Московские туркмены все гарантировали с предельной ясностью – подъедете, мол, и возьмете. Хотя до того они еще много чего обещали, но всегда за этим следовало витиеватое азиатское «а не могли бы вы последовать на…».
Так что сомнения существовали с самого начала. К тому же в Бухаре мы видели десятка полтора разных европейских путешественников, которые ждали милости от Ашхабада месяцами. Одно забавное английское семейство на машине просто поразило нас наивностью. «Как же, – спрашивал сам себя Джон, сорокапятилетний болельщик Манчестера, мечтающий проехать на своей маленькой машинке в Иран примерно нашим же маршрутом, да еще с женой и восьмилетним сыном, – как же так? Как они могут нас не пропустить? Просто пропустить, на один, ну на два дня?»
Через Россию им ехать страшно не хотелось. Для них это тоже визовые хлопоты, огромный крюк и лишние деньги. В Бухаре они торчали уже больше месяца. Объяснить, что могут проторчать и полгода, было попросту невозможно. Оставалось только сочувствовать и кивать головой.
Так что, отправляясь в туркменское посольство, мы не были уверены в успехе своего благородного предприятия. Но все-таки надеялись на лучшее.
Туркменов в Азии не любит никто. Или почти никто. Они тут как бы пришельцы из совсем другого мира. Дело в том, что простых граждан этой страны очень давно за ее границами не видели – покойный хан Ниязов и его товарищи направляли по специальному распоряжению в сопредельные страны лишь особо доверенных лиц. В том, что это весьма специфические персонажи, сомневаться не проходилось – а судить по ним обо всем народе было бы явно некорректно. По крайней мере, Семевский и другие путешественники советского времени писали о Туркмении с нежностью.
Но нам не повезло. Мы живем в другую эпоху.
Туркменское посольство в городе Ташкенте расположилось в невероятно красивом особняке, каком-то чудом уцелевшем после землетрясения и отреставрированном с роскошью, достойной падишахов. К нам вышел консул, дородный восточный бей лет пятидесяти, с лицом, стянутым книзу гримасой собственной значимости, и потому, кажется, никогда не знавшим улыбки. Разговор он начал на чистом английском наречии. Я поинтересовался: «Почему бы нам не перейти на русский? Неужели Вам не знаком язык Пушкина и Путина?»
Оказалось, русский он знал очень неплохо, и пусть с неохотой, но побеседовать на нем согласился. То была последняя уступка с его стороны. В визе нам отказали. Отчего – консул не знал. Они, мол, люди маленькие, все решают в Ашхабаде. Если вышел отказ, значит, отказ.
Обидно было до слез.
В 1933 году Каракумское ралли не знало никаких проблем. В туркменских колхозах их встречали с цветами и арбузами. Еще за десять, а то и за двадцать веков до Семевского и его спутников с запада на восток и с востока на запад этим путем шли корабли, а потом и караваны купцов Великого Шелкового пути. И вот теперь пятимиллионная Туркмения, сестра Северной Кореи, закрыла дорогу и замкнулась от остального мира. Настоящий тромб, перекрывший кровообращение. Говорят, что после смерти Ниязова были какие-то надежды на исправление ситуации. Но увы. Новый туркменский вождь Бердымухамедов имеет три класса образования плюс ветеринарный техникум, и действует соответствующе. Страна на карантине. Попасть туда можно только самолетом, в составе туристической группы. Или если у тебя есть там могила. Лучше всего, чтобы твоя собственная. При этом туристов охраняют от местных жителей, как от закоренелых преступников. С иностранцами непроверенным туркменам заговаривать нельзя. Страх властей, в сущности, тоже ясен. Наверняка боятся, что население узнает, что туркмены не высаживались на Луне, как писал о том их дорогой Туркменбаши. А как узнают, так и режим сразу рухнет…
XХ. Разрыв пространства
…На этот раз мы пролетели Бухару и Самарканд за один перегон, на бешеной скорости. Гнали минимум сто сорок, обгоняя фуры и бесконечные узбекские «ДЭУ», редкие иномарки, ишаков и верблюдов. Пустыня проносилась перед нашими глазами. Вот и граница. Километров за пять до нее мы встретили ослика, груженного бутылками с бензином. Так здесь осуществляется контрабанда топлива. В Туркмении бензин практически ничего не стоит, и его много, очень много. В Узбекистане бензина нет, и он баснословно дорог. Граница на замке, вывоз бензина строжайше запрещен, но всегда есть выход. Специально обученные ослики – вопреки общепринятому мнению, очень умные ребята – бредут по пустыне из Туркменистана в Узбекистан по специально проложенному маршруту. У них нет паспортов, таможни и пограничного контроля. Они увешаны баклажками, в баклажках топливо. В Туркменистане его заливают, в Узбекистане – сливают. Все тут, в приграничных кишлаках, родственники. Так что, как расплатиться, давно уже придумали. Бизнес, говорят, основан на полном доверии. И кому-то он приносит свою копейку. Свой миллион.
Ослик, которого мы встретили, остановил нас и сказал:
– Не надо, вам там будет страшно.
– Ничего, – ответил ему Вася. – Мы кое-что видели на земле.
– Такого вы еще не видели, – возразил ему ослик и поплелся своей дорогой.
Следует отметить, что говорящий ишак никого из нас не удивил.
…На границе вооруженные до зубов туркмены расступились и пропустили нас, даже не заглянув в паспорта. Мы переправились через Амударью и углубились в Каракумы. Пустыня на сей раз полностью соответствовала своему имени – была абсолютно пуста, ни единого человека, ни повозки, ни автомобиля, ничего. Вот и первый город, Мары. Старые махалля, новые дома, даже два небоскреба. Но людей не было. Вдруг мы их заметили. Они стояли вдалеке и были покрыты какой-то странной серой сеткой. Подъехали чуть ближе – оказалось, что это была не сетка, а прочная липкая паутина. Внутри нее копошились мужчины, женщины и дети, кажется, даже переговаривались, кто-то молился, кто-то пел, но никто не пытался выбраться. Так и стояли отдельными кучками, в своих серых, липких, полупрозрачных мешках. Помочь им было невозможно. Любер попытался разорвать паутину, но ладонь его тут же приклеилась. Сам выдрать он ее не смог. Я ухватил его за предплечье и рванул со всей силы. Остались кроваво-красные следы. Воды нигде не было, Любер как-то оттер руку песком, и мы двинулись дальше.
Из Мары зарулили в пустыню, опять барханы, колючки и больше ничего. Навигатор нас не обманул: вот и он, старый персидский город Мерпт, занесенный песками. Когда-то отсюда ушла вода, и ушли люди. Чингиз-хан, засыпавший арыки, был тому причиной, или Амударья изменила русло – мы не знали. Развалины кое-где были погребены под песком полностью, кое-где обнажались на несколько метров. Можно было угадать планировку улиц, рисунок дворов. Мы в полном молчании бродили по городу, покинутому навсегда. Ветер свистел в ушах, стало темнеть. В сумерках ветер еще усилился, со всех сторон поднялся вой. Нет, это был не вой, это был говор на сотне наречий, который сливался в протяжном ооо-а, ооо-а. Стало совсем не по себе. Вася и Любер рванули с места к трассе, а «Иваныч» сразу увяз, заглох и отказался заводиться. Я кричал им, но крик потонул в ветре и вое. Еще минута, и их уже не было видно.
Вдалеке показалась очень странная фигура. Ко мне шел человек, полностью закрытый покрывалом, оставались только прорези для глаз и рук. Но то, очевидно, была не женщина, а мужчина, причем очень высокого роста, раза в полтора меня выше. Странник шел очень быстро, гораздо быстрей, чем я мог двигаться по песку. Он подошел ко мне, левой рукой взялся за руль мотоцикла, а правую положил мне на лоб и очень мягко сказал:
– Просыпайся!…
…И тут я решил открыть глаза. Гостиничный номер в городе Ташкенте выглядел совсем недурно. Никакой паутины, даже пыли особой нет, в окно светило солнце. Наконец-то установилась погода. Рука потянулась к телефону – 08:32 утра. Может быть, оно и к лучшему, что нас не пустили в Туркмению. Но что-то надо было решать дальше.
XXI. Распутье по-азиатски
…У нас существовало три запасных варианта. Первый, который рассматривался еще в Москве, был даже интересней Туркмении. По крайней мере, отчаянней и веселей. Можно было прокатиться через Афганистан. С афганской визой никаких проблем не существовало. За 100 долларов ее ставили и в Ташкенте, и на границе.
Мы думали переправиться через Пяндж по Мосту дружбы, заехать в Мазари-Шериф, глянуть на Голубую мечеть, у которой, как говорят, кружат только белые голуби и – ни одного сизаря, а потом двинуть на Запад по круговой афганской дороге и въехать в Персию через Кандагар. Все эти названия, знакомые еще со времен афганской войны, звучали, как бардовская песня. К тому же, как говорили знающие люди и в Москве, и в Ташкенте, многие афганцы, особенно старшего поколения, относятся к шурави – то есть к русским – с какой-то извращенной приязнью. «Вы – говорят они, – воевали с нами как мужчины, между боями торговали и даже помогали обрабатывать поля под мак. Не то, что американцы, которые не высовываются за стены своих баз, а если и выезжают, то на бронетранспортерах, подойдешь на сто метров – стреляют без предупреждения. Так что мы вас уважаем», ну и так далее…
Однако посмотреть на афганские пейзажи своими глазами не удалось. Не повезло. Где-то дней за десять до нашего приезда в Ташкент ситуация за Пянджем резко ухудшилась. Талибы напали то ли на погранзаставу, то ли на лагерь афганской армии, несколько десятков человек погибли. Неспокойно было и на границе, и в столице афганских таджиков – Мазари-Шерифе. Существовал, правда, и еще один путь, через Таджикистан и Памир, о котором мне рассказывал Саид. Это был крюк в тысячу километров, но крюк ждал нас в любом случае.
Я достал из бумажника карточку своего нового бухарского друга Исмаила по прозвищу «ни то, ни се» и набрал его номер. Уж кто-кто, а личный представитель Ага-хана должен был все знать про Афганистан.
Исмаил мне очень обрадовался, но едва я заговорил об Афганистане, сразу посерьезнел. И сказал просто:
– Делать вам там сейчас нечего.
– Почему? – естественно спросил я. Категоричность собеседника предусматривала этот вопрос.
– Все просто, – объяснил Исмаил. – Из Афганистана в Иран существуют две дороги. Одна, круговая, через Мазари-Шериф, и дальше вдоль границы на Герат или Кандагар. Вторая – через Кабул, то есть из Бадахшана на юг, а потом строго на Запад. И там, и там время от времени разгуливают талибы. Они же сильно активизировались и во всех провинциях вдоль иранской границы.
Если бы вы хотели просто прокатиться в Кабул, это еще можно было бы организовать за определенные деньги. А так, в лучшем случае, останетесь без мотоциклов, и вас придется выкупать из плена. Ну а в худшем – война есть война. Американцы тоже вам не помогут. Сейчас они ни под каким предлогом не берутся сопровождать путешественников в западные провинции. К тому же этот эскорт вряд ли добавил бы вам радости. На жаре в бронетранспортере, под усиленной охраной, на тряской дороге, и даже отлить не выйти без автоматчиков. Так что… Ситуация вообще-то та же, как тогда, когда там стояли советские войска. Кабульское правительство худо-бедно контролировало города, но за их границей начинался полный беспредел.
…Объяснение показалось мне исчерпывающим. Афганистан для нас был закрыт. Исмаил предлагал возвращаться к нему и через его каналы попытаться еще раз надавить на туркмен. По его словам, за неделю-две можно было бы что-то сделать. Но недели-двух у нас как раз и не было.
…Существовал еще один хитрый вариант. Из Ташкента в Тегеран через Туркмению ходят иранские фуры. Мы думали отправить с ними мотоциклы и просто перелететь Туркмению на самолете. В какой-то момент это показалось лучшим решением. Я узнал у Рустама, где тусуются иранские дальнобойщики, и быстро договорился с отличным парнем по имени Азиз, что он возьмет наши мотоциклы. Казалось, дело решено, и можно было расслабиться. Но не тут-то было. Существовал небольшой нюанс. Любер, наш прекрасный друг, не озаботился же оформлением carnet de passage – международного документа, позволяющего безболезненно провозить автотехнику через третьи страны. А без этого «корнета» Азиз везти наши байки не брался. Его могли просто стопануть на таможне, а в худшем случае и конфисковать технику.
Любер предложил было еще одну совсем сумасшедшую комбинацию – лететь в Стамбул вместе с мотоциклами и оттуда двинуть в Иран. Но тут уже я встал на дыбы. Еще по кругосветке я помнил, что такое «корнет» для турецких таможенников. Мы могли бы обречь себя на новый круг ада, причем с непредсказуемым результатом.
…Таким образом, остался третий и самый неприятный для меня путь – возвращаться той же дорогой назад. Я чувствовал себя Наполеоном, уходящим из сожженной Москвы. При мысли об «Иваныче» и казахской колейности спина начинала ныть с удвоенной силой…
…Чтобы мы не закисали, «Байкеры Узбекистана» решили прокатить нас по большому ташкентскому кольцу. Это была по-настоящему добрая охота. Мы сделали 350 км, насмотрелись на горы и озера, и, хотя не все дороги еще были открыты из-за селей, и добраться до горнолыжного курорта Чимган – глянуть на ледники – нам так и не удалось, мы поняли, что день прожит не напрасно. «Иваныч» катил, как и положено «Харлею», плечо у меня почти прошло, и хотя спина немного ныла, я снова мог получать полное наслаждение от путешествия. Тепло, ветер, новые друзья, вкусная еда, трасса уходит вверх…
…Вечером в Ташкенте надо было, наконец, решать, как двигаться дальше. Мы открыли карты и задумались. Хорошая дорога через Казахстан существовала, но вместо тысячи – это кольцо почти в 4000 километров. Добираться нам надо было до Актау, главного морского порта на каспийском побережье Казахстана. Оттуда уходил паром на Баку. Любер узнал расписание. Наше судно должно было отчалить через четыре дня, 7-го мая в 17:00. На пути лежал космодром Байконур, мы могли еще раз увидеть дядю Лешу и пересечь плато Устюрт, о котором он нам столько рассказывал. Стакан всегда наполовину полон, наполовину пуст. Все зависит от ракурса.
Туркменистан закрыл нам путь, мы нашли другой, не менее интересный. Казахские дороги с севера на юг и с запада на восток мы будем знать теперь, как никакие другие.
Старт в шесть часов утра. Выбор сделан.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ,
уводящая в Персию
I. Дорога на Сырдарью
Узбекистан закончился очень быстро. Граница была менее чем в ста километрах к северу от Ташкента. Прошли мы ее безо всякого напряжения.
– Опять к нам? – спросил казахский офицер.
Я только кивнул ему. Не рассказывать же, как хотелось избежать этого «опять к ним».
Вместе с Казахстаном начался и привычный пустынный пейзаж. Куда ни кинь взгляд, та же даль, те же верблюды. И каждые двадцать– тридцать километров – города-кладбища. Чаще, чем селения.
Где-то на горизонте мелькнул табун прекрасных коней. Мы вспомнили, да, лучшие лошади мира – откуда-то отсюда. Монголы, персы, арабы, воины Чингиз-хана и воины Тимура не раз пересекали на них всю Евразию. Хотелось подъехать ближе к лошадям, но мотоциклы вязли в песке.
На одной из первых остановок Вася спросил меня:
– Как, Макс, настроение?