ответом, следуя за мной в комнату, где я временно поселилась.
– Отчего же, есть вариант – переночевать с вами.
Женщина резко остановилась, словно наткнулась на невидимую преграду. Почесала переносицу, обдумывая мой план.
– Можно, конечно, попробовать. Только мой срок пребывания тут сократится в разы, Кир не отличается долготерпением, если вспылит, будет плохо. – Вновь покачав головой, добавила: – Очень плохо.
Я стою и не знаю, что и делать.
– Ну, чего статую изображаешь? Бегом переодевайся, бери нужные вещи в бункер…
– Куда?
– В мою комнату, сейчас ей именно это название подходит. Орать, конечно, сын не будет…
Она замолчала, моё сердце замерло в ожидании неприятного продолжения.
– Но по-любому потом с тобой расквитается, и со мной тоже.
– Может, тогда и не стоит нарываться?
– Ага, сейчас! Где это видано, чтобы Бельская пасовала перед трудностями.
– Так трудности – это тоже Бельский.
– От этого ещё интересней.
Пока кушали, Кир молча сверлил меня взглядом. Я злилась, но вида не подавала, собралась помыть посуду, как он:
– Дай сюда. – Выдернул её из рук и, слегка наклонившись, чуть слышно произнёс: – Советую срочно перебираться в мою комнату.
– Эм… – замялась я и тут же вспомнила, где я, собственно, ночую. – Может, завтра?
– Солнечная, поверь, лучше сегодня, – предупреждающе посмотрел на меня.
Ну я и «послушала» его совета. Когда он узнал о моём коварстве, попытался войти. Но окрик мамы остановил:
– Не смей, я с голым задом, Соня мне укол делает. Говорю же, у меня давление! – Удар в стену и удаляющиеся шаги. – Фуф, пронесло, – выдохнула она. – Кстати, а ты уколы ставить умеешь? – посмеиваясь, интересуется.
– Умею.
– Ну, тогда хорошо, завтра может понадобиться, когда прорываться начнём к Люде.
– Зачем?
– Ну а вдруг и правда долбанёт? Сын если лютовать начинает – гаси свечи.
– А почему вы ему позволяете хамить?
– Он не хамит без дела, а только в случае моей манипуляции. А сейчас он знает, что его наглым образом обдурили. Теперь представляешь, насколько сложная нам с тобой предстоит операция?
– А к Люде зачем?
– Ой, совсем забыла. На каторжный труд. Или совершать возмездие – пока не могу сказать точно, как всё сделаем, определюсь.
– Чего? – напряглась я.
– Компоты, говорю, будем помогать крутить.
– И я? – тыча пальцем себе в грудь, сипло переспрашиваю.