Падение Храма Соломонова

– Выдумки плебеев, не более.

– Выдумки? Как бы там ни было, удивительно еще, что я жив, это притом, что его каждый день настраивает против меня Офоний!

– Не скромничай, твое положение сейчас довольно крепкое.

– Это ты так думаешь и все вокруг. Но на самом деле мое положение такое, как и твое!

– Что это значит? – удивился Флавий. – Что ты имеешь ввиду?

– А то, знаешь, сколько грязи на тебя выливают каждый день префекты преторианцев? Сколько оскорблений и ложных обвинений они высказывают тебе при Нероне!

– А что на это император?

– Слушает и молчит, но ты же знаешь его, если ему каждый день рассказывать что-то постоянно плохое о человеке, он в это со временем и поверит. Уже много таких случаев было. Так что держись! Скажу честно, по возможности, не торопись в Рим. Кто знает, как тебя встретит через год рыжебородый, накрученный Тигеллином и Нимфидием. Последнего ты разозлил убийством его друга, кстати, правильно сделал.

– А ты не знаешь за кем он тогда следил в таверне?

– Знаю, конечно! Он охранял Руфина. Дело в том, что, когда Нимфидий был в таверне и специально все рассказал о своем участии в заговоре Руфину, поручил ему, чтобы тот все это выложил слуге нового городского претора. То есть целью этого всего было стремление, как можно больше запятнать твое имя, а со временем, при удобном случае, сказать, что во всех убийствах знатных чиновников виноват род Флавиев. И претор бы сам тебя судил, и народ был бы против тебя. Руфин – профессиональный доносчик. Теперь ты все знаешь.

– Но зачем так все заумно, ведь Нимфидий мог непосредственно сам все это рассказать претору?

– Нет, не мог, необходимо было, чтобы вся агитация против тебя шла со стороны, якобы от простых людей. Ведь цель Руфина – это облить грязью тебя, и чтобы это дошло до всех высших чинов и граждан.

– Кому это все надо было, Нерону, Офонию, Нимфидию?

– Не знаю насчет Нерона, но тем двоим, точно! Я не должен был это все говорить тебе, но против тебя ведется игра, с тобой играют.

– Ты правду говоришь или просто хочешь, чтобы я уже больше никогда не приезжал в Рим?

– Так ты мне не веришь? Тогда это твое дело. Мне, если честно, безразлично, есть ты во дворце или нет. Я говорю лишь то, что знаю сам.

– Какой смысл? Достаточно одного слова цезаря «казнить» и меня на том же месте убьют. А мой отец при дворе и мой брат? Им тогда опасно там находиться!

– За них не волнуйся, пока ты играешь по их правилам с твоей семьей ничего не случится!

– По их правилам?

– Мой тебе совет: не ищи Рубрия и будь осторожен, за тобой очень тщательно следят. Если все же ты будешь искать этого эскулапа, делай это незаметно и так, чтобы тебя не заподозрили.

– Кто за мной следит?

– Фрументарии! Думаешь, они не знают, почему ты так рвался в Иерусалим, точно не из-за большой любви к иудеям.

– Расскажи, прошу, пожалуйста, все, что ты знаешь об отравлении моей матери!

– Я уже тебе сказал, я не в курсе.

– Ответь еще на один вопрос, что у тебя за миссия в Александрии?

– Везу приказ, чтобы египтяне увеличили поставку зерна, сейчас Рим находится на грани голодовки, а это серьезная проблема! Нам не хватало еще, чтобы народ взбунтовался…

Флавий, слушая это, думал уже о своем. «Необходимо, когда будет остановка в Мессане, отправить послание отцу, чтобы он был предельно осторожен. Гелий мог и обмануть, но судя по его взгляду, он говорил правду. Вообще-то откровенность Гелия – большая редкость. Но, когда он о чем-то откровенничает, это является правдой. Значит Нимфидий и был тем предателем, который докладывал все, что творится в стане врага. Понятное дело, он был в курсе отравления Флавиев и допустил это. Что же, когда я вернусь домой, первым будет умерщвлен префект, и не имеет уже никакого значения, что мне будет за это, а отомстить за мать необходимо. Только бы боги помогли найти Рубрия, тогда все станет на свои места».

– …и тогда власть может смениться. Нерон же первым делом покинет город в случае бунта. Вот насколько это важно для нас! – закончил Гелий.

– Так воспользуйся случаем и провали договоренность, отомсти императору и Тигеллину.

– Э-э-э нет, я не собираюсь рисковать своей жизнью, наоборот, я приближусь, успешно выполнив столь ответственное задание.

– Тогда удачи! – и Тит вновь погрузился в свои мысли.

– Раз ты уже здесь, налей мне вина, оно стоит в углу на столе.

Флавий налил вино в кубок и подал Гелию. Тот, пригубив, сказал:

– Надеюсь, ты не подсыпал туда яда?

– Ну-у-у… а стоит? Ладно, я пойду к себе, отдохну!

На следующий день Тит пытался поговорить с Иосифом, но тот был в угрюмом настроении, и разговор состоялся только на следующий день.

– Как сегодня твое настроение? – спросил Флавий, садясь на селу[83 - Села – табурет.] рядом с Иосифом.

– Хорошая погода, хорошее настроение, а у тебя?

– Тоже! Можно спросить, что ты знаешь обо мне, что про меня говорили во дворце при тебе? Обещаю, никому и ничего про это не скажу. Я обязательно должен узнать, какое ко мне сейчас отношение там.

– Я ничего плохого про тебя не слышал, наоборот, император с большой теплотой говорил о тебе. А знаю про тебя немногое, что воспитывался при дворе, служил в нескольких провинциях, у тебя знаменитый отец военачальник и дядя префект Рима, вот собственно и все.

– А я про тебя ничего не знаю, расскажешь?

– Если тебе интересно. Родился двадцать восемь лет назад в Иерусалиме.

– А я двадцать шесть лет назад в Риме. – перебил его Тит. – Мы почти ровесники!

– Происхожу из знатной иудейской семьи, принадлежащей к влиятельному иерусалимскому жречеству. Мой прадед Симеон был иерусалимским первосвященником, а род матери восходит к ранее царствовавшему в Иудее роду Хасмонеев. Я получил традиционное религиозное образование, умею толковать священные тексты. Есть у меня и обычное образование, правда, довольно слабо владею греческим языком. В юности посвятил несколько лет знакомству с учениями основных наших сект. Меня заинтересовали взгляды саддукеев, фарисеев, ессеев. Увлекшись необычным образом жизни и учением ессеев, я три года прожил в пустыне, ведя аскетический образ жизни. Но, разочаровавшись в них, стал приверженцем фарисеев. Еще меня очень заинтересовала греко-римская философия. Пять лет назад я прибыл в составе делегации в Рим к императору, чтобы добиться разрешения освободить нескольких заключенных жрецов. Благодаря императрице Поппее, которая, кстати, приняла иудаизм, как и сам Нерон, мы этого добились.

– Император не мог стать иудеем.

– Поверь мне, сама Поппея об этом рассказал, вот почему и помогала нам. Как бы там ни было, за эти годы я многое повидал в Риме. Увидел пылающий город, видел казни христиан, репрессии. Но, несмотря на это, столица мира поразила меня до глубины сердца. И хотя я остался верен своей вере, в этом «храме богов» стал поклонником римской культуры. Меня поразило могущество Вечного города, перед которым склонились многие народы. Я даже придумал целую фразу, которую обязательно использую в своей будущей книге, «И, если тебя кто-либо спросит, где твое счастье, где твой Бог, ответь: в большом городе Риме».

Флавий был поражен всем услышанным. Он и представить не мог, кто сидит пред ним. С умным и грамотным человеком всегда было интересно общаться, но еще с ученым и неординарной личностью, вдвойне.

– Да это я должен гордиться знакомством и общению с тобой!

– Не шути так, расскажи лучше про себя.

– А я и не шучу! Родился 30-го декабря в Риме. Только благодаря блестящей карьере отца, я получил образование и воспитание при дворе. Затем стал трибуном, а сейчас и квестором. Много прочитал книг на греческом и латинском. Воевал в Британии и Германии. Вот собственно и все. Ничего выдающегося, как у тебя.