Дама под вуалью

– Здравствуй. Где мы можем поговорить?

Внезапно залившись краской, Марион положила на пустующий свободный стол то, что было у неё в руках, и тщательно вытерла вспотевшие ладони о платье.

– Можем… выйти! – выдохнула она и распахнула двери, не дожидаясь ответа.

Оказавшись на улице, она неуклюжими движениями попыталась убрать под шаль растрепавшиеся светлые волосы и замялась:

– Я не осмелилась приглашать вас к себе, простите… А еще вам небезопасно тут быть, миледи.

– Я это подозревала, – ответила та. – А глядя на Кинжальщика, в этом убедилась.

– О, господи! – испугалась Марион. – Вы видели его?! Это очень опасный человек!

– Поэтому я здесь не задержусь и через час покину Париж.

Несколько мгновений Марион пристально смотрела на неё, силясь уловить ход мыслей собеседницы. В ее разноцветных глазах было замешательство, которое постепенно нарастало:

– И… Вы пришли попрощаться… со мной?! – удивилась она с неловкой улыбкой и тут же передернула плечами, словно посмеявшись над своим же предположением.

Анна-Мария выдержала ее изумление с привычным спокойствием.

– Вообще-то, я хотела предложить тебе работу.

Марион посмотрела направо, затем – налево.

– Работу?! Мне?! Ой, то есть, я хотела спросить, опять?

– Дело в том, что я покидаю Париж, – заулыбалась девушка, умиляясь этой непосредственности, и на ее щеках появились ямочки. – И возвращение не входит в мои планы. Я путешествую одна, и это, к сожалению, далеко не так удобно, как может казаться. Я могу взять тебя с собой в качестве служанки.

Марион заглотила воздух и засияла, но вдруг помрачнела и отрицательно мотнула головой.

– Нет, это, верно, шутка, миледи. Зачем вам такая служанка, как я? Вы можете нанять приличную девушку.

– У меня на этот счет свои соображения, – уклончиво ответила Анна-Мария. – И я далеко не так богата, как ты себе рисуешь. Я не предлагаю тебе особенного жалования или условий. У тебя будет еда, одежда – большего дать не могу. У меня пока нет своего дома, поэтому обещать конкретного места тоже не буду.

Повисло молчание. Марион выразительно хлопала длинными ресницами и робко шевелила губами, явно пытаясь что-то ответить, но ничего вразумительного у нее не получалось. Ее рассыпавшиеся по плечам светлые волосы нещадно трепал легкий ветер.

– Конечно, я не настаиваю, – продолжала девушка под вуалью. – Это лишь предложение. Я помню, что у тебя тут мачеха и сестра, и, возможно, ты не захочешь их оставить. Ну и, в конце концов, многие привыкают к твоей работе, – в ее голосе мелькнула ирония. – У тебя есть примерно час на обдумывание, потом…

– Я согласна! – перебила ее Марион запальчиво. – Если вы действительно не шутите, то я поеду с вами туда, куда скажете! Хуже, чем здесь, мне быть уже никак не может!

Она собралась поцеловать руку Анны-Марии, но остановилась на полпути, вспомнив, что однажды та уже запретила ей к себе прикасаться, и закуталась в шаль.

– Через час жду тебя на площади Шатле, – сказала Анна-Мария невозмутимо. – Не явишься – я считаю, что ты не решилась. До встречи!

И с этими словами она быстро пошла по улице, отчаянно надеясь не встретиться ни с Кинжальщиком, ни с его дружками.

********

Около двух лет назад.

– Но я же люблю вас!

Прозвучавшие слова на мгновение повисли над палубой корабля и рухнули грузом на плечи обоих участников диалога.

– Розалин… – пробормотал Уильям Гилмор в замешательстве. Время, казалось, остановилось…

…Вот уже три недели, как бриг «Сияние», взяв на борт племянницу Роджера Элфорда и ее служанку, держал курс в Европу. Погода благоприятствовала путешествию, ничто не предвещало опасности и не было поводов для тревоги. Вот только не для всех.

Внезапно вспыхнувшее светлое чувство юной Розалин к помощнику капитана стремительно набирало обороты, но оставалось незамеченным никем, кроме Сесилии, которая слишком хорошо знала свою воспитанницу. Она подмечала все: блестящие глаза девушки, ее дрожащий в присутствии Уильяма голос, попытки спрятать волнение за такими мелочами, как касание деталей своей одежды и прически… Но мудрая женщина делала вид, будто все это ускользает от ее внимания, предоставляя Розалин возможность пережить свои эмоции и ситуацию. Одно лишь беспокоило ее: она никак не могла разгадать отношения самого объекта любви к юной девушке. Его реакция на ее присутствие, его любезности и фразы постоянно вводили Сесилию в заблуждение, и мнение об этом человеке пожилая служанка меняла почти ежедневно. То ей казалось, будто Уильям бледнеет при появлении Розалин, словно восемнадцатилетний юноша, то выглядел равнодушным, как каменная глыба к лучам солнца. Что видела в этом сама виновница положения – Сесилия не знала, так как опасалась касаться этой темы в разговоре, но это не мешало ей с раздражением посматривать на капитанского помощника и думать: «Покажите же свое настоящее лицо, сэр!»

В этот день солнце уже медленно ползло к горизонту, окрашивая воду во множество оттенков красного, и корабль рассекал океан форштевнем, разбрасывая пенные облака. На одной из мачт дремал пеликан, видимо, решив таким образом поберечь свои силы для последующей охоты. Уильям Гилмор отдал штурвал рулевому и спустился на верхнюю палубу, где и столкнулся с Розалин, которая всячески – и довольно-таки умело – делала вид, будто просто любуется однообразным пейзажем. Они обменялись общими фразами, завязался диалог, и девушка не выдержала. В ответ на фразу о том, какая юной особе польза от общества стареющего морского волка вроде него, она выпалила:

– Но я же люблю вас!

И лицо ее тут же запылало от смущения, словно само предзакатное солнце.

– Розалин… – выдавил Уильям после паузы, пытаясь подобрать слова, но, не найдя ничего из того, что стоило бы ответить, прошептал: – О боже…

– Это и всё?! – ужаснулась та, меняясь в лице. – Все, что вы можете мне сказать?! Мой Бог, какой позор! – и она отвернулась, закрыв лицо ладонями.

– Нет… Розалин, послушайте… Все не так…

– Что «не так»? – вскрикнула она, оборачиваясь. – Нарушая все нормы приличия, девушка первой признается вам в любви, а в ответ слышит «О боже, все не так!» Ответьте мне тогда, почему вы раньше не дали понять, что безразличны ко мне?!

– Прошу вас, выслушайте, – Уильям хотел взять ее руку, но она отстранилась. – Розалин, граф Деберье, ваш дед, никогда не отдаст мне вас!

– Почему вы решаете за чужих людей?! – выпалила она, и в ее зеленых глазах заблестели слезинки. – Я – его единственная внучка, ему важно, чтобы я была счастлива!

– Потому что у старых аристократов свои понятия о том, что истинно важно! Не для того он зовет вас в Париж, чтобы вот так согласиться на ваш союз с простым моряком!

– А как же мнение дяди Роджера?

– Он не пойдет против воли графа… Розалин, к сожалению, наша любовь заранее обречена. – покачал головой Уильям, но это вызвало у неё новый всплеск эмоций:

– Вот, значит, как вы хотите бороться за меня?! Никак! Лучше бы честно сказали, что не любите! – и, оттолкнув его, она бросилась прочь.

Сесилия сидела в каюте за вышиванием, когда вбежала залитая слезами Розалин и с размаху бросилась ничком на койку. Перепуганная женщина вскочила так быстро, что опрокинула на пол банку со швейными принадлежностями и схватилась за сердце, но быстро догадалась, что же могло произойти. Несколько мгновений она печально смотрела на плачущую девушку, затем приблизилась и хотела погладить ее по волосам, но та лишь упрямо мотнула головой, словно требуя оставить ее в покое. Послышались глухие рыдания.

– Бедняжка моя… – с чувством прошептала Сесилия и уточнила после паузы: – Не хочешь поделиться, что случилось?

В ответ Розалин лишь дернула ногой.

Сесилия снова тяжело вздохнула, подняла с пола оброненные нитки и ласково спросила:

– Что он тебе сказал?

– Кто… он? – девушка осторожно повернула в ее сторону заплаканное лицо.