Распутник и чопорная красавица

Эзме кивнула. Ей хотелось верить Джейми. Хотелось верить, что она поедет в Эдинбург ради правого дела с надежным, достойным доверия человеком.

Но в глубине души она сожалела о том, что такие люди, как Катриона Макнэр и Куинн Маклохлан, вообще появились на свет.

Глава 2

Прошла неделя. Достопочтенный Куинн Алоизиус Хэмиш Маклохлан подошел к дому Джейми Маккалана. Внешне он совершенно преобразился. На нем были новые брюки и высокие сапоги, белоснежная рубашка, черный шелковый галстук, двубортный серый атласный жилет в черную полоску, черный шерстяной пиджак и бутылочного цвета дорожный плащ. В руке он нес небольшой саквояж.

Небольшой, но ухоженный особнячок Джейми находился на окраине фешенебельного Мейфэра. Местоположение было вполне приличным и вместе с тем не било по карману.

Взойдя на крыльцо и подняв дверной молоток, Куинн заметил, как шевельнулась занавеска в окне гостиной. Наверняка Эзме высматривала его… Словно охранница в тюрьме! Эзме заранее готова поверить самому худшему о нем… Видимо, она считает, что он недостоин даже ее презрения. Вот почему его всегда так и подмывает дерзить ей и дразнить ее.

Дверь открыл дворецкий – высокий, тощий субъект неопределенного возраста. Он взял у Куинна шляпу и саквояж.

– Вас ждут в гостиной, сэр.

– Спасибо, – сухо ответил Куинн, мельком посмотревшись в трюмо в чистейшей – ни соринки – прихожей. В таком наряде он, пожалуй, в самом деле способен сойти за Огастеса.

Маклохлан не ожидал от Джейми такого рискованного замысла… Хотя намеки на его храбрость угадывались еще в школе. Несколько раз Джейми вместе с ним отправлялся воровать еду в кладовую и однажды даже подсказал ему, когда повара не будет на месте. Правда, Джейми никогда не напивался кулинарным хересом, не списывал на контрольных и не лгал директору.

Такая же чистенькая, как прихожая, гостиная была обставлена просто, но со вкусом. Никаких статуэток и безделушек. В конторе у Джейми царила такая же чистота. Куинн подозревал, что даже грязь и пыль настолько боятся его сестрицы, что не задерживаются там. Зато книг и дома, и в конторе имелось в избытке, а мебель вся оказалась хорошей работы. Диван с гнутой спинкой и стулья хоть и не новые, но очень удобные, а каминная полка…

У каминной полки стояла Эзме, но такой он ее еще никогда не видел и даже не представлял, что она способна так измениться. Она стояла, опустив глаза; тени от длинных ресниц падали на ее румяные щеки. Нежно-голубое шерстяное дорожное платье очень шло к ее стройной и вместе с тем вполне женственной фигуре. Лиф, обшитый по краю алой тесьмой, подчеркивал безупречную грудь. Блестящие шелковистые темно-русые волосы были упрятаны под очаровательный чепец, расшитый мелкими алыми розочками; несколько очаровательных локонов выбивались из-под чепца и падали на щеки и шею. Она была хорошенькой, свежей, скромной – само воплощение юной женственности, но только до тех пор, пока не подняла голову и не посмотрела на него с ненавистью. Ее светло-карие глаза метали молнии, уголки полных губ презрительно опустились вниз.

– Вы опоздали – хорошо хоть побриться не забыли, – сухо заметила она.

Куинн вошел в гостиную, решив не показывать виду, что ее замечание его задело.

– Я сходил к цирюльнику, так что теперь щеки у меня гладкие, как шелк. Может, желаете удостовериться?

– Нет, не желаю! – воскликнула Эзме, поспешно отворачиваясь.

И все же Куинн успел заметить, как она вспыхнула и снова опустила глаза. Неужели на самом деле Эзме Маккалан хотела бы дотронуться до него? Открытие оказалось очень интересным; Куинн решил все выяснить позднее.

– Эзме, вы выглядите чудесно.

– Мне не нужны ваши комплименты. Можете оставить их при себе!

– Впервые вижу женщину, которой не нравятся комплименты!

– Если бы я думала, что в ваших словах есть хоть капля искренности, я, возможно, и почувствовала бы себя польщенной.

Несмотря на ее презрительный тон, Куинн не сдавался:

– А я говорю искренне. Вы выглядите прекрасно. Я и представить не мог, насколько человека меняет одежда!

Она круто развернулась лицом к нему. И вдруг произошло чудо: она улыбнулась – теплой, неподдельной улыбкой. Сердце у него екнуло – неужели от радости? Правда, уже очень давно Куинн ничему не радовался по-настоящему и потому не поверил себе.

– Джейми! – воскликнула Эзме, глядя куда-то в сторону.

Оказывается, ее улыбка предназначалась брату, который тихо вошел в гостиную и стоял у него за спиной. Ну, конечно! Наверное, он на миг сошел с ума, если подумал, будто Эзме способна так улыбаться ему. Он не станет огорчаться, в конце концов на свете достаточно женщин, которые жаждут его внимания!

– Извини, Джейми, за опоздание, – сказал Куинн, не давая Эзме времени осудить его. – Меня задержал портной.

– Ничего. У вас еще много времени, чтобы выехать из Лондона и проехать значительное расстояние дотемна, – ответил Джейми. – Вижу, ты потратил деньги с толком.

– Ты тоже. Признаюсь, я сомневался, удастся ли твоей сестре сойти за молодую аристократку, но, по-моему, из нее получилась замечательная графиня!

– Как я рада, что мой наряд встретил ваше одобрение, – холодно ответила Эзме. – Позвольте напомнить, что нам пора ехать. Чем скорее мы доберемся до Эдинбурга, тем скорее покончим с делами и вернемся.

Куинн был совершенно с ней согласен.

Карета с грохотом несла их на север. Куинн сидел мрачный и неразговорчивый. Зачем лезть из кожи, стараясь завоевать расположение женщины, которая его презирает? Ночью прошел сильный дождь: по обочинам стояли глубокие лужи. Над ними нависало низкое, свинцовое небо. Резкий ветер также не улучшал настроения путешественников.

– Если будете так горбиться, помнете плащ, – заметила Эзме, когда тяжелая карета, обитая изнутри грубой полосатой материей, подпрыгнула на очередном ухабе. – А ведь ваша одежда наверняка обошлась моему брату в кругленькую сумму!

– Вряд ли весь мой гардероб стоит дороже вашей накидки, – ответил Куинн, горбясь еще сильнее – нарочно, чтобы позлить ее. – Если сомневаетесь, могу доказать – я сохранил все расписки.

Эзме смерила его надменным взглядом:

– Уж я-то торговаться умею!

– Не сомневаюсь – одним своим взглядом вы способны заморозить модистку до костей и убедить ее работать себе в убыток, – кивнул Маклохлан. – Я же, наоборот, считаю, что за хорошую работу следует хорошо платить.

– Я лишь стремлюсь получить самое лучшее за свои деньги!

– За деньги вашего брата, – уточнил Маклохлан.

Эзме невольно покраснела:

– Если бы женщины имели право получать профессию, я охотно стала бы юристом и сама зарабатывала себе на жизнь!

Куинн про себя согласился с ней. Пусть характер у нее не сахар, но законы она знает превосходно.

– По-моему, вам бы лучше пойти в барристеры и выступать в суде, – ответил он вслух. – Представляю, как вас боялись бы свидетели противной стороны!

Она нахмурилась: его замечание ее явно не обрадовало.

– Всю черную работу делают поверенные, солиситоры. Они готовят дело для передачи в суд. Ну а барристеры, которые выступают там, несправедливо присваивают себе всю славу – совсем как землевладельцы-аристократы результаты труда своих арендаторов, даже если сами транжиры, пьяницы и игроки!

Куинн велел себе терпеть. Нельзя забывать, что он заслужил такое отношение. И все же…

– Если не хотите, чтобы слуги сплетничали о наших отношениях, по приезде в Эдинбург вам придется хотя бы притвориться, что я вам нравлюсь.

– Не вижу причин, – отрезала Эзме. – В нашей стране множество людей несчастны в браке.

– Если все решат, что наш брак несчастливый, нас не станут никуда приглашать. А мы должны перезнакомиться со многими людьми и выяснить, преследуют ли финансовые затруднения одного графа Данкоума или еще кого-то…

Эзме покачала головой: