В краю несметного блаженства

Барн Вигель не мог не заметить перемен во внешнем облике Веха. Парень давно не брился, покрылся юношеской бородкой и жидкими прозрачными усиками, голова его заросла кудрями. В глазах появилась не то серьёзность, не то жалость, а под самими глазами выскочили светло-фиолетовые синячки. Барн решил на время оставить паренька в покое и не нагружать его лишней работой, так как допустил, что именно из-за чрезмерной нагрузки Вех превратился в некое отчуждённое подобие человека. Нашлась всё-таки в мелкой душонке директора капелька малейшего сострадания. В четыре часа, как и было положено, он взглядом проводил Веха из Центра и удалился в свой кабинет.

После работы Вех отправился по адресу Пригородной Больницы №3, но о его встрече с телом матери уже было упомянуто чуть выше.

В пятницу Вех посетил крематорий, который располагался за городом на пару километров южнее больницы, где мёртвую Эллу, предварительно погрузив её в гроб, подвергли сожжению. Скорбевшему парню выдали фарфоровую погребальную урну с прахом и выразили слова соболезнования. Вечером урна очутилась во второй спальне квартиры, но не на самом видном месте, чтобы не сталкиваться с ней взглядами и лишний раз не тосковать.

На следующий день Рокси ушла на другой конец Перспективного района – обустраивать выборный участок на первом этаже одного маленького административного здания. Тут-то Вех и почувствовал себя намного хуже, чем прежде. Страдая от одиночества, он не мог найти себе занятия, не мог найти себя. Вместо того чтобы воспользоваться посудомоечным аппаратом, он взялся за мытьё посуды своими руками, по нескольку раз перемыл уже чистые тарелки, натёр их до блеска и этот же самый блеск повторно отскоблил. Пошёл на улицу и с открытым ртом ловил снежинки, пока прохожие бросали в его сторону укорительные, но смешные взоры, и ловил не забавы ради, а потому что рот не закрывался, словно имея личную цель что-нибудь выговорить или банально закричать, но на деле ничего не выговаривая и не крича.

В воскресенье, в день выборов, Рокси с семи утра находилась на выборном участке и жестами рук направляла избирателей в нужную сторону. Участок вмещал в себя двенадцать кабинок со шторками. Вообще данное мероприятие активно и оживлённо раскручивалось и рекламировалось посредством вывесок в городе, рекламных стендов, партийных организаторов наподобие Рокси, которые мёрзли на улицах и раздавали газетки с информацией о выборах, а также при помощи телевизора и Сети, поэтому все вокруг знали и верещали о том, что надо бы посетить выборный участок и проголосовать.

Вех, морально раздавленный ещё с прошлого дня, плохо выспавшийся и находившийся в больном состоянии, но пообещавший Рокси прийти, встретился с девушкой ровно в полдень. Он хотел пристать к ней с разговорами, но та всем своим видом показала, что сейчас занята и что поговорит с ним вечером, после выборов, и подсказала проходить в одиннадцатую кабинку. Вех потопал к кабинке, поглядывая через плечо на Рокси. Уж очень она симпатизировала ему в этой, как он считал, военной форме.

Это были первые выборы за всю его жизнь, и потому он достаточно сильно увлёкся этим процессом. Раньше выбирать не надо было: всем руководили и всех назначали государственные органы, и бегать по выборным участкам гражданам не приходилось. Хорошо ли это или плохо – былое отсутствие политического выбора – Вех сказать наверняка не мог. По крайней мере, до фатальной кинопремьеры никому до этого не было никакого дела, и безвыборная система работала как швейцарские часы, как вечный двигатель: вы, мол, государственники, а не мы; мы отрекаемся от выборов в политической области и даём вам возможность самим, без нашего народного участия, ставить и увольнять тех или иных людей, которых вы сами пожелаете поставить и уволить. Но когда произошло государственное предательство, то, наверное, демократическое участие возникло само по себе, стихийно и сейчас вылилось в эти процедуры с голосованием.

В кабинке находился стеклянный ящик с отверстием для бюллетеней, наполненный почти до краёв (как много людей успело проголосовать за одно только утро!), и аппарат с сенсорным дисплеем и кнопкой, прикреплённый к стене. Вех нажал на кнопку, и ему на экране предложили заполнить данные о себе. Тык-тык-тык – имя, фамилия, дата рождения и место проживания были вбиты в соответствующие строки. Подтвердив данные и повторно нажав на кнопку, Вех поймал за секунду распечатанный аппаратом бюллетень. Посередине грозными печатными буквами был выведен всего один вопрос, однако очень длинный: «ПОДТВЕРЖДАЕТЕ ЛИ ВЫ, ЧТО ПАРТИЯ «НАРОСТ» И ЕЁ ГЛАВА – МИСТЕР КРАУДИ – ЗАПОЛУЧИЛИ ВЛАСТЬ ЛЕГАЛЬНО, ЛЕГИТИМНО И В СООТВЕТСТВИИ СО ВСЕМИ НЕОБХОДИМЫМИ НОРМАМИ, А ТАКЖЕ ПОДТВЕРЖДАЕТЕ ЛИ ВЫ, ЧТО СОГЛАСНЫ С ПРОВОДИМОЙ ПАРТИЕЙ «НАРОСТ» И ЕЁ ГЛАВОЙ – МИСТЕРОМ КРАУДИ – ПОЛИТИКОЙ И ГОТОВЫ ПОЙТИ С «НАРОСТОМ» НА ДАЛЬНЕЙШЕЕ ГРАЖДАНСКОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО?»

Под вопросом стоял один-единственный квадратик с подписью «ДА», а больше, за исключением данных Веха, ничего на бюллетене выведено не было. Слева от стеклянного ящика была прикреплена подставка, из которой торчали чёрные ручки. Вех взял одну и замер в неоднозначном предвкушении. Ему было не по себе от того, что его обделили выбором. Только «ДА» и никакого иного варианта ответа. Слабая обида пронзила его изнутри и отнюдь не за то, что он был лишён права на собственное мнение, а за то, что он в принципе согласился поучаствовать в этом цирковом подобии выборов. В очередной раз он был обманут системой, только уже не старой, а новой, но какая разница, кто тебя обманывает, если сам факт осуществления этого обмана бьёт тебе по больному? Плюс в обмане была задействована Рокси, что усугубляло и без того бедственное внутреннее состояние Веха. Сняв с ручки колпачок, он надавил на бюллетень и в приступе негодования начеркал возле квадратика ответа грязных хаотичных линий, затем вернул ручку на место и как можно быстрее избавился от испорченного бюллетеня, просунув его в ящик. Он проигнорировал Рокси, которая, несмотря на свою занятость, всё же хотела вызвать его на пару слов, и бросился на улицу.

Вечером, часов в десять, лёжа на кровати во второй спальне за просмотром фильма, Вех рассказал девушке, что натворил с избирательным бюллетенем.

– Как ты посмел! – огорчилась Рокси. Проведя двенадцать часов на выборном участке, она, тем не менее, абсолютно не устала и, казалось, была готова работать ещё сутки напролёт. Беседовала она оживлённо и с ноткой удовлетворения в голосе.

– Меня оставили без выбора. Я разозлился.

– Без какого такого выбора?

– Что такое выборы? Это процедура, которая позволяет человеку сделать свой выбор, принять своё решение. Я правильно понимаю?

– Правильно, но…

– Тогда с какого перепуга не я выбираю, а меня ставят перед выбором? Или ставь галочку за «Нарост» и Крауди, или уходи прочь! В бюллетене был всего один вариант! Это неправильно, в высшей степени неправильно. Это не выборы, а подписание соглашения!

– Вешик, глупышка, но кого тебе ещё надо, кроме мистера Крауди? Да, это были выборы, и был на них всего один выбор, но от этого выборы не перестают называться выборами! Альтернативы не существовало объективно вследствие жизненных обстоятельств, а не вследствие того, что злобный демон Крауди решил устранить всех политических конкурентов. Не было никаких конкурентов. Крауди у нас один, а «Нарост» – мы все.

– Ладно, допустим, не нужен мне другой кандидат. Но где слово «НЕТ»? Почему исключительно «ДА»?

– Те, кто против мистера Крауди и «Нароста», ничего на бюллетене не черкали, а оставили его пустым и бросили в ящик. Кстати, есть шанс, что своими каракулями ты невольно ответил «ДА»: Выборная Комиссия любые художества возле квадратика расценивает как положительный ответ. Так что зря ты разрисовал бюллетень.

– Чёрт! Короче, в задницу эти выборы. Брехня. Прошу, отныне не приглашай меня на подобного рода мероприятия.

– Как пожелаешь, – обиделась Рокси. – Больно уж хочется видеть на них психопата, который не вникает в суть процедуры и портит бланки.

– Отстань, никакой я не психопат… Прости…

– Не прощу. Мне вообще кажется, что ты ревнуешь и завидуешь одновременно, поэтому и выходишь из себя. Понимаю, что ты потерял близкого человека и находишься в перманентном стрессе, но те чувства, что ты проявляешь прямо сейчас, к этому стрессу не относятся. Это нечто другое. Может, тебе не нравится, что я нашла работу, и ты потерял главенствующую роль в наших отношениях? Может, тебе не нравится, что во мне растёт чужой ребёнок, и ты хотел бы от меня своего собственного ребёнка, а не ребёнка Донована?

– О чём ты говоришь, Ро? – недовольно буркнул Вех. – Ты совершенно не права и природу моих чувств объясняешь чересчур искажённо. Я не завидую твоей работе, я не ревную тебя и твоего ребёнка к Доновану. Это всё бред. На меня влияют смерть мамы и непринятие системы. Больше – ничего.

– Какой, блин, системы? Мы стоим на пороге грандиозных изменений, на смену старой системе пришла новая, и теперь и она тебя не устраивает. Вех, ты запутался. В порыве нахлынувшей депрессии ты не различаешь хорошее от плохого и сгребаешь всё в одну кучу. Остановись, протрезвей от болезненного дурмана и вернись, наконец, в нормальное состояние.

– Хорошо, хорошо… – повторял парень, поднимаясь с кровати и покидая комнату. – Я пошёл в нашу спальню. Фильм смотреть не буду – мне расхотелось.

– Составить тебе компанию?

– Нет, пока нет… В общем, приходи, как наскучит или как захочешь спать.

Рокси досмотрела фильм до конца (ей завтра никуда не надо было рано вставать) и в полночь перебралась к Веху, который к тому моменту дрых тяжёлым сном.

Следующая неделя вплоть до пятницы промелькнула за мгновение, но и в ней нашлась пара моментов, без которых перейти к долгожданному двадцать пятому ноября будет обременительно.

Барн Вигель избавился от своего сострадания, которое единожды вспыхнуло в нём при виде измученного жизнью Веха, и уже с понедельника продолжал терроризировать парня новой порцией дополнительных сверхурочных заданий. Правда, стоит отметить, эти задания перестали носить масштабный характер (не устранение серверной ошибки на целом этаже и не гора мебели) и стали более приземлёнными. Обычно Барн на лифте поднимал Веха на десятый этаж и давал ему простое устное распоряжение – убраться в своём кабинете. Тряпку Вех брал в ближайшей кладовой и оперативно принимался за вытирание пыльных поверхностей. Но напрашивается логичный вопрос: почему он, по жизни являясь противником несправедливости и борясь с ней всеми силами, позволил, пусть и директору, надсмехаться над собой и использовать себя в качестве личного раба? растрачивать своё личное, официально нерабочее время? Всё просто. Вех был зомбирован, причём зомбирован едой, той самой вкуснятиной, что с недавних пор ему стали предлагать на обед, всеми этими рагу, супами, газированными напитками с различными фруктовыми и ягодными вкусами и тому подобное. Стоит припомнить слова Ролгада по телефону с Барном о «дешёвом новом питании» и прокрутить её в голове ещё раз. Дешёвое новое питание было частью большого плана, и внедрялось оно не только в Центре Послесмертия, но и повсеместно, во всех столовых, например (вспомните разговор двух надзорщиков у палаты Эллы), а также на улицах в виде автоматов со стеклянными дверцами, из которых, по нажатию нескольких кнопочек, можно было получить для себя вкусный сладкий напиток. Что-то в еду добавлялось такое, что блокировало некоторые отделы мозга и психики, но одновременно было чрезвычайно вкусным, и поэтому никто не был в курсе этих сомнительных добавок и только поражался новым вкусовым ощущениям от привычных блюд. Барн же, мистер Крауди и прочие участники плана подобной дрянью желудки не наполняли: им отдельно приносили обычное питание без лишних ингредиентов. Вспомните жалобу мамы Веха о том, что качество еды в пайке резко снизилось, и задумайтесь над объёмом того ужаса, той угрозы, что нависла над жителями. Это надоедливое повторение жизненно необходимо для осознания беды, речь о которой пойдёт дальше, но уже совсем скоро.

Организм Веха, конечно, сперва боролся с гадостью. Борьба эта выражалась в проблемах с пищеварением, появившихся на третий день после употребления в пищу новой еды. В четверг, возвратясь с работы домой, парень внезапно схватился за живот, ибо его нехило закрутило, еле успел добежать до туалета и просидел там почти час. Но и он, и Рокси списали данный инцидент на некое стрессовое расстройство, возникшее от утери Эллы. После этого подобных казусов не происходило, организм привык, перестал защищаться и послушно вбирал в себя напичканные химикатами супы, котлетки, газированные соки и прочее.

Как проявлялось зомбирование? Падением внимания и концентрации, в некоторой степени – беззаботностью и отсутствием понимания происходящего. Вот и Вех, частично ничего не понимая и находясь в упадке, покорно удалял пыль с полок, пока Барн расхаживал в двух шагах от него и монотонно делился со своим зомби самыми сокровенными секретами, самыми грязными и грубыми словами:

– Мы терпеливо дожидаемся понедельника двадцать седьмого ноября, щенок ты мой мокроносый. В понедельник наш святой лидер мистер Крауди выступит с одним прелюбопытнейшим сообщением, которое перевернёт и изменит всё. Жизнь человеческая обесценится в один момент, как обесцениваются массы денежной бумаги под воздействием гиперинфляции. Но тебе ли знать, что это такое? Ты ведь не способен анализировать, ты не способен думать и размышлять. И вместе с тобой – в одном нескончаемом ряду – стоят такие же неспособные анализировать, думать и размышлять люди. Все вы под нашим колпаком, весь город и вся страна. Ещё чуть-чуть – и всё решится. Между делом, знал ли ты, Вех, что Брайан Хемельсон мёртв? Он оказался настолько живучим, что мне пришлось устроить на него не одно, а целых два нападения. В первый раз отделался синяками, а во второй раз, то есть неделю назад, мои прихвостни выполнили свою работу как надо. Подловили его прямо возле дома, избили, оставили без одежды, выволокли в тёмный заснеженный переулок и оставили превращаться в льдинку. Но нашлись неравнодушные люди, заметили бездыханное тело, привели Брайана в сознание и согрели. На следующий день случилась с ним сильнейшая ангина, от боли разрывало горло, начался жар. Свезли его в Центральную Городскую Больницу, но не спасли. Бедный человек! Столько пережил! Ха-ха! А знаешь, Вех, что явилось причиной нашей над ним расправы? Вернее, кто явился? Ты! Избавившись от старикашки, я планировал с максимальной силой воздействовать на тебя, сломить тебя и растоптать, но ты продемонстрировал такую несусветную глупость и такое безразличие к своему другу, что все мои планы разом нарушились. Стоит ли говорить, что ты не меньший убийца и маньяк, чем я? Хладнокровный и бесчувственный. Такие нам и нужны – роботизированные безжизненные куски кожи, жизни которых плотно сжаты в наших кулаках!

Вех натирал, натирал и натирал эти деревянные полки, брызгал чистящим средством на стеклянные двери и очищал стекло от пятен рук. Сеансы подобных разговоров с Барном и работы с тряпкой продлились пять дней.

II.

Наступило, наконец-то, двадцать пятое ноября. Вех, склонив голову, стоял возле маленького раздвижного окошка, тыкал через него пальцем и возбуждённо что-то объяснял. Он стал абсолютно сухим, сгорбился, щёки его сделались впалыми и представляли собой ямистые углубления. Третий день как его одолевала изнурительная бессонница, и, не будь её – он, пожалуй, и не согласился бы пойти на столь отчаянный шаг, который по сей день считал признаком падения на самое глубокое дно. То, что однажды разрознило и рассорило его с Донованом, он теперь не воспринимал как нечто отвратительное и относился к этому как к жизненной необходимости. Речь шла о сигарах.

Вех очутился в подвале, очень старом подвале, до которого нужно было спускаться вниз через несколько десятков лестничных пролётов и в котором пахло кислой ржавчиной. С низкого потолка свисала, болтаясь на шатком проводе, одинокая тускло-жёлтая лампочка. Не нужно знать, как Вех вообще умудрился найти этот подвал, но стоит пояснить, что в Сети наплодилась тонна рекламных объявлений о продаже сигар, ядовитых напитков и более сильных наркотических средств (тоже часть плана), и поэтому любой желающий без особых усилий имел возможность списаться с продавцом, выведать адрес и тотчас же прийти за покупкой запретных плодов.

За раздвижным окошком, на старом обитом стуле, сидел продавец – толстый мужик с длинными сальными волосами. Казалось, он буквально врос в сиденье, ибо практически не шевелился, а за любыми движениями тела вместе с ним приходил в движение и стул. Продавец едва дотягивался до разложенных позади него на навесной полочке портсигаров, которые были набиты сигарами различной длины, толщины и содержимого. Он поочерёдно раскрывал перед лицом Веха свои сокровища, и глаза его сияли с той же животной жадностью и с тем же интересом, что и глаза парня.

– Эти – тоненькие – простые табачные сигарки, но зато их много, – вдобавок объяснял продавец, открывая и закрывая портсигары одни за другими и убирая их на место. – Вот эти – уже из более крепкого табака, бодрят и хорошо поднимают настроение. Самые знатные – я зову их «большими пальчиками» – для долгого и терпеливого курения. Подойдут истинным ценителям.

– Знаете, – пожаловался Вех, – я очень плохо сплю. Пятьдесят часов на ногах, и это при условии, что предыдущие два дня я вкалывал по восемь, а то и по девять и по десять часов на работе. Мне не нужна бодрость – я, наоборот, хочу устать так, чтобы отрубиться и наконец утонуть во сне. Настроение мне тоже не нужно. Есть у вас что-нибудь такое, от чего я вымотаюсь как лошадь и лягу в постель?

– О-о! – протяжно промычал мужик. Он как раз хотел предложить своему встревоженному посетителю кое-что экспериментальное и потому был безумно рад, что ход его мыслей был прочитан. – Без лишних слов – забирай вот это.

Кожаный портсигарчик был протянут Веху через окошко и лежал у него перед носом. Он был совсем маленьким и походил на чехол или пустую обложку. Вех открыл и увидел десять плотно сложенных мелких сигарок, которые выглядели как ничтожные окурки.

– Что это за хрень? – возмутился парень.

– Ты не хочешь брать? – возмутился в ответ продавец и потянулся к портсигару, чтобы вернуть его обратно себе, но Вех быстро среагировал и пресёк попытку возврата.

– Хочу. Просто объясните мне, что это. Почему они такие маленькие? Их точно до меня не курили?

– Их никто в глаза не видел, кроме тебя. Мой личный эксперимент. С особым ингредиентом. Работают как бомба замедленного действия. Расслабляют не по-детски, но вместе с тем высасывают все твои силы до основания. Не ты их куришь, а они – тебя. Вырубишься с одной. Больше одной не пробуй – опасно. На внешний их вид не обращай внимания.

– Спасибо.

– Оплата – как мы договорились: принесёшь мне из Центра Послесмертия две упаковки ампул экситантина. Не вздумай не принести. Я знаю твои данные, дружок.

Вех, не слушая мужчину, спрятал портсигар во внутренний карман пуховика и поспешил ретироваться из душного подвала на улицу.