Обитель

Те как раз вытащили из колодца товарища. Это оказался неприятный молодой человек с пугающим, скошенным лицом.

– Так. – Костя подошел к монахам. – Значит, вашу начальницу мы арестовали. Ее отвезут в город. Вы можете по-мирному с нами поехать, можем силой забрать. Мне никого силой забирать не хочется.

Монахи закивали. Тот, который только что вылез из колодца, неприятно улыбнулся:

– Нас вы увезете. А кто вам оставшихся достанет?

Костя сделал шаг к колодцу, заглянул внутрь. Дно было темное, не разглядишь. Пахнуло из колодца так, что Костя сразу отвернулся, прикрыл лицо рукой.

– Там много еще? – спросил он.

– Две бабы, – сказал монах. Костя теперь смотрел на него иначе. Он с трудом представлял себе, какой человек мог бы так спокойно там внизу находиться, тем более что-то делать. И это им всем еще повезло, что трупы нашлись зимой, к тому же были свежие. Полежи они в колодце летом, и уже через пару часов тут стоять было бы невозможно.

– Спустишься вниз, – сказал Костя. – Этих двоих тоже достанешь. Только перчатки надень.

Глава шестая

Элеонора не стала приглашать детективку к себе, потому что квартира была не убрана. То есть Элеонора ее, конечно, убрала, но и в убранном виде квартира показалась ей совсем неприличной. Даже офис и архив, которыми Элеонора гордилась, выглядели бедно, потому что обои на стене разошлись, и за ними виднелась серая стена, а паркет в двух местах треснул и немного вздулся. В обычной жизни Элеонора об этом не думала, но каждый раз, когда в обычной жизни вдруг появлялись другие люди, сразу начинала переживать, что им что-то не понравится.

– Я сняла номер в хостеле, – сказала детективка. – Кажется, отсюда вверх по улице и налево?

– «Теплый», – сказала Элеонора. – Хорошее место. Прямо напротив полицейского участка.

Детективка посмотрела на нее настороженно, как будто пытаясь понять, шутит Элеонора или нет, поэтому она поскорее добавила:

– В смысле, там окна на участок. А место правда хорошее и не слишком дорогое.

Мишка не особенно разбиралась в деньгах, потому что раньше ими всегда занималась бабушка, а теперь соседка Вера. Номер в хостеле здесь тоже заказывала Вера. Но даже Мишке было уже понятно, что ничего слишком дорогого в Петрозаводске она не встретит.

В кафе на проспекте, в которое ее повела Эля, цены вначале показались ей шуточными, а когда официантка принесла еду – прекрасную, гораздо лучше московской, рыбу, – так и вообще издевательскими.

Журналистка смотрела на Мишку странно и говорила странно, как будто оправдываясь сразу за весь город. За время прогулки она успела рассказать очень много всего, и Мишка понимала, что теперь ее очередь, поэтому поела быстро и, поставив перед собой чашку с чаем, стала объяснять, зачем приехала в Петрозаводск.

Элеонора слушала детективку очень внимательно, потому что та рассказывала крайне интересные вещи. По ее словам, где-то в лесах за городом располагалась Обитель, место обитания странных людей с татуировками на шее, которые развозили по России необычный наркотик – «Двоицу». Детективка говорила короткими плотными предложениями, будто сообщая факты из энциклопедии, и вначале Элеонора с трудом отслеживала ход ее мысли, но к концу рассказа оказалось, что информацию детективка разбила на довольно осмысленные блоки, и все вместе в голове они складывались в ясную картинку.

– Я думаю, что Оса, – детективка всех участниц своего расследования называла по прозвищам, – взяла с собой фотографию из Обители в качестве сувенира. Вряд ли она с самого начала хотела оттуда сбежать. Хотя все может быть, теперь уже не узнаешь…

Она замолчала. Элеонора эту фотографию, перекочевавшую из Обители в Москву, потом в Петербург, изучила уже вдоль и поперек. Три человека: мужчина, женщина, мальчик. Еще из Санкт-Петербурга детективка попросила Элеонору перебрать все выпуски газеты «Вестник республики», в которой фотография нашлась. Элеонора очень старалась. В пыльном архиве по одной просматривала каждую страницу, каждую фотографию в газете, надеялась где-то еще увидеть одно из лиц или фамилию Тарасовы. Отдельно отложила все статьи Григория Соловья, который, по всей видимости, и сделал эту фотографию, – а статей тот успел написать много. Про открытие кирпичного завода, про летовстречание, День города, долгострой «Спартака», утверждение герба, переименование ПетрГУ и создание там же кафедры правоведенья.

Интервью и жизнеописаний, похожих на то, к которому прилагалась фотография Тарасовых, было еще больше. Соловей успел за свою недолгую карьеру в «Вестнике» поговорить с сотнями людей: он писал о рыбацкой жизни и о школьных учителях, о городской администрации, о Петрозаводске-Товарном. Среди его интервью были беседы с тогда только что избранным мэром Катанандовым, с председателем Союза художников Чекмасовым, с архимандритом Успенского монастыря Иосифом (Ле?совым).

Элеонора пыталась представить себе, что бы подумал Григорий Соловей, если бы оказался сейчас в Петрозаводске. Катанандов пробыл мэром города до начала двухтысячных, а потом еще десять лет возглавлял всю республику. Чекмасов, которому в тот момент как раз исполнилось пятьдесят, был жив до сих пор. Элеонора сама писала небольшую заметку о его семидесятипятилетии, снимала выставку его картин. Иосиф всего через год после интервью Соловья стал епископом Петрозаводским, еще через двенадцать лет – архиепископом, а когда в две тысячи десятом году была образована митрополия – и митрополитом.

– Я просмотрела все твои сканы, – сказала детективка. – И вроде ничего особенного не заметила.

– Какие сканы? – Элеонора заморгала, потом вспомнила про работу в архиве, кивнула. – Я вроде тоже. Но я еще вот что нашла, не успела вчера послать.

Она достала телефон, нашла нужное видео, показала детективке.

На Мишку с экрана смотрел какой-то мужчина с постным лицом. Он что-то говорил, но звук журналистка не включила. Видео было очень старое, по низу экрана проползла строка: «Реформа ценообразования в действии». Ниже, под видео, выложенным на канале «Телеархив Карелия. Петрозаводск», был текст: «Карелия. Новости. 1991. Реформа ценообразования, О. Сольчук, Б. Савельев. Г. Соловей».

– Он работал на ГТРК «Карелия», – сказала Эля. – Видимо, в качестве редактора. А это значит, что нужно еще рыться в видеоархивах. Я на ютубе нашла пару выпусков, все про путч и вокруг. Остальные нужно нарыть…

– Нужно, – согласилась Мишка. – Если они про Обитель что-то сняли, это обязательно нужно найти.

– Кроме того, – Эля закрыла ютуб, открыла вконтакте, – у Соловья, очевидно, были родители. Я считаю, что нашла его брата.

Она показала Мишке страничку мужчины. На аватарке он был изображен с удочкой в руке, опирающимся о борт зеленой лодки. Валентин Соловей. Петрозаводск. День рождения: 07.05.1973.

– Я проверила, – быстро добавила Эля. – Сегодня утром как раз, пока тебя ждала. Они оба Евгеньевичи. И в школе на три класса младше Григория учился Валентин Соловей. У той же классной руководительницы Серафимы Тарасовой.

Мишка не знала, как ей ответить. Было странно хвалить женщину, которая уверенно годилась ей в матери. Поэтому Мишка сдержанно кивнула – и, судя по тому, как Эля улыбнулась, поступила правильно.

– Я решила, что мы ему напишем, уже когда ты приедешь, – сказала Эля. – Я могу сказать, что работаю сейчас в «Вестнике» и составляю историю газеты в честь ее сколько-то-летия. Поэтому исследую биографии всех журналистов. Хороший вариант?

– Хороший, – согласилась Мишка. – Напиши сейчас, а я пока займусь поиском архивов.

Для начала Мишка прошерстила википедию и сайт ГТРК «Карелия». Для того чтобы что-то искать в гугле, нужно было сначала найти все возможные ключевые слова: названия передач, имена ведущих, годы и время трансляций. Все это Мишка выписывала в блокнот, иногда поглядывая на Элю, которая задумчиво печатала в телефоне.

В «Лабиринте» написала Вера, и Мишка отвлеклась, пытаясь понять, как ответить. С одной стороны, она уже очень скучала по соседке, а с другой – боялась, что если сейчас втянется в разговор, то потом не сможет вернуться к работе. В конце концов ограничилась коротким: «Разбираемся с архивами сейчас. Я тебе сразу после напишу, хорошо? Как ты себя чувствуешь?»

Последний вопрос добавила, несмотря на то что думать о полученной Верой травме не хотелось совершенно. Вера пострадала из-за того, что Мишка недостаточно быстро думала и действовала слишком самоуверенно, и за это теперь приходилось расплачиваться стыдом. Мишка прикрыла глаза, быстро, беззвучно пробормотала:

Господь, успокой мысли, и наставь, и прости мне гордость и самоуверенность, прости, что подставила сестру Твою Веру. Береги ее, охраняй и дай ей знать, что я очень ее люблю.

– Написала. – Элеонора показала детективке экран с отправленным сообщением. – Так что давай теперь вместе искать.

Детективка смотрела как-то напряженно, и Элеонора тут же бросилась осматривать себя. Пиджак был вроде в порядке, рубашка тоже, хотя на воротничке появилось пятнышко, которое Элеонора тут же стерла пальцами.

– Ты говоришь на карельском? – спросила детективка. Элеонора покачала головой, потом кивнула. Она умела разбирать карельский и немного на нем писать, но вряд ли смогла бы что-то сказать.

– Просто здесь есть новости на карельском, – сказала детективка. – У них, мне кажется, очень полный архив. Ты могла бы их посмотреть?

Элеонора снова кивнула. Ее телефон завибрировал ссылкой. Она открыла плейлист, промотала вниз. Кто-то, видимо, решил собрать все, что выходило на карельском языке в истории телевидения. Элеонора заметила вырезки из финских передач, какие-то случайные интервью. Совсем не у всех стояли даты или хотя бы чуть-чуть внятные описания.

– Как ты думаешь, тут можно сидеть долго? – спросила детективка, оглядывая кафе.

– Можно сколько угодно, – сказала Элеонора. – Ты еще что-то хочешь заказать?

– Нет, – сказала детективка. – Может быть, кофе чуть попозже.

Элеонора достала наушники и включила первое видео.

Мишка быстро погрузилась в Петрозаводск начала девяностых. Толстые куртки, водолазки – она подумала о том, что и сама со своей жилеткой могла бы неплохо вписаться в длинные очереди и неясные митинги. Веселые парни и девушки с высокими прическами шли мимо ларьков и строек по разбитому асфальту. Странно звучали голоса дикторов – напряженно, будто даже испуганно. Председатель Совета министров, поминутно поглядывая на зажатый в руках лист, пытался объяснить происходящий в столице путч; председатель исполкома Петрозаводского горсовета народных депутатов призывал людей сохранять спокойствие. Мишка быстро выписывала в блокнот фамилии и должности. Не потому, что ожидала, что кто-то из этих людей окажется важным для расследования, а по привычке. Чем больше она могла собрать информации сейчас, тем больше была вероятность, что потом удастся заметить что-то важное, особенно если Обитель была хоть как-то связана с местной администрацией или полицией.

Еще в архиве было много видео про церковь. Службы, две пресс-конференции, на которых священники сидели рядом с мужчинами в костюмах, и одна постоянная передача – «К Рождеству», которую митрополит Иосиф, судя по архиву, записывал каждый год с девяносто первого по девяносто девятый год. Передача была длинная, по сорок минут на выпуск, и Мишка посмотрела ее чуть-чуть, просто чтобы примерно представлять себе тон митрополита.

Это был тучный хмурый мужчина с большой черной бородой. В передаче он сидел на стуле, и сидел немного странно, боком, так что его левая рука была не видна. Говорил звучным, рычащим голосом, но спокойно, почти без интонаций, так что вначале этот голос будто отфильтровывался и совершенно не застревал в голове. Мишка по опыту знала, что это иллюзия. Наверняка, если к нему привыкнуть, голос набирал полноту и начинал казаться сочным, объемным. Митрополит произносил обычный текст подобных обращений: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся…», «Как быть кроткому человеку? Как сосуществовать с другими людьми?..», «Добро, оно в основе, а зло, зло существует относительно добра, за счет добра…» Мишка оставила передачу на будущее – сначала можно было порыться в более перспективных записях.