– А это зависит от самих людей! Не от нас! У нас – свободное коммунистическое общество, где решения принимаются массами! Куда народ захочет повернуть – туда повернёт и Центр Послесмертия! Нам ничего не стоит прислушаться к мнению граждан.
Говоря одно, внутри себя он размышлял ехидно: «Всё, конечно, от самих людей зависит, Вех, только вот людей надо немножко перестроить… и будет тогда наш план осуществим… Кстати, надо бы после беседы с ним посетить столовую и проверить, доставили ли новые «наборы питания» или ещё нет… Ну же, не глупи, сын Ролгада, закрывай свою болтливую любопытную варежку и отправляйся на работу, скоро сам всё узнаешь… Чёрт, нужно ведь и отцу его позвонить…»
– Раз судьбу послесмертия решает народ, то с какой стати государство без выборов, без спроса, без всякого ведома, в какой-то скрытной форме устанавливает максимальный приоритет на его изучение? Значит, есть цели…
– Ну-у, «максимальный приоритет» – это громко сказано. То была некая рекламная кампания, устроенная прошлым руководством, и очень неудачная кампания. Всех дезинформировали, да и только. Да, Правительство доверилось, выделило повышенные средства, но никакого максимального приоритета оно явно не устанавливало. А вообще, на мой взгляд, государство время от времени может принимать самостоятельные, не зависящие от народа решения. У нас хоть и демократия, но в аппарате тоже не роботы сидят. Ладно бы ты возмущался, если бы тебе урезали паёк или ограничили доступ к литературе, музыке, кино, но в контексте научном, первопроходческом и исследовательском подобные возмущения смотрятся глупыми и неуместными.
– Хорошо, я возьму на себя ответственность за весь коллектив Центра Послесмертия и кое-что скажу. Я боюсь, что послесмертие станет оружием.
Сердце Барна забилось с доселе невозможной силой. Он стал путаться в собственных знаниях, не понимая, в курсе ли Вех или нет… Нужно было срочно звонить. Парень одной случайной догадкой (полученной, между прочим, от надзорщика Брауна на крыше) поставил под угрозу все их планы. Барн хихикнул с актёрской невежественностью, искусственно улыбнулся и ответил:
– Ой, не смеши меня. Всё, Вех, ты хотел идти; пора и мне бежать. Договорим как-нибудь потом. Кстати, я освобождаю тебя от участия в завтрашнем собрании, ибо мы достаточно с тобой познакомились, и на собрании я для тебя лично ничего нового не скажу.
– Нет, я всё равно приду. Назло!
Хотелось Веху доказать, что он нисколько не подконтролен новому директору и вполне себе может руководствоваться своими принципами. Тем более было бы уместно изучить повадки директора на людях, а не один на один, даже если он в действительности собирался рассказывать ту же самую чушь. «Сейчас он ощущает себя в комфорте, как медведь в родной берлоге, а я ощущаю себя забредшим к нему путником, пусть и не безоружным», – представил Вех.
В лифте они разошлись. Барн копошился в планшете, выискивая важного адресата, и выглядел занятым, поэтому не заметил, как Вех вышел на третьем этаже, и поехал дальше вниз.
Позабыв захватить из кабинета куртку и раздосадовавшись, он вышел на мороз в одной рубашке, проворно миновал первый корпус и уже хотел идти ко второму, но свернул в углубление между двумя зданиями, туда, куда не достигал ветер и где было на порядок теплее, пристроился к каменным ступеням запасного выхода, спрятался за ними и беспокойно набрал уже заготовленному контакту. Пальцы продолжали трястись от холода и инерционно стучали по экрану. Сонный сиплый голос ответил спустя несколько гудков:
– Да, Барн?.. Чего тебе в такую рань?
– Алло, Ролгад. Твой сын вышел из-под контроля. Он отказался от повышения, он от всего отказался! Он идёт наперекор нашим планам! Что делать?
– Хе-хе, моя порода, в меня Вех пошёл. Я тоже долго маялся. Ты помнишь это, дружище?
– Да, я помню, всё прекрасно помню, но речь сейчас не о воспоминаниях. Очнись! Вех просёк фишку, прочитал наши действия, как открытую книгу, и я дивлюсь: как? Не знаю только, по случайности ли он просёк или своим умом, но это не так важно. Гораздо важнее сейчас же увести его в сторону.
– Так уводи. Мне зачем звонить?
– Просто… вдруг я чего-то не знаю, и Вех стал нашим новым приближённым?
– Нет. Никогда не станет. Максимум, кем он станет – оружием в наших руках. Короче, гаси Веха, подавляй его волю и сминай её в кулак. Ломай, но без лишнего пристрастия. Загрузи его работой, оставляй как можно дольше в Центре, а голод, который обязательно у него появится от дешёвого нового питания в столовой, не заставит себя долго ждать и сыграет на руку. Вех быстро станет цепным псом и вскоре примкнёт к тебе.
– Будет сделано. – После этих слов Барн Вигель рассчитывал сбросить, но что-то скреблось в душе и не оставляло возможности завершить разговор. – Слушай, Ролгад, а тебе никогда не было его жалко? То, что ты сейчас проговорил, даже меня слегонца повергло в ступор. Нет-нет, я не отрекаюсь от наших идей, просто мне, как человеку, никогда не имевшему семьи и детей, довольно интересно об этом услышать.
– Ну и вопросы у тебя! Все мы люди, пусть и не такие как все, пусть и с изъянами. Конечно, было жалко, когда после инсценировки моего самоубийства и далёкого отъезда я осознал, что больше никогда не встречусь ни с Эллой, ни с Вехом. Кстати, недавно я написал Элле письмо на электронную почту со стороннего адреса. Не знаю, разобрала ли она его или нет: я писал так размазано и непонятно! Не каждый расшифровщик смог бы догадаться.
– Зачем написал? Терзания надоели?
– Я никогда не терзался по этому поводу. Бывают ситуации, когда жизненно необходимо оставить всё былое позади, распустить все дела, обрезать связи… До попадания в новую среду, ещё будучи в некотором роде независимым человеком, я не понимал или попросту (в силу молодости) не желал принимать этой истины, а стоило бы. Люди по молодости стараются прибрать жизнь к своим рукам и контролировать каждый из её аспектов: карьеру, семью, друзей, увлечения… Но дело в том, что жизнь наша настолько многогранна, что со временем этот контроль оказывается сложным, а то и невозможным в принципе. И, обидевшись на жизнь, люди с болью начинают отщипывать от себя прежние обрывки жизнедеятельности, так и не понимая, что пострадали они не от жизни, а от своего максимализма, который диктовал одно жёсткое условие: урвать как можно больше. Самоконтролю, а также непринятию жизни как великой ценности меня обучили в процессе. Элле же я написал, ибо осознаю и чувствую, что она, не зная всего вышеперечисленного, страдает. Дату выбрал случайную, но прошло десять лет с момента нашего расставания, и я хотел дать ей возможность всё как следует переосмыслить, вселить в неё частицу надежды… Она ведь наверняка не догадывалась до этого, что я тут, живой, за сотни километров от города, прожигаю своё время без неё. Надеюсь, моё письмо ничего в ней не разрушит, а только благотворно повлияет.
– Хочешь узнать наверняка? Мы можем организовать слежку.
– Нет! Никакой слежки за Эллой! Исключено! Я с тобой по-человечески, а ты предлагаешь всякую всячину, предварительно её не обдумав. Ну тебя! Я ложусь обратно в постель.
– Ха-ха, прости меня. Я разберусь с Вехом.
– Давай. Но помни: он нужен живой. Не повреди его! В следующий раз звони, когда он станет твоим.
Экран планшета потух. Неизвестно, какие выводы извлёк Барн из разговора с Ролгадом. Всегда он был прямолинейным и заторможенным, душевными исканиями не занимался и придерживался взглядов негуманных, паразитарных. Никакого послевкусия от разговора, только сырой запах погоды в ноздрях да музыкальный гул ветра в ушах. Барн направился во второй корпус – искать таких же Вехов с целью промыть им мозги и поставить их на «выгодные должности». Однако Веха Молди он стремился вытянуть из низов по иным, некорыстным соображениям.
III.
Доктор Брайан на работе так и не появился. Вех более часа, до половины девятого, просидел на диванчике в томительном ожидании, в надежде повстречать, как ему тогда казалось, единственного человека в Центре, кто обладал схожим с ним ходом мыслей и досконально его понимал. Он насторожился, переваривая в голове то обстоятельство, что Барн Вигель неоднократно во время разговора упоминал Брайана и не в самом положительном свете. Закрадывались совсем уж ненормальные мысли о намеренном увольнении, а то и о более жестоком способе беспричинной расправы с Хемельсоном. Да и дьявольский взгляд директора о чём-то говорил… Сложно было Веху, и не только от работы (о ней – далее), но и от осмысления, что вокруг него творилась какая-то чертовщина, а он был как бы не в теме и потому моментально становился лёгкой добычей для таких зверей, как Барн.
Кейт болела. Поговорить было не с кем. Людей на этаже хоть и прибавилось, но все они выглядели как бесформенные пустышки и приведениями носились вдоль кабинетов. Устав сидеть и слегка потерявшись во времени, Вех, чтобы раздуплиться, съездил (на лифте) к столовой, но та была закрыта, а изнутри доносились шорохи и слышалось какое-то перемещение. Вернулся обратно, вздохнул, пошёл к стойке администрации. Кейт заменяла незнакомка с верхнего этажа, которая размашисто долбила по проекционной клавиатуре толстыми пальцами рук. Причём сама женщина не была толстой: только колбасные ручки полнили её и смотрелись гротескно. Вех попросил у неё «забронировать» пару тел из морга и прикатить их к себе, заранее поблагодарил её, безразлично попрощался и вернулся в 314-й кабинет. После он приоделся в халат, а колпака не стал надевать. «Что ж, придётся самому, в одиночку, оперировать…»
Привезли тело. Взглянув на тусклое лицо испытуемого, Вех качнулся с отвращением и чуть не завопил. Работники морга смотрели на него недоумённо и не понимали, что не так, возвращаться ли им обратно в морг или ждать какого-то вердикта. Всё-таки ушли. На каталке лежал Брайан Хемельсон, и коричневые волосы жидким шоколадом растеклись по его бескровной голове. «Нет! Этого не может быть!» – Парень протёр глаза перчатками. Нет, точно не доктор Брайан, просто цвет волос совпал. Вех успокоился.
Никакого вступительного монолога, как раньше, записывать теперь не надо было, но зато теперь с потолка свисали три округлые камеры видеонаблюдения, которые как бы и не беспокоили Веха, но всё равно легонько душили его своим присутствием. Вех завершил исследование за двадцать пять минут, которые, с непривычки работать одному, показались ему несуразно долгими. Вскрыв череп, он забыл взять экситантин и потому туда и обратно носился к медицинскому ящику. Вколов экситантин, он забыл подключить пластины и потому неаккуратно и наспех втыкал их в экран, дабы совсем не провалить процесс. Короче говоря, набегался вдоволь. Послесмертие вывелось, и это не могло не радовать.
Вех отдохнул пять минут, успев со стола Брайана отправить письмо на стойку, чтобы из кабинета забрали тело отработанное и предоставили ему тело новенькое. В подобном темпе он работал до обеда, до четырнадцати часов (время обеда перенесли на полтора часа; Вех был голоден как волк), затрачивая примерно по полчаса на исследование и по пять минут на отдых, который не приносил никакой пользы, злил и не давал возможности полноценно отдохнуть. Желудок умоляюще трещал.
Закончив ровно в два, Вех с неприязнью оттолкнул от себя каталку с очередным исследуемым, снял халат, мокрый от пота и крови, и бросил его в контейнер, а контейнер торопливо отнёс в прачечную и получил взамен новый комплект одежды. После всей этой беготни он наконец поспешил в столовую.
Возле входа организовалась толпа голодных сотрудников. В дверях кто-то стоял и никого не пропускал. Все ждали некоего вердикта, какого-то разрешения ситуации, ведь не могли же их за шесть часов честной и тяжёлой работы оставить без еды. Разумеется, не могли. Как только невидимый таймер достиг нужной отметки, из столовой раздался громкий треск звонка, словно внутри установили гигантский по масштабам будильник. Ужасный звук продлился невыносимых десять секунд, охранники в дверях, будто загипнотизированные звонком, отодвинулись и открыли широкий проход нараспашку. Люди начали вваливаться внутрь. Первое, что они заметили, было связано с перемещением столов. Если до этого столы стояли в виде змейки и это создавало в столовой какой-никакой простор, то теперь змейка распалась на множество мелких столиков, которые были расположены друг возле друга на максимально близком расстоянии, настолько близком, что даже худенькому Веху пришлось втянуть живот и выпрямиться, чтобы иметь возможность хоть куда-нибудь усесться. Второе изменение – теперь никто не брал еду, самостоятельно подходя с подносом к кухонному окну и набирая себе то, что нравилось. Тарелки с пищей раздавались тремя женщинами с колпаками. Первая возила тележку, забитую большими металлическими ёмкостями и столовыми приборами, вторая считала людей, подготавливала тарелки и раздавала вилки с ложками, а третья черпала еду из ёмкостей, заполняла тарелки, которые ей подавала вторая, тёплой мешаниной и раскладывала их по столам. Женщины довольно быстро управились с работой, и никто в итоге не остался обделённым.
Вех ничего не понимал и находился в упадке сил, но кушать хотел и потому жадно приблизил к себе тарелку со странным жидким содержимым. На удивление пахло очень вкусно, по ноздрям побежал стойкий мясной запах, какой-то слишком стойкий, но по-прежнему было невозможно определить, что за субстанция находилась в тарелке, равно как и невозможно было понять, вилкой ли в неё тыкать или набирать её ложкой. Вех попробовал ложкой – получилось. Вилка была отложена. «Какое-то рагу…» – подсказали рецепторы языка, когда мясная смесь оказалась внутри. С попаданием этой вкусной еды по организму пронеслось ненормальное тепло, ненормальное в том смысле, что даже от самого горячего чая вкупе с самым острым перцем достичь такого уровня тепла не представлялось возможным. Но было отнюдь не жарко, а идеально, ведь тепло не застаивалось в одной точке, а курсировало и по желудку, и по сердцу, и по рукам с ногами, и по области рта. Вторая ложка, наполненная бурыми бугорками, оказалась во рту неосознанно, а затем и третья, и четвёртая и так далее, пока тарелка не осталась пустой. Настроение поднялось на новый уровень, от усталости не осталось и следа.
– Добавки! – приказал Вех с растянутой улыбкой и не только он: по всей столовой прокатились просьбы о дополнительной порции. К сожалению, им отказали, пошутив в ответ, что от безмерного питания животы раздуются, и все взгрустнули. Дабы не оставлять никого в плохом настроении, каждому раздали по маленькой вытянутой баночке какого-то напитка, судя по яркой ягодке на обложке – клубничного. Вех надавил на крышку, банка зашипела и открылась, распространив приятный свежий ягодный запах. Это был сильно газированный концентрированный сок, да ещё и с таявшими на языке клубничными кусочками. Банка опустела за долю секунды, настолько Веху понравился этот доселе неопробованный напиток, который был вкуснее приторного и успевшего поднадоесть витаминизина раз в сто, не меньше. Газы в желудке напомнили о себе, и Вех рыгнул, вовсе этого не заметив.
Пронзительный звон повторился. Его источником служили установленные вдоль стен электрические звонки. Время обеда подошло к концу. Раньше никто не контролировал этого процесса: все сами знали, когда надо идти обедать, и шли; можно даже было прийти пораньше, никто и слова бы лишнего не сказал. Но отныне что-то поменялось в системе. Напрягшись от резкого шума, Вех вскочил из-за стола и вместе с толпой людей покинул столовую. Несмотря на некоторые неудобства, ему всё понравилось, что было довольно странно. Настоящий Вех сейчас бы прокомментировал это нововведение с присущим ему скептицизмом и параллельно бы пробежался по стадному инстинкту, насаждаемому этим дурацким звонком и скоплением сотрудников как на входе, так и на выходе, но, видимо, загадочная еда и загадочный напиток перебили желание на что-либо жаловаться, и, следовательно, он был доволен.
Необычно было осознавать, что после обеда необходимо работать ещё два часа. Раньше обед символически служил окончанием рабочего дня, и люди расходились по своим кабинетам лишь затем, чтобы довершить мелкую работёнку, избавиться от грязной одежды, собраться и уйти домой. Оживлённый Вех поработал ещё с тремя телами, увидел у всех послесмертие, сбагрил тела сотрудникам морга, разделся и принялся готовиться к уходу домой: как-никак, время близилось к четырём. Кстати, обеденная пища, поначалу казавшаяся чрезвычайно сытной, оказалась какой-то никчёмной пустышкой в желудке. Парень снова был голоден. Он мечтал увидеть дома Рокси, которая несомненно приготовила нечто вкусненькое, сесть за кухонный стол и начать уплетать свой второй обед за обе щеки, но его желание побыстрее уйти с работы так и не воплотилось в жизнь, и причиной этому послужил неожиданный приход к нему Барна Вигеля. Барн ворвался в 314-й кабинет, как ужаленный в одно место, молниеносно и с громким хлопком дверей за собой.
– Вех-Вех-Вех! – Он опять прихватил его за плечо. Видать, нездоровая у директора была привычка – всех хватать за плечи.
Барн в двух словах поделился неприятной новостью: мол, на пятом этаже произошёл серьёзный сбой серверов с документами и все файлы перемешались местами, и теперь надо бы привести всё это в порядок и расфасовать, но вот незадача! – все сотрудники пятого этажа уже покинули Центр Послесмертия, и некому больше заняться этим делом.
– Справишься? – То есть это была вовсе не просьба, а принуждение, отказ от которого не предполагался.
– Сколько времени займёт работа? – меланхолично поинтересовался Вех.
– Верни на место хотя бы половину файлов. За часик управишься. Завтра всё доделают сотрудники. На, держи карточку для прохода в архив. – Пластиковая карта с белой полоской посередине оказалась у Веха между пальцами. – Пятый этаж, номер архива – 526. И – спасибо тебе огромное.
Парень не ушёл сразу, а решил поговорить о наболевшем.
– Вы случаем не знаете, что приключилось с доктором Брайаном? Он не вышел на работу, и это обстоятельство, знаете ли, сильно меня подкосило. Мы с ним привыкли разделять обязанности во время работы, а сегодня, по причине его отсутствия, мне пришлось заниматься исследованиями, полагаясь исключительно на собственные силы.
– Знаю, конечно, – отвечал Барн. – Доктор Брайан, как ни прискорбно, слёг с ангиной. Я сам узнал об этом буквально час назад. Его увезли в Центральную Городскую Больницу. Сожалею, Вех, что тебе пришлось провозиться с исследованиями в одиночку, но пока я не могу предложить тебе достойной замены мистера Хемельсона. У нас каждый сотрудник на своём месте, сдвинуть никого не получится.
– Хорошо, да и не надо никого, сам управлюсь: пока привыкнешь к чужому ритму работы, к чужому характеру, пройдёт неисчислимое количество времени. Ангина? Серьёзно? Вот блин, страшно за доктора Брайана. Я, может, в скором времени навещу его в Центральной Городской Больнице, проверю, как он.
Барн Вигель взбудоражился, услышав о намерении Веха посетить Хемельсона, но своих бурных эмоций не выказал, а просто прокашлялся и собрался уходить.
– Да-да, разумеется… Всё, хватит болтать, мне пора, и тебе тоже. Как закончишь с архивом, карточку оставь на стойке у них на этаже.