Снайперы. Огонь на поражение

* * *

…Неожиданно возникший и постепенно нарастающий шум автомобильного мотора заставил фельдфебеля Хагена еще больше сконцентрировать внимание на подъездной дороге. Однако стремительно ворвавшийся в объективы бинокля грузовой «Opel Blitz» все равно вынудил Германа инстинктивно вздрогнуть.

– Откуда же ты взялся такой красивый? – пробормотал он удивленно, рассматривая бесчисленные пулевые отверстия в крыше и дверях кабины.

Действительно вид был такой, словно эта часть машины вернулась из преисподней, зато боковины капота, облицовка радиатора и полукруглые штампованные крылья, по крайней мере, визуально, почти не пострадали, да и деревянные борта кузова каких-либо заметных повреждений не имели.

«Очень странно, – думал Герман, продолжая наблюдать за приближающимся автомобилем, – офицер и водитель, кажется, чувствуют себя неплохо, хотя, если судить по количеству дырок в кабине, в ней никто не должен был уцелеть! Впрочем, тела погибших могут лежать в кузове, места там предостаточно, хватит на всех. Но удивительно, почему не воспламенился бензобак?!»

Ведомый разгорающимся любопытством, Хаген и сам не заметил, как покинул свое укрытие. Оказавшись на открытом пространстве, он окинул взглядом солдат, уже приготовившихся к бою в вырытой на берегу траншее, одобрительно причмокнул и, повинуясь некому странному порыву сделал несколько шагов в направлении подъехавшего к разветвлению дорог грузовика.

Тем временем машина плавно сбросила ход и остановилась. Из кузова на землю вяло и лениво спустились двое автоматчиков в маскировочных халатах. Отойдя в сторону они по очереди закурили и расположились на траве, повернувшись спинами к охранявшему переправу маленькому гарнизону. А водитель включил передачу и «Opel Blitz» медленно покатил к реке.

«А вдруг это русские в наших касках? – пронзила мозг Германа стремительная мысль, заставившая его остановиться, но он тотчас ее отбросил. – Нет, маловероятно! В лоб среди бела дня и еще прямо на пулемет, не смертники же они, в самом деле! Да и те двое, которых высадили, сидят и дымят себе спокойно, не опасаясь пулю получить в хребет! Наверное, это какой-нибудь наш разведывательный отряд! Сбились с дороги, возможно, чуть раньше нарвались на партизан! Такое вполне могло быть! Сейчас все узнаю»!

И Хаген, самоуспокоенный собственными доводами и рассуждениями, приветливо улыбаясь, торопливо пошел навстречу сокращающему дистанцию грузовику…

* * *

– Гляди, Вениаминович, он ничего не подозревает и еще скалится, лишенец! – возбужденно произнес Степанов, легонько толкнув в бок примостившегося рядом Андрея, и кивком головы показал на едва ли не бегущего к машине фельдфебеля. – Значит, сработал наш план!

– Не уверен, другие-то фашисты сидят с оружием наизготовку, – пробурчал Овечкин. – И не называй меня по отчеству, я ведь еще вчера просил!

– Ворчун ты, старшина, каких поискать! – усмехнулся лейтенант, преувеличенно радостно махая рукой гитлеровцу, до которого было уже менее тридцати метров.

Андрей ничего не ответил, а Виктор передернул затвор невидимого для противника ППШ и поудобнее устроился возле левого борта. Тем временем немец оказался уже совсем близко и, продолжая улыбаться, крикнул на своем родном языке:

– Привет! Я вижу, крепко вам досталось!

– Гораздо меньше, чем тебе, тупица! – по-русски отозвался Степанов и резко вскочил на ноги.

Нажав на спусковой крючок, он выпустил в фельдфебеля короткую очередь едва ли не в упор и во всю мощь своих легких заорал:

– Огонь, ребята!

Сраженный лейтенантом гитлеровец еще только падал в траву, а уже разом «заговорили» несколько ППШ, осыпая находившихся в траншее неприятельских солдат градом пуль. Несколькими секундами позже в кузове раздался отрывистый винтовочный выстрел – это Поздняков, выпрямившись и опершись локтем о крышу кабины, срезал изготовившегося к стрельбе вражеского пулеметчика, опередив того на считанные мгновения. Второй номер расчета «MG-34» оттолкнул обмякшее тело напарника, намереваясь занять его место, но тут же сам рухнул на дно окопа, получив кусок свинца между глаз.

– Семьдесят второй, – лишенным эмоций голосом прошептал Андрей.

В отличие от охваченного азартом Позднякова, о чем красноречиво свидетельствовали раскрасневшееся лицо и горящие глаза юноши, старшина выглядел абсолютно бесстрастным…

А бой между тем продолжался. Гитлеровцы, до чьих оборонительных сооружений нашим бойцам оставалось преодолеть лишь несколько десятков метров, быстро оправились от первого шока и начали огрызаться. Не менее дюжины пуль пробили радиатор, одно из крыльев и вырвали деревянные щепки из переднего борта, чудом никого не зацепив.

– Бегом из машины! – крикнул лейтенант Степанов в заднее окошко кабины, обращаясь к Манохину с Рогачевым, и характерным жестом повторил свой приказ для остальных.

В считанные мгновения кузов и кабина грузовика опустели, и теперь уже никем не управляемый «Opel Blitz», получая все новые пробоины, продолжал катиться на нейтральной передаче под горочку в сторону реки. Сминая траву и редкие кусты, двухосная махина вскоре достигла немецких позиций, словно игрушку раздавила остававшийся бесхозным пулемет и, наконец, съехав передними колесами в траншею, замерла.

За это незначительное время бойцы Степанова, продолжая вести огонь, сумели рассредоточиться и укрыться за холмиками и бугорками. И, как часто бывает, в пылу сражения забыли про старшего лейтенанта Киршенина, вместе со всеми выпрыгнувшего из машины, неудачно приземлившегося на раненую ногу и в данный момент спрятавшегося в неглубокой воронке и пытавшегося остановить вновь открывшееся кровотечение. Впрочем, сейчас было не до него…

…Так успешно развивавшаяся вначале атака, похоже, стала захлебываться. Выбить наскоком фашистов из окопов не удалось, ринуться на противника в полный рост сейчас означало понести неминуемые потери, а ввязываться в затяжное боестолкновение для советских диверсантов было непозволительной роскошью, поскольку в любую минуту к противнику могло прибыть подкрепление со всеми вытекающими отсюда последствиями. По той же причине не представлялось возможным и отступить – гитлеровцы, скорее всего, уже выдвинули мобильные группы на поиски отчаянных русских и отрезали наш отряд от раскинувшихся на горизонте лесов. Выражаясь языком шахмат, сложилась патовая ситуация, но при этом одна из сторон испытывала еще и сильнейший цейтнот. Нужно было что-то решать, и чем быстрее, тем лучше…

Именно такие или подобные мысли сумасшедшим калейдоскопом вертелись в голове лейтенанта Степанова, мучительно искавшего выход, но с каждым разом снова и снова заходившего в тупик.

«Может, все-таки стоит кинуться вперед? Стремительным рывком пересечем голый участок и добежим до траншеи, а в рукопашной мы их точно порвем! – размышлял Виктор, инстинктивно вжимаясь в землю под аккомпанемент пролетающих над ним вражеских пуль. – Нет, я уже отмел этот вариант, он не годится! Будет слишком много потерь! Снова повторяюсь! Но как же быть, твою мать!? Ничего лучше в голову не идет!»

Не находя решения, Степанов, наплевав на осторожность, приподнялся над травой и принялся следить за гитлеровцами, чьи каски иногда мелькали над бруствером траншеи.

– Из ППШ их не возьмешь, маловата цель, нужен миномет, – вслух прошептал лейтенант.

И тут его осенило!

– А почему молчат снайперы? – воскликнул он так громко, что вздрогнул сам. – Работа как раз для них! Заснули там, что ли?

Ответом на его вопрос стали два выстрела, раздавшиеся практически в унисон. Неосмотрительно выглянувший из-за насыпи, видимо, любопытный фашист нелепо взмахнул руками и с залитым кровью лицом сполз на дно окопа. Стрельба, будто по волшебству, сразу утихла. Над ареной боя повисла обволакивающая тишина. И Виктор в этот момент отчетливо осознал, что, как бы он ни противился мысли совершить бросок по открытому простреливаемому пространству до позиции противника, все же придется рискнуть.

Рывком оторвав тренированное тело от земли, он набрал в грудь воздуха, чтобы поднять своих парней в решительную и, возможно, для кого-то последнюю атаку, однако не успел, потому что внезапно в прибрежных кустах грянуло дружное «Ура!», потонувшее в треске автоматных очередей и разрывах гранат. Немецкую траншею заволокло облаком серого дыма, очень быстро рассеявшегося, и взору Степанова, а также и других бойцов, предстали возвышающиеся над частично осыпавшимся бруствером монументальные фигуры Сидорова и Тимофеева, которые незаметно для противника обошли гитлеровцев с фланга, скрытно подобрались на дистанцию броска гранаты и одним ударом решили исход боя!

– Уф! – выдохнул лейтенант, стараясь унять неожиданно возникшую дрожь в ногах. – Кажется, пронесло!

Исподволь отерев крупные холодные капли пота, выступившие на лбу, Виктор неторопливо двинулся вперед, к реке, остальные потянулись за ним. Со стороны могло показаться, что лейтенант абсолютно хладнокровен, и чувство страха ему не знакомо. Однако многоопытные вояки старшина Овечкин и ефрейтор Семеныч, шедшие позади и поддерживавшие раненого летчика Киршенина, с полувзгляда разглядели скованность и некоторую угловатость в походке молодого командира, перемещавшегося, что называется, на «ватных ногах». Но о своих наблюдениях они никому не собирались говорить…

Глава 4

…Благополучно форсировав реку и совершив часовой переход через лес, советский отряд вышел к месту дислокации наших войск. Тепло попрощавшись с Киршениным, Степановым и его людьми, Поздняков и Овечкин направились в расположение своей роты.

Оказавшись в землянке, снайперы переоделись, немного перекусили, попили чайку и, как выразился Андрей Вениаминович, «почесали на доклад к начальству». Командира они застали за не совсем типичным для второй половины дня занятием – Набойченко с упоением брился и так был поглощен этой процедурой, что, казалось, не замечал никого вокруг. Чтобы не мешать командиру, старшина с сержантом отошли в сторонку, присели на ствол поваленного дерева и завели неспешный разговор.

– Скажи, Андрей, а чем ты до войны занимался? – спросил Поздняков товарища, памятуя, что тот просил обращаться только по имени.

– Работал потихоньку, – ответил Овечкин и деловито почесал макушку, – на авиационном заводе в Москве.

– А что вы там делали?

– Понятное дело, самолетики собирали, – улыбнулся Андрей, – с крылышками, пропеллером и колесами!

– Здорово! – сделав ударение на первый слог, с восхищением произнес Сергей. – А знаешь, я всегда мечтал оказаться в кабине пилота, хотя бы и на земле, да пока так и не получилось!

– Эка проблема! – усмехнулся старшина. – Вот пойдем в наступление, захватим какой-нибудь вражеский аэродром, и все самолеты твои, сиди, сколько влезет, хоть целых четыре дня!

– Тебе все шуточки, Андрей, а я ведь на полном серьезе! – нахмурившись, пробурчал Поздняков.

– Ну ладно, не дуйся! – извиняющимся голосом сказал Овечкин. – И в мыслях не держал тебя обидеть!

Он потрепал товарища по плечу, увидел, что пересекавшие лоб молодого человека морщины исчезли, и продолжил:

– Насчет четырех дней – это я, действительно, погорячился, а вот по поводу аэродрома и не собирался хохмить! На войне всякое может случиться! Глядишь, и сбудется твоя мечта! Кстати, тебе лет-то сколько, кавалер?

– Восемнадцать с половиной! – с некоторым вызовом произнес Сергей.