Об избытке и недостатках

– Гляжу я на людей, слушаю смешки и думаю: должность моя вроде губернаторской, по старой мерке. А ведь в старину с губернатором этак-то и во сне не говорили, как со мной говорят. Думаю, и в душе солнце светит. Агитнули глубоко!

Подошёл ко мне солидный бородач, спрашивает:

– Куплена машина-то, или сами построили?

– Сами.

– В Горьком, значит [1 - Город, существовавший в СССР с 1932 по 1991 г. на территории нынешней Нижегородской обл. Сейчас разрушен – Ред.]. Так я и думал, а спросил для поверки. Вот видите, граждане, сами рабочие строят. Это надобно оценить. А стариков покатать можешь, товарищ?

Приятель мой покатал и стариков, а когда вернулись на площадь, бородач заявил, обращаясь к односельчанам:

– Он, граждане, товарищ этот, хорошо сделал, что вот показал нам, куда рублишки наши идут. А то мы здесь, в глуши, читаем, слышим – строят! А что строят – не видим. Поэтому я, в знак радости, приношу на заём двадцать пять рублей, – кто ещё желает?

И неожиданно «в знак радости» мужики собрали сто сорок целковых, так что шофёр даже предложил:

– Не поехать ли нам, товарищ Матвей, по краю народ катать? Большую помощь Автодору окажем.

Молодёжь празднично галдит, смеётся, а бородач всё настойчивее щеголяет своей гражданской сознательностью, внушая кому-то:

– При советской власти жизнь стала убедительная, она теперь и стариков переучивает.

– Переучишь вас, чертей болотных, – кричат ему из толпы.

Разгорается «спор двух поколений»; какой-то аккуратно одетый старец задорно говорит:

– Мы, старики-то, быстрей молокососов учимся, потому – сами много знаем…

– Не столько знаете, как воняете.

– Вредоносные вы…

– Не все! Знай правду – не все!..

– Забились в старину, как гвозди в стенку…

– Без клещей – не выдерешь.

– Выдирают…

Но большинство граждан, окружив аэросани, похлопывают и гладят машину ладонями, точно лошадь, и кто-то сообщает:

– Теперь и гражданин крестьянин в инженеры пройти может.

– Ну, а как же?

– Наша власть способствует…

Снова появился пьяненький парень и – задорится:

– А вот я, товарищ, пропиваю деньги! Заработал и – прогуливаю! Я гулять люблю…

– Озорничать, – подсказали из толпы.

– Правильно, – согласился парень. – Озорничать я – прилежный.

– А работать?

– И работать. У меня, товарищ, такие трудодни – ух! Могу с круга спиться…

Его уговаривают:

– Не дури. Не показывай себя глупее, чем ты есть.

– Я глупый? – кричит парень, явно намереваясь разыграть скандальчик, но его сжимают и оттирают прочь широкие плечи «граждан крестьян». Слышно, как он орёт:

– А может, я со скуки глуп?

На его месте становится другой, тоже рослый мужик и тоже немножко под хмельком. Одет солидно, в городском хорошем пальто, в чёсаных сапогах, новенькая меховая шапка сдвинута на затылок, обнажая широкий лоб; лицо – сухое, остроносое, голубоватые глаза серьёзно прихмурены, подбородок бритый, рыжеватые, лихо закрученные усы придают лицу выражение решительное, и сразу видно, что человек этот цену себе знает.

– Это вы, товарищ, значит, культуру показываете нам? Успехи механики в деле индустриализации? Очень хорошо. Вроде как приехали к дикарям и желаете, чтобы удивлялись?

Приятель мой спросил его: кто он?

– Тут меня знают, – не без гордости ответил он, а тот час же из толпы крикнули:

– Это наш!

– Потомственный здешний батрак.

– Он у нас – поучительный.

– А кто отец мой? – спросил крестьянин, обращаясь к толпе, и получил ответ:

– Отца у него в пятом году убили…

– Тоже батрачок был.

– На десятине сидел сам-пят.

– Стойте! – сказал парень, подняв руку. – Убивают и зря, а тут, надо прямо сказать: убили за приверженность к правде революции. Верно?

– Верно, верно!

– То-то! И опять же: кто убил?

– Износковы.

– Тут у нас такие живоглоты были. Износковы.