«Вот и старшина подключился!» – шмыгнув носом, удовлетворенно отметил Сергей.
И тотчас инстинктивно втянул голову в плечи, потому что немцы очухались и открыли по полю беспорядочный ураганный огонь. Тем самым гитлеровцы допустили большую ошибку, поскольку, во-первых, абсолютно не имели понятия, куда и по кому стрелять, соответственно, палили вслепую, напрасно расходуя боеприпасы, а во-вторых, высовываясь из окопов для ведения огня, становились легкой мишенью для остававшихся невидимыми советских стрелков. За подобное безрассудство, а возможно, и скудоумие многие представители «высшей расы» очень скоро и поплатились…
– Бах! – вдавил спусковой крючок Поздняков, и худощавый фельдфебель, обливаясь хлынувшей из пробитой артерии кровью, замертво рухнул навзничь.
– Бах! Бах! – прозвучало левее с небольшим интервалом, и опытный пулеметчик, за год пребывания на Восточном фронте не получивший не единой царапины в тяжелых боях, ткнулся лицом в приклад «MG-42», а его напарник с воплем упал на колени, зажав ладонью простреленное плечо.
Еще выстрел – еще труп! Пули разили фашистов одного за другим, а те, словно находясь под гипнозом, продолжали бессмысленно подставляться и остервенело лупить в белый свет, как в копейку, из всех стволов! Создавалось ощущение, что в некоем парке абсурда открылся смертельный аттракцион, и никто из гитлеровцев не хотел его покидать! По крайней мере, живым…
* * *
…Склонившись над телом майора, фон Тиссен сразу же понял, что тот мертв. Аккуратная дырочка во лбу командира батальона не допускала иных толкований. Эрих все-таки приложил к его шее два пальца, но предсказуемо даже слабого пульса не ощутил.
– Снайпер, – взглянув на Гюнтера, констатировал обер-лейтенант.
– Возможно, их несколько, – откликнулся Хаген, покосившись в сторону поля, откуда послышался еще выстрел, – огонь ведется из разных мест!
Отработанным движением он достал из кармана свисток и поднес к губам. Еще не затихла продолжительная заливистая трель, как из-за выступа траншеи появился унтер-офицер с круглым, усыпанным веснушками лицом.
– Эй, Шульц! – крикнул Гюнтер, обращаясь к нему. – Передай мой приказ – всем укрыться и противнику не отвечать!
– Слушаюсь! – воскликнул Шульц и умчался выполнять приказание.
Фон Тиссен, посмотрев ему в спину, хотел что-то сказать, но со стороны, противоположной той, куда побежал унтер-офицер, вспыхнула перестрелка, и он, скорчив гримасу, лишь неопределенно качнул головой и пробормотал себе под нос:
– Подчиненным Мюллера, похоже, неймется! Этот олух угробит половину своей роты, как пить дать!
Присев на ящик, Эрих достал сигареты и жестом предложил Гюнтеру одну.
– Спасибо, господин обер-лейтенант, пока не хочется, – благодарно кивнув, произнес Хаген.
– Отбросим условности, можешь звать меня Эрих! – улыбнулся фон Тиссен и протянул руку, которую лейтенант после секундного замешательства крепко пожал.
– Гюнтер! – представился он.
– Я знаю! – сказал фон Тиссен, чиркая спичкой и закуривая. – Покойный Ридель, пока сюда топали, все уши мне прожужжал! Ничего прямо не говорил, но я догадался, что майор хотел тебя сделать крайним, ведь план ночной вылазки разработал именно он, а за провал и потери ему отвечать не хотелось! Думаю, и я понадобился для того, чтобы был свидетель, если ты вдруг признаешь свою несуществующую вину!..
Обер-лейтенант внезапно замолк, прислушиваясь к звукам ожесточенного боя.
– Гюнтер, ты ничего не заметил? – после короткой паузы спросил он.
– Да вроде бы нет! – пожал плечами Хаген.
– Я больше не слышу одного «MG-42», – нахмурившись, промолвил фон Тиссен, – того, что работал ближе всех к нам!
– Наверное, ствол меняют, – предположил лейтенант.
– Слишком уж долго, – с сомнением произнес Эрих. – И по времени перегреваться ему еще рановато. Пойду-ка проверю, что и к чему…
Обер-лейтенант пружинисто вскочил на ноги и, прикусив сигарету зубами, направился по траншее в сторону боевых порядков третьей роты.
– Мюллер не любит, когда вмешиваются посторонние! – крикнул ему вслед Гюнтер.
– Ничего, потерпит! – отмахнулся фон Тиссен и скрылся за поворотом траншеи.
– Как скажешь, тебе виднее, – пробормотал Хаген, но его слова, адресованные обер-лейтенанту, естественно, ушли в пустоту…
* * *
…Перестрелка завязалась вроде бы совсем недавно, однако у Сергея Позднякова от сумасшедшего темпа стрельбы уже начали болеть и слезиться глаза. Попадающие в оптический прицел головы и фигуры немецких солдат периодически расплывались, превращаясь на короткое время в бесформенные смазанные миражи. Он уже потерял счет уничтоженным им фашистам и за грохотом боя, естественно, не мог слышать, как размеренно и четко посылает разящие «гостинцы» врагу СВТ-40 старшины Овечкина…
…У Андрея перед товарищем было некоторое преимущество. Оно заключалось в том, что его снайперская винтовка имела коробчатый магазин, рассчитанный на десять патронов и позволявший, цитируя самого Овечкина, «не отвлекаться в процессе работы по мелочам».
«Мосинка» же Позднякова из-за установленного на ней оптического прицела единовременно заряжалась лишь на один выстрел. Правда, у СВТ были и свои недостатки, однако старшина к ним уже давно приноровился и практически не замечал.
Андрей, в отличие от Позднякова, хорошо помнил, скольких фашистов уложил, и отдавал себе отчет, что скоро все завершится, поскольку понимал, что охвативший большинство гитлеровцев и не поддающийся осмыслению своеобразный психоз не может распространяться на всех поголовно. Так и произошло. Над бруствером то в одном месте, то в другом замельтешила офицерская фуражка, и после ее появления немецкие солдаты принялись исчезать в глубине траншеи.
«Похоже, этот дядя сохранил хладнокровие и способность трезво соображать! – подумал Овечкин, стараясь поймать неприятеля в прицел. – Он стаскивает вниз за ноги своих тупоголовых подчиненных! Хорошо бы его подстрелить, да вряд ли получится – цель маловата и движется постоянно!»
Для очистки совести Андрей все-таки пальнул разок, когда фуражка опять показалась над земляной насыпью и оставалась в поле зрения снайпера чуть дольше, чем раньше. Он увидел, что точно попал аккурат над раскинувшим крылья на тулье имперским орлом, в следующее мгновение головной убор будто бы испарился, однако внутренний голос подсказывал старшине, что радоваться преждевременно. И потому Овечкин совершенно не удивился, заметив приблизительно через двадцать секунд, что пресловутая фуражка, «украшенная» свежим пулевым отверстием, вновь провокационно мелькнула в прицеле СВТ-40 и тотчас пропала из виду, на этот раз окончательно.
– Ты промахнулся, мазила, – обращаясь к себе, прошептал Андрей, – ничего не поделаешь, бывает.
Медленно поведя стволом винтовки слева направо и обратно, он внимательно осмотрел через прицел вражеские позиции, но ни одной возможной цели обнаружить не смог.
– Все-таки спрятались, рахиты, – огорченно вздохнул Овечкин, – видать, офицер этот ловкий их вразумил! Теперь уже точно не вылезут, можно не ждать! Значит, нужно срочно придумать, чем бы заняться, нам-то с Серегой еще куковать здесь на поле, как минимум, до наступления темноты!..
Поразмышляв недолго, Андрей осторожно, чтобы не демаскировать свою позицию, засунул вещмешок и винтовку внутрь американского танка через темнеющее отверстие в бронированном днище, потом сам забрался следом и аккуратно прикрыл весьма тяжелую, как ему показалось, крышку нижнего люка за собой…
* * *
…После ухода Эриха лейтенант Хаген еще чуточку посидел один, затем поднялся, оправил мундир и пошел проверить своих бойцов, поскольку ощущал себя ответственным за их жизни. Возможно, определенную роль тут сыграли и слова ныне покойного майора, упоминавшего некий приказ…
Как бы там ни было, Хаген обошел позиции роты и, убедившись, что среди личного состава потерь нет, с чувством исполненного долга возвратился на прежнее место, где снова плюхнулся на ящик в ожидании фон Тиссена. Интуиция подсказывала Гюнтеру, что обер-лейтенант обязательно вернется.
Между тем, стрельба постепенно затихала. Кое-где еще раздавались отдельные выстрелы из винтовок, но все говорило о том, что боестолкновение скоро окончится…
…Эрих появился минут через десять в сопровождении нескольких санитаров, которые, быстро осмотрев тело командира батальона, подняли его с земли и унесли. Хаген и присоединившийся к нему фон Тиссен молча проводили их глазами и переглянулись.
– Мюллер убит, командир пулеметной роты Венк тоже, – устало произнес обер-лейтенант, отвечая на немой вопрос, явственно читавшийся во взгляде Гюнтера, – и еще одиннадцать человек вместе с ними, несчастливое число получается, будто бы колдовство.
– А на мой взгляд, просто судьба, – мягко возразил Хаген, – или злой рок.
– Разве это не одно и то же? – наклонил голову фон Тиссен.
– Нашел у кого спрашивать, – грустно улыбнулся Гюнтер, – я ведь не философ, а обычный лейтенант!
– Для обычного лейтенанта ты слишком мудрено рассуждаешь!