– Когда займешь позицию, то помни, что впереди еще почти целая ночь, пусть и короткая, но тем не менее! – с расстановкой говорил Андрей. – Тут и звуки кажутся громче, и разносятся они дальше! Поэтому делай все аккуратно и не торопясь! В смысле не размахивай между гусениц винтовкой, не бейся макушкой о нижний люк, при еде не чавкай, а если заснешь, то не храпи, как дрыхнущий в пещере злой великан!
…Старшина, как легко догадался Сергей, нарочно облекал в достаточно шутливую форму некоторые свои высказывания и слова. Его расчет был простым – Поздняков малый неглупый и главный смысл услышанного от старшего товарища, безусловно, поймет, а небольшая порция юмора, что называется, для поддержания хорошего настроения перед серьезным делом еще никому не приносила вреда…
– Я это к тому, – продолжал Овечкин, – что некоторые фашисты, причем в большом количестве, имеют привычку болтаться где ни попадя в темноте и могут случайно на «твой» танк набрести! Ежели их почуешь, то слейся с землей, прикинься бревном или еще чем угодно, лишь бы тебя не засекли! Иначе труды саперов по снятию и установке мин, предстоящее нам с тобой вскоре продолжительное ползанье на брюхе в то время, когда нормальные люди уже спят, а также переживания уважаемого капитана Набойченко, который, без сомнения, курит сейчас одну папиросу за другой и губит свое здоровье, – все это пойдет коту под хвост!..
– А если немцы не меня, а тебя обнаружат, тогда что? – поддел Овечкина Поздняков.
– Ну, подобное развитие событий, мой юный друг, маловероятно! – улыбнулся старшина. – Андрей Вениаминович калач тертый, гитлеровцев издалека заметит и что затем сделает?
Тут он выдержал театральную паузу, пристально глядя сержанту в глаза.
– Что? – переспросил Сергей.
– Залезет через люк запасного выхода внутрь танка и затаится там, словно мышь! – весело рассмеялся Андрей.
– А вдруг этот люк будет закрыт? – не унимался Поздняков.
– Не будет! – уверенно произнес старшина. – Кстати, экипаж «тридцатьчетверки», которую ты выбрал в качестве укрытия, судя по характеру повреждений танка и другим косвенным признакам, выжил после попадания снаряда и покинул обездвиженную машину именно через пресловутое отверстие в ее днище! Так что прими информацию к сведению! И вообще, прекращай задавать провокационные вопросы и слушай, что я тебе дальше скажу!
– Я весь внимание! – улыбнулся сержант.
– Вот и чудненько, значит, продолжу! Если ночь пройдет все же спокойно, тогда и дальше лежим и наблюдаем, как фрицы проводят свой утренний моцион! Пущай они умоются, побреются, сделают гимнастику, короче, выполнят все процедуры согласно утвержденному ихним начальством графику. Немцы педанты и не станут нарушать заведенный порядок без каких-либо веских причин. А поскольку все кругом будет тихо, то заодно и бдительность у наших врагов немного притупится! Мы же начнем работать в десять ноль-ноль, предварительно выбрав цели в своих секторах. Запомни, в десять утра, не раньше! Правда, если до этого часа на горизонте появится, скажем, оберст или генерал, то смело жми на курок! Сам понимаешь, такую крупную рыбу упускать нельзя!..
…«А ведь было бы здорово подстрелить с утречка важную гитлеровскую «шишку»! – удобно лежа сейчас на ватнике среди убаюкивающей ночной тишины, подумал Сергей. – Тогда с учетом эсэсовца-штурмбанфюрера, которого я уложил на первом задании в деревне за речкой, мне, как минимум, объявят благодарность перед всем батальоном, а возможно, и представят к государственной награде!»
Погрузившись в радужные мечты и забыв на время, что находится всего лишь в трехстах метрах от неприятельских позиций, юноша согнул ногу в колене, уперся подошвой сапога в бронированное днище танка и закрыл глаза. Богатое воображение уже начало рисовать в его голове быстро сменяющие друг друга яркие картины торжественных мероприятий, в которых главным героем, естественно, будет он, сержант Поздняков, однако внезапно раздавшийся, как ему показалось, прямо над ухом подозрительный звук, очень похожий на человеческий шепот, грубо вырвал Сергея из объятий сладостных грез!
Вздрогнув от неожиданности, снайпер устремил пронзительный взгляд в глубину коварной ночи, одновременно выхватив стоявший на предохранительном взводе пистолет ТТ. Застыв на месте, он несколько показавшихся ему бесконечными мгновений напряженно пытался что-либо разглядеть в блеклом свете луны, ориентируясь в основном на движение, но все было тщетно. Тогда, не опуская оружия, сержант бесшумно отполз к опорным каткам. Прижавшись виском к холодному диску одного из них и стараясь унять гулкие удары сердца, Поздняков весь обратился в слух и почти сразу же понял, что ему не померещилось, – неподалеку от танка действительно были люди, и они разговаривали по-немецки, о чем недвусмысленно свидетельствовали доносившиеся до юноши обрывки сказанных ими фраз!
Облизнув пересохшие губы, Сергей осторожно взвел курок. Затем переложил пистолет в левую руку, а освободившейся правой медленно подтянул поближе остававшуюся около ватника снайперскую винтовку. Рядом с надежной трехлинейкой Поздняков и себя ощущал спокойнее и увереннее. Хотя отлично понимал, что в ограниченном по высоте и ширине пространстве, в котором он сейчас находился, вряд ли в случае ближнего боя от винтовки будет какой-либо толк.
А вражеские голоса между тем приближались, и снайпер вдруг отчетливо осознал, что из притаившегося в засаде охотника по горькой иронии судьбы он элементарно может превратиться, если уже не превратился, в оказавшуюся в ловушке жертву! Если немцы его обнаружат, то им даже не нужно стрелять, достаточно аккуратненько закатить под танк одну малюсенькую гранату – и, как говорится, пишите письма мелким почерком!
Стараясь найти выход из складывающейся ситуации, Поздняков активно завертел головой. И практически сразу его блуждающий взор уперся в расположенный в днище «тридцатьчетверки» аварийный люк, чья овальная крышка все то время, что юноша находился под танком, была откинута вниз!
– Как же я так лопухнулся, – едва слышно шептал сержант, стремительно погружаясь в состояние глубокой ярости и злясь исключительно на себя самого, – полночи глядел на открытую крышку и словно не замечал ее. Колдовство, твою мать, не иначе. Что со мной происходит, где были мои мозги? Ведь Андрей с этим люком чуть ли не плешь проел, а у меня, у кретина, все благополучно вылетело из головы. Сейчас уже поздно в танк залезать, лишь шум подниму и врагов привлеку…
В сердцах Поздняков не сдержался и, не думая о губительных последствиях столь опрометчивого поступка, коротко замахнулся, чтобы врезать кулаком по земле и, что называется, хоть немного выпустить пар, но его начавшая движение рука все же замерла на полдороги, потому что внезапно на траву перед танком упала длинная черная тень, и отбрасывал ее человек, находившийся очень близко! И это мог быть только враг!
«Ты спалился, Серега, теперь точно хана!» – истошно и с надрывом завопил кто-то у юноши в голове.
Снайпер так сжал ребристую рукоятку пистолета, что побелели костяшки на пальцах. Но тут возле танка послышался тихий уверенный голос, судя по тону, отдававший некий приказ. Тень резко дернулась в сторону, меняясь в очертаниях и размерах, и вскоре исчезла. Обостренный до крайности слух Позднякова уловил едва слышимый звук мягких удаляющихся шагов, быстро растворившийся в ночи. Над равниной повисла густая давящая тишина.
Сергей, застыв без движения и чувствуя, как между лопаток стекают крупные капли пота, минут пять напряженно выжидал, пытаясь уловить малейший подозрительный шорох или шум, однако больше ничто не нарушало безмятежный покой звездной июньской ночи. Поняв, что опасность миновала, сержант облегченно вздохнул и в изнеможении ткнулся лицом в траву…
* * *
«Без четверти два, все идет по плану!» – отметил про себя Гюнтер Хаген, мельком глянув на круглый циферблат наручных часов, тускло отблескивающий в блеклых лучах струящегося с темных небес загадочного лунного света.
Он с удовлетворением покачал головой, поправил каску и осторожно приподнялся на локтях, наверное, уже в десятый раз оценивая окружающую обстановку…
…От места, где залегли лейтенант и его люди, до советских позиций было всего ничего, и, чтобы достичь ближайшей неприятельской траншеи, бойцам вермахта оставалось совершить последний короткий рывок. Но для этого нужно было сначала незаметно расчистить проход через минное поле русских, чем в настоящий момент и занимались посланные Гюнтером вперед саперы.
Остальные тоже не теряли зря времени, используя возникшую паузу для осмотра оружия. Естественно, что каждый солдат и унтер-офицер еще перед выходом на задание тщательно подготовил свою винтовку, автомат или пулемет к предстоящему почти неминуемому бою. Но когда на кону стоит твоя жизнь, то еще одна проверка, пусть даже поверхностная визуальная, уж точно не будет лишней!..
…Внезапно в тишину летней ночи со стороны, где делали свою работу немецкие саперы, ворвались двусложные скрипучие звуки. Так кричит коростель-самец, метя территорию и привлекая самку для участия в брачных играх. Но для Хагена и его подчиненных это был условный сигнал, поданный старшим саперной группы унтер-офицером Вилли Кенигом и означавший, что путь через минное поле свободен.
– Пора, – стиснув зубы, прошептал лейтенант.
Сделав знак остальным, он бесшумно пополз вперед. Другие бойцы его группы, сохраняя между собой некоторую дистанцию, потянулись следом. Сверху продвижение отряда напоминало без устали извивающуюся серую змею, постепенно будто бы «ввинчивающуюся» в узкий коридор, ограниченный с обеих сторон воткнутыми в землю заостренными березовыми колышками.
Исключением являлся лишь оставшийся на месте расчет пулемета «MG-42», оборудовавший свою позицию возле раскуроченного снарядами обгорелого полугусеничного бронетранспортера «Ганомаг». Остов бронемашины грудой искореженного металла возвышался метрах в пятидесяти левее от проложенного саперами в минном заграждении прохода. И в задачу пулеметчиков входило в случае боестолкновения с русскими прикрыть сослуживцев плотным огнем.
Однако пока все вокруг было тихо. Из советских траншей не доносилось ни единого звука. Не было слышно ни окриков часовых, ни приглушенных бруствером голосов. Над освещенными луной окопами не вился ставший неотъемлемой частью солдатской фронтовой жизни сизый папиросный дым, и создавалось полное впечатление, что их все давно покинули.
Это очень тревожило лейтенанта Хагена, который полз, не опуская головы, постоянно смотрел в сторону неприятеля и спинным мозгом ощущал, что русские никуда не ушли, а затаились где-то совсем рядом и, оставаясь невидимыми для противника, внимательно за ним наблюдают, готовясь нанести удар. За годы, проведенные на войне, Гюнтер научился доверять своим чувствам. Но повернуть назад, тем самым нарушив приказ, он тоже не мог. Поэтому лейтенант упорно продолжал двигаться вперед, ведя свой отряд навстречу неотвратимой судьбе.
И тут грянул гром! Из советских окопов полыхнуло огнем, на солдат Вермахта обрушился свинцовый дождь, и казавшийся еще мгновение назад почти мирным ночной пейзаж теперь стал похож на разверзшиеся врата преисподней! Крики, вопли, треск автоматов и гулкие винтовочные выстрелы, разрывы гранат и стаккато пулеметных очередей – все перемешалось в смертельной круговерти!
Немцы попали в ловушку и вынуждены были прижаться к земле. Гюнтер вначале пытался руководить действиями подчиненных, но его голос тотчас же утонул в грохоте боя, и лейтенант, осознав бесплодность своих усилий, сейчас делал то, что в данный момент являлось единственно возможным – экономя патроны, отстреливался из «МР-40», пытаясь целиться по вспышкам над бруствером, за которым скрывались русские.
«Я знал, что так будет, проклятие, знал!» – беспрестанно вертелось у Хагена в голове.
Эта мысль настолько давила, заполонив его мозг, а в ушах так жутко гремело, что Гюнтер не сразу заметил, как неприятельский огонь ослабел. Причиной тому был хлестко ударивший с фланга «MG-42», чьи пули, вздымая фонтанчики грунта и вырывая с корнями пучки зеленой травы, заставили красноармейцев пригнуться и переключиться на новую цель. Но лейтенант догадался об этом, как упоминалось чуть выше, лишь тогда, когда перед ним возникло перепачканное грязью и кровью лицо унтер-офицера Кенига, махавшего рукой в сторону озаряемого всполохами выстрелов «Ганомага». Проследив за его жестами взглядом, Хаген сообразил, что появился шанс выжить, и моментально принял решение.
– Отходим! – во всю мощь своих легких буквально прорычал он, обернувшись назад. – Забираем с собой раненых и, по возможности, убитых!
Пока уцелевшие бойцы его группы выполняли приказ командира, Гюнтер, сменив магазин, прикрывал их, насколько это было возможно. Ему вторил залегший рядом с винтовкой в руках Вилли Кениг. И только сейчас лейтенант вспомнил, что саперов должно быть трое.
– Где твои люди, Вилли? – крикнул Хаген, наклонившись к уху унтер-офицера.
– Они остались там, на краю минного поля! – кивнул Кениг в направлении советских позиций. – Зигфрид и Юрген, оба убиты еще в самом начале! Русские пули и гранаты превратили тела парней в отбивные! Я хотел вытащить кого-то из них, но решил, что в одиночку, да еще под таким плотным обстрелом, не смогу этого сделать!
– Ты поступил правильно, иначе бы тоже погиб!
– Наверное, господин лейтенант, – задумчиво произнес Вилли, уставившись в некую точку в темноте и не отреагировав на просвистевшую возле головы автоматную очередь, – однако все равно как-то мерзко! Если бы я попытался…
– Прочь сомнения, унтер-офицер, сейчас не время! – жестко оборвал его Хаген, сообразивший, что сапер от всего им пережитого находится на пределе и в любую секунду может окончательно впасть в ступор. – Пора убираться домой! Живо ползи отсюда, а я за тобой следом!
И, видя, что Кениг все еще непонятно колеблется, подкрепил слова делом, без лишних церемоний ухватив его за шиворот и ощутимо подтолкнув в нужную сторону.
За многовековую историю человечества уже бессчетное количество раз было доказано, что простые решения зачастую являются наиболее эффективными. Так произошло и сейчас – получивший ускорение Вилли будто стряхнул оцепенение и весьма резво по-пластунски устремился догонять своих отступающих товарищей. Гюнтер полз сзади, иногда поглядывая на мелькающие впереди кованые подошвы сапог унтер-офицера и стараясь не отставать, но скоро понял, что удержаться в кильватере перемещавшегося на животе с впечатляющей скоростью Кенига у него не получится, и упираться не стал.
Тем временем огонь из неприятельских траншей прекратился, и Хаген спустя несколько минут благополучно добрался до ожидавших его на безопасном расстоянии подчиненных, к которым, естественно, уже присоединился и сапер Вилли. Привычно оправив измятую грязную форму, лейтенант пересчитал остатки своего отряда. Из устроенной русскими кровавой бани живыми вырвались одиннадцать военнослужащих, включая двоих тяжелораненых и его самого. С поля боя удалось вынести тело одного погибшего, унтер-офицера Краузе. А общие безвозвратные потери составили восемь человек. И сейчас, всматриваясь в почерневшие осунувшиеся лица бойцов, Хаген с горечью вынужден был констатировать, что задуманная вышестоящим начальством операция по захвату вражеского «языка» с треском провалилась…
Глава 6
…Старшина Овечкин, лежа в тени возвышавшегося над ним и с первого взгляда практически не поврежденного, если не считать рваного закопченного отверстия в борту башни, американского среднего танка М4 «Шерман», наблюдал через оптический прицел СВТ-40 за копошащимися в траншее гитлеровцами. Он уже выделил для себя несколько приоритетных целей, и, поскольку высокопоставленных фрицев среди них, да и в округе, не было, в настоящий момент лишь терпеливо ждал, когда наступит выбранное им самим контрольное время, то есть десять часов.