Шёлк и пепел: Забытые имена

Шёлк и пепел: Забытые имена
Максим Артёмов

Шторм, рабство, Остров Забытых Имен. Элиас потерял всё. Имя, лицо, свободу. Он – один из тех, кого жадная элита превратила в товар. Но в глубине ада горит искра мести. Сможет ли он вспомнить, кем был, и вырваться из тьмы, или станет одним из забытых призраков?

«Шёлк и Пепел: Забытые Имена» – это драматический роман о борьбе за идентичность и справедливость.

Максим Артёмов

Шёлк и пепел: Забытые имена

Глава 1

Багровое солнце, пробиваясь сквозь серые тучи, окрашивало волны вокруг острова Рабов: «Забытые Имена» в зловещий оттенок запекшейся крови и ржавой стали. Элиас, привязанный к обломку мачты прогнившего судна, ощущал лишь палящий зной и тошнотворный смрад гниющих водорослей и рыбы, поднимавшийся с берега, словно вздох самого дьявола. Он был уже не тот холеный мужчина из Рейнхольда, но грязный, избитый пленник, чью одежду разорвали в клочья шторм и жестокие руки его похитителей. Он помнил лишь жгучую боль, вкус морской воды и страх, когда его вытаскивали из пасти волн, оставивших от корабля, на котором отплыл из портового города Фрейталь, лишь древесный скелет и изрядно потрепанную корму, борта, палубу. Карл… Его добрый попутчик Карл, нашел свой конец в этой безжалостной южной пучине, как и многие другие, чьи имена теперь известны только морской воде.

Судно, некогда гордо рассекавшее волны, теперь напоминало лишь скелет давно умершего чудовища, потрепанное штормом, чьи доски скрипели и стонали, словно проклинали свою участь. Паруса, изорванные в клочья, напоминали крылья раненой вороны, безнадежно бьющейся в агонии. На палубе, словно тени, слонялись матросы, чьи лица были испещрены шрамами и грязью, а глаза горели тусклым огнем равнодушия и алчности.

Грог, крепкий, словно ствол старого дуба, с хриплым смехом сплюнул через борт, оставив след на почерневшем дереве. Грог: Еще один на корм рыбам… Или, скорее, для острова.

Бёрт, чье лицо было изуродовано старыми шрамами, усмехнулся, показывая редкие, почерневшие зубы. Бёрт: Не для рыб, Грог, не для рыб. Он будет гнить на песке, как и все остальные.

Элиас: (Хрипло) Где я? Грог: (С презрительной усмешкой) Там, где ты забудешь своё имя и лицо. И даже самого себя.

Когда судно, наконец, скрежеща и хрипя, словно старая кляча, уткнулось носом в грязный песок, Элиас понял, что остров – это не спасение, а лишь место в аду. Берег, усеянный обломками человеческих костей, напоминал кладбище надежд, где кости и останки говорили о бесчисленных трагедиях. В воздухе витал смрад гнили и пота, а крики чаек, смешанные с воплями рабов, напоминали предсмертные стоны проклятых.

Бёрт, закрыв от развеянного смрада своё лицо повязкой, схватил Элиаса за плечо, грубо встряхнув его. Бёрт: Добро пожаловать в обитель забытых, падаль! Ты теперь один из них.

Элиас: (Вырываясь) Кто они такие?

Бледный, чей цвет лица напоминал пепел, холодный и безжизненный, словно всё в нём давно уже сгорело в пламени страданий, ударил Элиаса по лицу, заставив его замолчать. Бледный: Заткнись, раб! Ты никто. На этом острове ты – ничто.

Грязные руки выволокли Элиаса на берег. Сапоги пинали его, словно безвольную тряпичную куклу, а перед его глазами предстали сотни рабов – изможденные тела, израненные спины и пустые, безнадежные глаза.

Раб, чье лицо казалось вылепленным из грязи, прошептал хриплым голосом. Раб: Здесь каждый теряет свое имя, дружок. И лицо своё забудешь, кто ты и кем был, раньше.

Седой раб, с ненавистью во взгляде, бросил слова, словно камни. Седой раб: Лучше бы ты утонул в море. Это проклятое место хуже любой смерти.

Элиас: (С трудом поднимаясь) Что это за место?

Раб: (С горькой усмешкой) Это… Остров Забытых Имен. Или, как говорят некоторые – Остров без Лиц.

Надзиратели, с кнутами и дубинами, как хищные звери, наблюдали за рабами.

Злобный, чье лицо искажала гримаса садистской жестокости, проревел во всю глотку. Злобный: Шевелитесь, мрази! Работа ждет! А непослушных мы научим хорошим манерам!

Корг, с кнутом в руке, словно палач, щелкнул им в воздухе, оставив кровавый след на спине одного из рабов. Корг: Забудьте все, чем вы когда-то были! Здесь вы никто. Лишь рабы, лишенные имен.

Элиас понял, что попал не просто в рабство, а в пасть самого ада. София… Ее образ, избитой и окровавленной, возник в его памяти, словно страшный призрак.

Элиас: (Шепотом, с болью) София…

Старый раб, чьи глаза были полны боли и безнадежности, прошептал Элиасу, прижавшись ближе, как будто делясь тайной. Старый раб: Добро пожаловать на Остров Забытых Имен, мальчик. Здесь смерть – милость, а жизнь – проклятие, где стирают не только имена, но и лица.

Элиас: (С трудом поднимаясь) Зачем вы так…?

Старый раб: (С грустью, но без удивления) Никто не выбирает свою судьбу, мальчик. И мы все, как один, забыли даже это.

Элиас чувствовал, как его надежда угасает, словно гаснущая свеча. Но где-то глубоко внутри еще теплилась слабая искра.

Элиас: (Про себя) Я не позволю им сломить меня. Я не дам себя забыть ни Адель, ни детям.

Шторм давно стих, но отголоски ярости все еще звучали в его ушах, словно предсмертные крики. Пепельный туман, исходящий от пылающих костров на острове, поднимался в небо, как зловещее знамение.

Элиас: (Про себя) Я выживу. И я заставлю их заплатить. За все. За Карла. За Софию. За себя.

Элиас, поднявшись на дрожащие ноги, почувствовал, как на него накатывает волна бессильной ярости. Он хотел кричать, сопротивляться, броситься на надзирателей с голыми руками, но инстинкт выживания, заложенный в нем столетиями предков, заставил его сглотнуть желчь и подчиниться. Ярость осталась внутри, как уголь, тлеющий под слоем пепла.

Солнце, словно раскаленный медный диск, пронзало тучи, отбрасывая зловещие тени на песок. Рабы, словно овечье стадо, брели по берегу, толкались, спотыкались, с трудом волоча ноги. Некоторые из них казались настолько изможденными, что напоминали скелеты, обтянутые кожей. Элиас, ведомый грубым толчком Бёрта, двинулся вместе с ними, ощущая себя частью этого скорбного шествия.

Остров, по мере их продвижения, раскрывал свои мрачные тайны. Это было не просто место для рабского труда, это было кладбище надежд, где даже камни казались пропитанными отчаянием. Элиас увидел полуразрушенные бараки, где царила вонь и сырость, построенные из грубо отесанных бревен и крытые грязной соломой, и поля, где изможденные рабы, сгорбившись, копали каменистую землю, словно черви. В воздухе витал запах крови и пота, смешанный с запахом гниющей плоти и нечистот. Рядом, словно на привязи, бродили худые, измученные ослы и волы, которые с трудом волокли по земле непослушных рабов.

На краю острова, у причала, словно черные хищники, покачивались пиратские суда. Их черные паруса, изорванные и залатанные, словно крылья бешеных летучих мышей, казались отчуждением и подлостью. На их палубах, в тени мачт, можно было заметить пиратов – грубых и развязных, чьи лица были искажены шрамами и бесчисленными пьянками. В отдалении, к удивлению Элиаса, виднелись и имперские суда Авроры, их корпуса сияли в лучах солнца, словно напоминая о порядке и цивилизации, но их присутствие здесь вызывало больше вопросов, чем ответов.

Первые несколько часов на острове прошли как в бреду. Элиаса заставили работать вместе с остальными, таская тяжелые камни и бревна под палящим солнцем. Надзиратели, чьи лица скрывались за грубыми масками, словно демоны, следили за ними с хлыстами, чьи удары были столь же болезненны, сколь и унизительны. Каждая минута на этом проклятом острове казалась вечностью. Порой мимо, в окружении стражников, проходили купцы в изысканных одеждах с важным видом.

Уже ближе к центру острова, возле каменистой дороги, Элиас увидел грязные таверны, в которых царила атмосфера бурного веселья. Оттуда доносились хриплые песни и брань. Он видел, как хмельные пираты спускались вниз, словно пьяные черти, а рядом, как тени, скользили проститутки в дешевых нарядах, предлагая свои услуги. Он видел ростовщиков, щурящиеся глаза которых, внимательно изучали рабов, словно выбирая очередной товар. Из мрачных проулков доносились тихие звуки лютни – словно струны души, бьющиеся в агонии.

Элиас видел, как ломаются люди. Одни падали на землю, не в силах подняться, и их уносили прочь, чтобы они больше не вернулись. Другие теряли рассудок, начинали бормотать бессвязные речи или, наоборот, впадали в полную апатию, словно их души уже покинули тела. Он видел и тех, чьи глаза по-прежнему горели ненавистью, и в них Элиас находил своё отражение.

С наступлением вечера, когда багровое солнце уступило место зловещей луне, рабы получили скудную пищу – водянистую похлёбку и черствый хлеб. Эта еда была едва съедобна, но даже за нее рабы грызлись, словно голодные псы. Элиас, съев свою порцию, чувствовал лишь слабость и тошноту.

После ужина их загнали в бараки, где на грязных соломенных подстилках ютились сотни измученных тел. Воздух был настолько спертым и вонючим, что Элиас едва мог дышать. Он лежал, не сомкнув глаз, слыша стоны и вздохи своих товарищей по несчастью. Он знал, что они все, как и он сам, мечтают лишь о смерти, которая принесет им покой.

Элиас смотрел в темноту, и образ Софии, её окровавленной и избитой, возникал перед его глазами. Он чувствовал, что обязан ей, он должен выжить. Эта мысль, словно искра, продолжала тлеть в нем, разгораясь с каждой новой минутой.

Неподалеку, старый раб, тот самый, что предостерег его на берегу, тихо закашлялся. Элиас повернулся на бок и посмотрел на него. Его глаза, казалось, пронзали тьму.

Элиас: (Шепотом) Вы… вы долго здесь?

Старый раб: (Хриплым шепотом) Достаточно, чтобы забыть, сколько зим прошло. Забыл своё имя, забыл откуда пришел. И скоро забуду как дышать.

Элиас: (Тихо) Я… я не забуду.

Старый раб посмотрел на него с грустной улыбкой.

Старый раб: На этом острове все так говорят, мальчик. Но рано или поздно, остров забирает их всех. Забывает их словно своих детей. Даже саму память.

Элиас снова повернулся к стене и закрыл глаза. Он знал, что старый раб прав. Этот остров был злом, которое может сломить любого. Но где-то в глубине его сердца теплилась надежда, которая была столь же слаба, сколь и упорна.

Он поклялся себе, что выживет. Он будет бороться за свою память, за своих близких, за свою месть «Золотой Лилии». Он это будет делать до тех пор, пока в его жилах будет течь хоть капля крови. За Адель и за детей, он был готов на всё. Он не был героем как Арчибальд Гроул или красотка София, он был человеком, сломленным горем и жаждой мести. И этот остров был лишь началом его мучительного возвращения домой. Он не даст себя забыть. И он заставит этот остров заплатить за всех, кто здесь погиб.