Чудаки

Зина(изумлена). Что такое? Мама… вам?

Самоквасов(испугался, обижен, рубит с плеча). Отравляет вас, прекрасную, смертной тоской…

Зина(возмущена). Как вы… смеете… кто вам позволил? Вы просто дикарь… или – полоумный!.. (Присматривается к нему и говорит мягче.) Что с вами? Зачем вы это сказали?

Самоквасов(тяжело отодвигаясь, бормочет). Простите… Конечно – я не имею права… тёмная личность… и так далее…

Зина(негромко). Не потому… а это жестоко… это гадко – говорить так о больном…

Самоквасов. Ваша мама говорила… Позвольте мне объяснить… Я – не злой, я не гадкий человек, я просто – русский человек, несчастный человек! Не знаю меры добра и зла… ничего не знаю… разбросал лучшие силы души и – вот, никуда не гожусь… дурацкая жизнь! Очень стыдно, поверьте слову! Вот – познакомился с вашим кругом… жизнь чистая, серьёзная… добрые намерения и бескорыстный интерес к людям… Это новое для меня, человеческое… освежает душу… И – вдруг вижу, что вы приносите себя в жертву…

Зина(строго). Я не позволяю вам говорить так!

Самоквасов. Выслушайте меня, ради создателя! Я видел множество бесполезных жертв…

Зина(более мягко). Поймите меня – не могу я, не буду слушать, если вы… Что вы хотите сказать?

Самоквасов. Уйдёмте отсюда… дайте мне несколько добрых минут! (Зина согласно кивает головой, она очень заинтересована и слушает его с большим вниманием.) Я – вдвое старше вас, знаю жизнь и хочу сказать вам – цените себя дороже! У нас так мало честных, здоровых людей… людей хорошей крови…

Вукол(выходя на террасу). Мирон!.. Полицейский!..

Самоквасов(уходя). Сейчас, подожди…

Вукол(ворчит). Ну… теперь этот сбежал! Чёрт вас побери!

Ольга(выходит справа, очень возбуждена, старается скрыть это). На кого это вы рычите?

Вукол(игриво). Прекрасная соседка – я не видел вас лет шестьдесят и…

Ольга. И? Не вышло комплимента!

Вукол. Вы не дали кончить. Рычу, потому что озабочен не хуже любого министра – партии не могу составить.

Ольга. В преферанс? Вы превосходно шутите – оригинально, тонко… Ваши дома?

Вукол. Кто именно? Сын?

Ольга. И другие.

Вукол. Не знаю. Сын дома. Голова у него болит… это молодёжь! Все другие, кажется, в разброде.

Ольга. И писатель?

Вукол. Этот всегда в разброде!

Ольга. Браво! Вы растёте, серьёзно! Становитесь всё остроумнее. (Она видит Мастакова в левой стороне за деревьями, Вукол не замечает его.) Попросите, пожалуйста, доктора… пусть он даст мне… книгу, которую взял у меня… пожалуйста!

Вукол(уходя). Готов служить… всегда готов.

(Ольга знаками зовёт к себе Мастакова. На террасу выходит Елена и Медведева, им не видно Ольги за углом и деревьями.)

Медведева. Как подумаешь о наших, бабьих делах – сердце замирает!

Елена(видит мужа, не может скрыть радость). Ты уже… воротился?

Мастаков(медленно проходя мимо). Да… то есть – нет ещё… Я похожу.

Елена. Хочешь чаю?

Мастаков. Нет.

Ольга(шепчет). Почему ты так долго? И такой скучный – почему?

Мастаков(беспокойно). Идёмте…

Ольга. На вы? Что это значит?

Мастаков. Мне трудно… я несколько устал.

Ольга. Да? Только?

(Уходят.)

Потехин(выходит на террасу, видит Елену, Ольгу и Мастакова, уходящих вправо, и громко, торжественно говорит). Какую книгу спрашиваете вы, Ольга Владимировна? Я не брал у вас книг. Может быть, это ты брал, Константин? (Взглянул в сторону Елены и ушёл, спрятав голову в плечи.)

Елена(судорожно оправляя платок на груди). Какой неприятный голос… у доктора!

Медведева. Ох, не люблю я этих семинаристов! Грубияны, зазнаишки…

Елена(с преувеличенным интересом). Разве он семинарист?

Медведева. Он ведь у дяди воспитывался, у попа. Землемер-то смолоду в ссылке был, далеко где-то, в Сибири…

Елена(прислушиваясь). Вот как? (Остановилась.) Вам не кажется…

Медведева. Что?

Елена(прижимаясь к ней). Смеются? Кто-то смеётся…

Медведева(не сразу). Нет, не слышу будто. Кому бы тут смеяться? Только Ольга Владимировна и умеет…

Елена. Да?

Медведева. Приятная женщина, право! Злая как будто, а приятная…

Елена. Чем же приятная?

Медведева. Да вот – весёлая. Лёгкая. Даже наш жених, когда она придёт, зубы свои зелёные оскаливает. Пытался было грусть на неё нагнать знаете ли, говорит, что все мы, люди, на смерть осуждены? А она – ни за что, говорит, не помру раньше срока…