Жиль

– Аристов пришел?

– Нет, он единственный не явился.

– Сукин сын! Без него нельзя начинать, тянем время.

Шум стоял над столиками ужасный. Обсуждали новости, горланили, тыкали пальцами, смеялись. Молодая женщина разговаривала по телефону. Один показывал пальцем, другие упивались алкоголем. Только одна фигура выбивалась из общей атмосферы. Мужчина пил пиво и смотрел на Петра. Лицо не разобрать – далеко, но чертов синий пиджак. Наши гости проходили мимо к своему столику, старались не мешать другим. Между ними сновали официанты, обсуживающие зал.

Они несли нарезанную селедку, приправленную зеленным луком, заправленную маслом, что растекалось по жирным бокам. Мизинчиковые огурчики, в расписной тарелке, черный хлеб ломтями, дышащий свежестью. Внесли жареные ребра, говяжий бифштекс. Тушеную форель, маринованные опята, приправленную индейку, запеченную ногу вепря, оливки, маринованные в меде ножки. Шашлык из баранины, запеченную белугу с лимоном в ореховом соусе, фаршированного гуся, заливное и холодец. Всё мгновенно уплеталось за обе щеки. Кто брал руками, кто ложкой, кто пытался вилкой. Несли пиво, вино, подавали водку. Пузатые бутылки коньяка прятались за разными явствами, от которых ломились столы.

Заказчик, смазливый мужчина, с остатками черных волос и карими глазами. Его алмаз, жена Люся, любительница считать чужие деньги. Она уже их сосчитала. Вход сто рублей, столы, без выпивки обходились по четыре тысячи каждый, плюс алкоголь «палёный». Пиво собственное – минус. На собрании человек пятьдесят, пьют тридцать восемь. Люся записала, посмотрела в потолок, пытаясь сосчитать. Сбилась. Еще раз начала пересчитывать.

Ее отвлекало от калькулятора лишь очередное платье или костюм. Увидев, что-то стоящее она дергала уставшего мужа:

– Смотри, смотри!

– Вижу, вижу.

– Это, что Анька меха напялила! Дура! Натуральный клоун. На мужа болотный пиджак нацепила и где только нарыла?

Люси, как ее называли, или как называл её муж – Люсиандар, могла безошибочно сказать сколько стоит та или иная вещь. Некоторые считали, что это дар ей достался с рождения. Другие, особенно злые языки, намекали, что она всю жизнь провела за каталогами и в магазинах. В тряпках, как говорит ее муж – она знала толк. Определить с точностью цену она умела, вот подобрать вещь, на этом её дар обрывался. Так что определение одевается, как сбежавший из цирка клоун, для нее подходило.

– Ужас, ты посмотри, ужас, – кричала она, когда видела, по ее мнению, вызывающе одетую женщину. Муж никогда не обращал на ее выкрики внимание. Лишь целовал ее в лоб и радовался, что она разбирается шмотье, а не в финансовых делах.

– Ты посмотри, какие сапоги Лужина одела. Это на распродаже тринадцать тысяч, шестьдесят копеек. Носит не правильно, их спустить надо, а она натянула. Дура!

– Люся, прекрати на нас смотрят, – Заказчик, в меру упитанный человек, еле умещался в кресло. Он старался не шевелиться, стул возмутительно скрипел. Упасть посередине банкета под крики Люси, было стыдно. Его толстая ручонка хватала стакан вина, и сразу опрокидывала в рот без лишних движений.

– Водку несите, – кричал он официанту.

– Охлажденную, – говорил беспечный молодой человек.

– Любую, только несите.

– Ну, ты посмотри, на нее вылитая, обезьяна, – продолжала, Людка, не в силах сдержаться. Зачем она все на себя нацепила? Еще лыбится, думает, что красиво? Позор! Натуральная макака. Это жена ценителя, что к нам лазил. Ну, ты посмотри, отвлекись. Машка сума сошла, в леопардах приперлась. Сумасшедшая, я слышала, у нее любовник на стороне появился. Куда мужики смотрят?

– Перестань.

– Если тебе все равно, как люди одеваются, мне интересно. Вон твой друг – алкаш рубашку синюю нацепил. Одним словом придурок. Теперь я понимаю, почему от него Иринка сбежала, с молодым живет. Муж придурок.

– Люся помолчи, прошу тебя, на нас смотрят. Придешь домой и всю ночь бухти про кого хочешь. Клянусь, мешать не буду.

– С тобой обсудишь. Как же. Ты только дойдешь до кровати и храпеть. С кем мне говорить? Со стеной?

В этот момент три наших друга приблизились к Заказчику и его жене.

– Милый, только не говори, что эти два аляпистых клоуна с проституткой, в дорогом платье, наши друзья. Если они сейчас сюда сядут, я точно встану.

– Дорогая, прекрати. Ты меня поняла?

– Это правда, позор. Где эти клоуны пиджаки нашли? Еще со школьного выпускного? На какой барахолке отрыли?

Наших друзей остановил фотограф, что сделал снимок молодой пары.

– Я прошу, потерпи не много, пару слов и они уйдут.

– Дурака не валяйте, рассаживайтесь, что вы стоите. И прекратите фотографировать, – кричал администратор, что пытался рассадить соседей за столики.

– В баре полно пива, – продолжал мужчина в белой рубашке, двигая стул за симпатичной девушкой, – пожалуйста.

Между столиков сновал один художник, со своей картиной, быстро вертелся, лица не разобрать.

– Картину бери, моя лучшая работа, – тянул он перед самым носом Петру.

– Не надо.

– Слушай, я тебе, как другу скидку сделаю. Бери красиво же.

– Нет, не надо, слышишь. Прекрати, да убери ее от моего носа. Честное слово не возможно так.

Фотограф отошел, пропуская гостей. Петр проводил его взглядом, пока не наткнулся на мужчину в противном синем пиджаке. Он сидел очень далеко, у окна. Видно, как он ел руками, жадно поглощая обильную еду, запивая вином. Не давится, черт – подумал Петя.

– Здравствуйте, – сказал Друг, и рукой показал на Петра, – это наш художник, Петр Алексеевич и его девушка Евангелина.

– У вас очень редкое имя, как и вкус, – Люси сказала это очень язвительно, что даже Евангелину, не воспринимавшую колкости, бросило в краску.

– Приятно, очень приятно познакомиться, – произнес Заказчик и они сели.

– Не будем тянуть, я это ненавижу и перейдем к делу. Сколько картин вы хотите нам предложить? – спросил заказчик Друга.

Петр потерялся, стал пристально смотреть на Друга. Насколько они договаривались. Тот, махнул плечом и утвердительно качнул головой.

– Сколько же, – требовали серые глаза, что разбегались по друзьям. Договор изначально был на восемь. Так утверждал Друг и уже открыл рот подтвердить договоренность, но Заказчик его перебил.

– Три картины я выберу их сам. Вопрос решен, наливайте, выпьем за дело

Петр посмотрел на Друга. Тот махнул плечами, у него не было ответа, и он не знал, что в этом случае надо говорить. Три так три. Что я поделаю, говорил весь его разочарованный вид.

Их внимание отвлекло движение на сцене. Глеб Алексеевич отмахнулся от своей ассистентки, и решил начать собрание. Он провел глазами, ища по залу для себя ключевые фигуры, успокоившись на десяти, открыл свой маленький рот. Боясь, что его не услышат или не воспримут, он своими ручками потянул микрофон к себе. Резко его взгляд остановился на одной особе, что ему мило улыбнулась. Он ответил, сделал серьезное лицо и заговорил.

– Внимание, внимание, – кричал Глеб Алексеевич, рыща своими черными глазками. Они отыскивали самые сладкие, как он говорил самородки. Его костюмчик был дорог, но неприлично мал. Его перешивали по несколько раз. Шили заново, сохраняя стиль. Портной всегда вступал в неравную гонку с животом и всегда был обречен на провал.

– К черту речи, – крикнул мужик с правого столика, – пока не подадут водку, я отказываюсь слушать что либо. Это как вообще понимать. На столах водки нет. Это не собрание, это балаган!

– Предлагаю, – выскочил мужичок в смешных очках и с лысиной. Он говорил ужасным писклявым голосом, хотелось прикрыть уши ладонями, – мы не можем начать собрание, пока не прибудет Аристов!

– Мы не можем ждать вечно вашего Аристова, все знали о начале заседания тянуть, смысла нет, – сказал Глеб Алексеевич.

Водку в тот день и правда пили ведрами. Сделали виноватой Варьку за жирную закуску, что купила мало водки. Убыль вина приписывали человеку в синем противном пиджаке, что опустошал одну бутылку за другой.