Потом полёт, а в нём – любовь:
Не без греха, но вдохновенно,
Мы пили сладостную новь
Неистово, самозабвенно
и окрыляясь постепенно,
то вместе, то попеременно,
стирали с лезвия всю кровь…
А жизнь сильнее высших чувств:
Бытийность, целеполаганье
Ей возмещали покаянье,
Я искушался от искусств.
и в поле мнимого страданья,
в угаре недопониманья,
возделывал терновый куст…
Изменой подползали дни,
Когда сорвали полог тайный;
На смене вех пришли они, –
Их возглавлял тиран случайный
и в суете необычайной,
обозначая век раздрайный,
зажгли усобные огни.
Взошла эпоха странных дел,
В которой маршируют строем
И одинаковым покроем
Рубашки шьют для чёрных тел
и было видно (мы не скроем),
как трусом стал, кто был героем,
как изобильный оскудел
Она, конечно, поняла
Губительность метаморфозы;
Поэзия не помогла,
А строить жизнь верней из прозы.
и вот, не изменяя позы,
тайком (в январские морозы),
она изящно предала
Я бросил петь и ревновать,
Когда не стало вдохновенья,
Когда закончились сомненья
О беженцах в её кровать
***
Голотелые девочки – глазастые и верлибровые –
Оголтело ломают просодию – дивное зрелище.
Изощрённые фурии – верно с рожденья суровые –
То и дело секут по традициям это дебелище,
Разрезают его зазубренными пилообразно акцентами,
Пробивают фанеру и ржут, и плевали на нас они,
Разухабисто ставят на счётчик и доят с процентами,
И усердно утюжат устой и уклад ассонансами.
Эти дивные девы доводят до аллитерации,
Повторяя с упорством напильника мощные фрикции;