На лестнице – Варвара.
Шура. Если Варвара узнает…
Звонцов. Тише… (Отошел, говорит поучительно.) Н-да… Следует взять себя в руки. Надобно учиться…
Варвара. Она предпочитает говорить дерзости и пускать мыльные пузыри с Антониной.
Шура. Ну и пускаю. Люблю пускать пузыри. Что тебе – мыла жалко?
Варвара. Мне жалко – тебя. Я не знаю – как ты будешь жить? Из гимназии тебя попросили удалиться…
Шура. Неправда.
Варвара. Твоя подруга – полоумная.
Звонцов. Она хочет музыке учиться.
Варвара. Кто?
Звонцов. Шура.
Шура. Неправда. Я не хочу учиться музыке.
Варвара. Откуда же ты это взял?
Звонцов. Разве ты, Шура, не говорила, что хочешь?
Шура (уходя). Никогда не говорила.
Звонцов. Гм… Странно. Не сам же я выдумал это! Ты, Варя, очень сердито с ней…
Варвара. А ты слишком ласков.
Звонцов. Что значит – слишком? Ты же знаешь мой план…
Варвара. План – это план, но мне кажется, что ты подозрительно ласков.
Звонцов. Глупости у тебя в голове…
Варвара. Да? Глупости?
Звонцов. Сообрази сама: уместны ли в такое серьезнейшее время сцены ревности?
Варвара. Ты зачем сюда спустился?
Звонцов. Я? Тут… объявление одно в газете. И лесник приехал, говорит: мужики медведя обложили.
Варвара. Донат – в кухне. Объявление – о чем?
Звонцов. Это, наконец, возмутительно! Как ты говоришь со мной? Что я – мальчишка? Черт знает…
Варвара. Не кипятись! Кажется – отец приехал. А ты в таком виде.
Звонцов поспешно идет вверх, Варвара – встречать отца. Шура в зеленой теплой кофте и в зеленом колпаке бежит к телефону, ее перехватил и молча прижал к себе Булычов, за ним идет поп Павлин, в лиловой рясе.
Булычов (сел к столу, обняв Шуру за талию, она гладит его медные, с проседью, волосы). Народа перепортили столько, что страшно глядеть…
Павлин. Цветете, Шурочка? Простите, не поздоровался…
Шура. Это я должна была сделать, отец Павлин, но папа схватил меня, как медведь…
Булычов. Стой! Шурка, смирно! Куда теперь этот народ? А бесполезных людей у нас и до войны многовато было. Зря влезли в эту войну…
Павлин (вздохнув). Соображения высшей власти…
Булычов. С японцами тоже плохо сообразили, и получился всемирный стыд…
Павлин. Однако войны не токмо разоряют, но и обогащают как опытом, так равно и…
Булычов. Одни – воюют, другие – воруют.
Павлин. К тому же ничто в мире не совершается помимо воли божией, и – что значит ропот наш?
Булычов. Ты, Павлин Савельев, брось проповеди… Шурок, ты на лыжах бежать собралась?
Шура. Да, Антонину жду.
Булычов. Ну… ладно! Не уйдешь, так я тебя – минут через пяток – позову!
Шура убежала.
Павлин. Выровнялась как, отроковица…
Булычов. Телом – хороша, ловкая, а лицом – не удалась. Мать у нее некрасива была. Умная, как черт, а некрасива.
Павлин. Лицо у Александры Егоровны… своеобразное… и… не лишено привлекательности. Родительница – откуда родом?
Булычов. Сибирячка. Ты говоришь – высшая власть… от бога… и все такое, ну а Дума-то – как? Откуда?
Павлин. Дума, это… так сказать – допущение самой власти к умалению ее. Многие полагают, что даже – роковая ошибка, но священно-церковнослужителю не подобает входить в рассуждение о сих материях. К тому же в наши дни на духовенство возложена обязанность воспламенять дух бодрости… и углублять любовь к престолу, к отечеству…
Булычов. Воспламенили дух да в лужу и – бух…
Павлин. Как известно вам – убедил я старосту храма моего расширить хор певчих, а также беседовал с генералом Бетлингом о пожертвовании на колокол новостроящегося храма во имя небесного предстателя вашего, Егория…
Булычов. Не дал на колокол?
Павлин. Отказал и даже неприятно пошутил: «Медь, говорит, даже в полковых оркестрах – не люблю!» Вот вам бы на колокол-то хорошо пожертвовать по причине вашего недомогания?