(Полина встаёт.)
Глинкин(иронически). Ха-арошенькое обращение с женщиной!
Яковлев. Вы, Тихон… эх, грешить не люблю! (Уходит в магазин, сердито ворча.)
Глинкин(осматривая стены). Ни одного зеркала – нельзя даже понять, существуешь ты или нет? (Идёт наверх.)
Бобова(когда Глинкин скрылся). Экой бездельник, экой прохвост, а? А ты, Палагея Петровна, нехороша сегодня, – что это ты?
Полина(идёт в кухню). Где же Клавдия?..
Бобова. А она за нафталином побежала. (Подходит к окну, делает знаки, оглядывается.) Тсс… тсс…
Стогов(в окне). Ну, что?
Бобова. Ладно ли дело-то?
Стогов. Квартиру снял. Что это за дурак, зять этот?
Бобова(складывая пальцы в кулак). Так, щеночек, он у меня в горсти.
Стогов. Никого нет?
Бобова. Позвать её, что ли?
Стогов(скрываясь). Да, скорее.
(Бобова идёт в кухню, по дороге заглянув в магазин; Стогов является из двери со двора, почти в ту же минуту из кухни вышла Полина, смотрит на него со страхом, он усмехается.)
Полина(тихо, испуганно). Зачем вы пришли? Зачем?
Стогов(говорит тихо, с лёгкой усмешкой, трудно понять – серьёзно или шутя). Я вчера, на улице, и тогда, в церкви, сказал, что не отстану, найду, – вот и нашёл.
Полина. Прошу вас – уйдите!
Стогов(усмехаясь). Не надо притворяться, Поля!
Полина. Что вам нужно от меня? Кто вы для меня?
Стогов(всё так же, с усмешкой). Судьба, хозяин твой, влюблённый человек…
Полина. Я вас не знаю, я не хочу…
Стогов. Я – твоя судьба, ты – моя. (Подходит ближе к ней, говорит негромко.) Оказалось, что у меня есть что-то похожее на совесть, Поля.
Полина. Нет!
Стогов. Есть что-то… Может быть, это – от бессонницы, может быть – от скуки. Одним словом – ты мне нужна, и я пришёл за тобой…
Полина. Нет! Не смеешь… не можешь ты! Ты! Из-за тебя я сидела в тюрьме, меня судили, позорили… из-за тебя!
Стогов. Но ведь тебя оправдали.
Полина. Молчи!
Стогов. О том, что всем известно? Зачем же? Я знаю, что ребёнок родился мёртвым, проклятая бабка сказала мне. Но, – она не вовремя умерла, а я, как тебе известно… впрочем, я не оправдываюсь.
Полина. Зачем ты пришёл? Зачем?
Стогов. Я сказал – за тобой.
Полина. У меня – муж. Он пожалел меня тогда ли – на суде…
Стогов. Иной раз пожалеть выгодно.
Полина. Третий год я живу…
Стогов. Живёшь? Разве?
Полина. Не смей!
Стогов. Ну, перестань!
Полина. Христом богом прошу – уйди!.. Не могу Я. – ничего не могу…
Стогов(хмурясь, спокойно). Чему быть, того не миновать…
Полина(прислонясь к двери). Кто ты такой?
Стогов(серьёзно). Полина, я смотрел, как ты молилась в церкви, не один раз смотрел. В твои годы так молятся, когда хотят согрешить, но – боятся. Я, знаешь, даже испугался за тебя. Пойми – это верно! Испугался!
Полина. Врёшь! Ты врёшь… Ну, если ты добрый человек – уйди же! Я прошу.
Стогов(усмехаясь). Грешница ты – в мыслях, и – я ведь знаю – очень любишь грех, очень ждёшь его.
Полина. Нет. Неправда! Не хочу!
Стогов. Брось – меня не обманешь. (Почти с восхищением.) Ты очень сильная женщина, Поля, ты – настоящая. Как ты согнула себя, ты, такая гордая, а? Я не узнаю тебя… Удивительно это! Но то, что ты считаешь грехом – не грех, а – обязанность, это – твой долг. Пойми! Раньше ты ведь знала, что это твой долг и радость твоя, – знала! Это в тебе не могли убить, не притворяйся. (Громко и деловито.) Так вот, хозяйка: сейчас же я пришлю плотника. (Шепчет ей.) Отвечай мне, ну!
Полина. Хорошо. Да. Прощайте.
(Из двери магазина идёт Кемской, человек лет 60-ти, весь неприбранный, одичавший, с неподвижной гримасой на лице. Одет в парусиновый балахон-пыльник, на голове – выцветшая судейская фуражка, в руках – пара уток.)
Кемской. Кто такое, а?
Стогов. Постоялец. Снял флигель.
Кемской. А… Семейный?