Хохот Демиурга. Плаха и Веха

Понимаю, что путаюсь. Виной лихорадка, из-за которой в голову будто бы навалено тяжёлых булыжников.

– Не перечу. Да, додумать! А думать я могу, потому что уже отравлен! И пусть не яблоко, пусть плод с Древа познания Добра и Зла. Это ничего не меняет. Если бы человек не мог фантазировать, думать, он не смог бы делить на доброе и злое, плохое и хорошее. Он бы всё принимал таким, каким оно есть – не думал бы, понимаешь?

Писака щёлкает пальцами:

– А я только что понял, откуда у тебя такие мысли берутся! Сказать?

Пытался прочитать сарказм в его мутных глазах.

– Так сказать? Ну, слушай! Анекдот!

Наконец разбираю, где мы – тёмный бар, я за стойкой, передо мной пустой бокал, на полках впереди батареи бутылок. Писака в этом заведении бармен: брюки, полосатая рубашка и жилетка, через плечо перекинуто полотенце. Стоит, опираясь руками на стойку.

Вот тянется поближе ко мне, чтобы перекричать музыку, которую я не слышу, но знаю, что она есть и играет громко.

Что секунду назад мы стояли друг напротив друга в пустоте, меня не смущает. Писака кричит, и его голос, хрипловатый и басистый, – таким он со мной не разговаривал, – доносится до меня:

– Тёлку тебе надо! Поебаться хорошенько! Вся дурь выйдет!

И мы снова в пустоте, в которой нет ничего, кроме нас. В голове шумит, будто уютный домик, в котором обитали мысли, подорвало динамитом, и теперь их разлетевшиеся ошмётки бьются о стенки черепной коробки.

– Анекдот, да? Я перегнул, конечно, но влюбись ты – мыслить бы начал иначе. Любви в тебе нет, Веха.

– Ты-то что обо мне знаешь? – неловкое смущение заставляет нелепо обороняться.

– Я теперь, благодаря тебе, многое знаю, – улыбается очень спокойно.

Передо мной действительно живой покойник или игра подсознания?

– И как же я начну мыслить?

– Не попробуешь – не узнаешь, – сентенциозно замечает. – Странный ты, Веха, на убийство пойти – пошёл, а влюбиться не решаешься. Анекдот!

Лихорадка накрывает второй, более мощной, волной.

– Если ты такой всезнающий, то должен понимать, почему…

– Любовь творит чудеса, – разводит руками.

Понимаю, что уже какое-то время доносится назойливый стук. Понимаю и то, что стук доносится из реальности, в которой я сплю на кровати гостиничного номера. И это понимание мигом выводит из сна в состояние полудрёмы. Писака исчезает.

То, что он сказал – намёк свыше, или то, что я хотел услышать, раззадоренный фантазиями?

В дверь продолжают стучать. Пора выселяться? Сколько я проспал – час, пару или сутки?

Резко поднимаюсь, и приступ тошноты сдавливает грудную клетку, вяжет горло. Под мой рёв мерзкая жижа разливается лужей под ногами. Становится легче – шатаясь, подхожу к двери:

– Кто там?

Нет ответа. Думать и переносить доставляемую ожиданием и нахождением на ногах муку я не в силах – отпираю незваному гостю.

За порогом парень приблизительно моего возраста. На нем яркая летняя брезентовая куртка в красно-синий крупный ромб, спутанные в дреды грязные волосы, гладковыбритое загорелое лицо и блеск в огромных чёрных зрачках, от которого мне делается дурно.

– Ну, ты даёшь ваще! – произносит он с восторженной улыбкой.

Плаха III. Общий вагон, «ой» и тяга к никотину

Направление Москва – Санкт-Петербург перегружено, место в плацкартном вагоне надо брать загодя, в день отбытия билеты распроданы. В новой жизни я не могу позволить роскоши купе или сапсана – кто знает, когда Тохе удастся выручить денег. Накопления есть, но не понятно, на сколько их придётся растягивать.

Поэтому, когда вижу свободное место в общем вагоне за семьсот рублей, веселею и беру билет, не раздумывая. Ехать в ночи девять часов. В «Википедии» же об общем вагоне сказано: «вагон предназначен для перевозки пассажиров, едущих не дольше 5–6 часов с минимальным комфортом». В общем – в общем.

Еду без багажа, с собой сумка с ноутбуком на ремне через плечо, в которой, помимо самого ноутбука, паспорт и бритва.

Дойдя до вагона, закуриваю. Настораживает разговор двух толстяков, которые попеременно хватаясь за головы, обсуждают, как будут ехать:

– Там же не поспать, – возмущается первый толстяк второму.

– Вообще пипец! Что делать будем?

– Надо что-то придумать.

– Офигительно! И что предлагаешь?

– Договориться с проводником, может, кто из пассажиров сойдёт раньше. Если нет – спать будем вахтенным методом, по два часа каждый.

– Это ты пиздато придумал!!

Отправляю окурок с перрона вниз, на рельсы. Показываю проводнице билет, узнаю, что у меня второе купе, захожу в вагон, десятое место. Понимаю, что ожидает весёлая ночь.

Купе – двухместный СВ, где стены обставлены зеркалами, а на двух полках сидя едут шесть человек! На полке напротив моей: черноволосая девушка у окна, рядом таджик на вид лет пятидесяти и улыбчивый полноватый парень. На моей полке – две девушки, и я с краю, у двери. «Добрый вечер», – говорю рассеянно и стараюсь поудобнее усесться, что удаётся с трудом – в бок впивается металлическая складная лестница, предназначенная для того, чтобы удобнее было закинуть вещи на верхнюю багажную полку. В СВ это правда было бы очень удобно…

– Вы о вагоне тоже ничего не знали? – интересуется черноволосая девушка.

– Только приблизительно, – мотаю головой, ёрзая на месте в надежде найти положение, в котором лестницу не буду цеплять.

– Мы думали, – черноволосая девушка кивает на подругу, сидящую напротив, – что взяли места в плацкарте.

– А у меня так в билете и сказано, – добавляет полноватый парень.

Таджик на своём месте молчит.

– Такое отношение может быть только в России, – возмущается девушка, сидящая рядом со мной. – В любой другой стране пассажиры, увидев места, сошли, вернули бы деньги, железная дорога пару раз потерпела бы убытки и пустила дополнительные поезда с нормальными вагонами.

– Так почему не сойдёте? – спрашивает девушка с моей полки у окна.

– Ехать надо…

Таджик отрешённо молчит.