Неправильный солдат Забабашкин

– Направо, боец. Хорошо. Мы на лестнице. Спускаемся, – командовал спутник, не выпуская мой локоть из своей руки.

Чувствуя запах гари и морща нос от едкого дыма, я вновь решил прояснить ситуацию:

– Да что же это происходит?!

– Тебе же сестричка уже сказала: немцы прорвали нашу оборону. В город вот-вот входить будут! – явно запыхавшись, проскрежетал в ответ сопровождающий.

И я, наконец не выдержав непонятного жаргона, срываясь, закричал:

– Да какие, к чертям собачьим, немцы в центре Москвы?!

Но ответить мне сопровождающий не успел. Раздался недалёкий свист, а потом прозвучал мощный взрыв и перекрытие под ногами вздрогнуло.

Мир померк. И я полетел куда-то вниз.

Глава 1

В темноте

На этот раз пришёл в себя оттого, что меня кто-то толкал в плечо и шептал:

– Забабашкин. Забабашкин! Да очнись же! Ты жив?

– Вроде бы жив, – произнёс я, кашлянув и тряся головой, тем самым стараясь прогнать морок от ужасного сна, который привиделся: взрывы, крики, стоны.

– Да тише ты! Чего орёшь, как медведь, – тут же зашипели мне на ухо, и чья-то ладонь зажала мне рот: – Тише. Наверху немцы.

«О, кстати, и немцы ещё в том идиотском сне были», – согласился с шипящим я, а потом, ощутив, что лежу не на кровати, а на сыром, холодном, явно бетонном полу, отодвинув чужую руку, прохрипел: – Где я?

– В подвале больницы. Мы с тобой в подвал провалились, – прошептал немного знакомый голос.

– Э-э, – только и смог на это ответить я и аккуратно пошевелил конечностями.

На первый взгляд все органы работали, как им и полагается. Во всяком случае, руки и ноги гнулись – и то хлеб.

Облокотился на локти и сел. Спина немного побаливала, как, впрочем, и голова. Потрогал повязку и, поняв, что она в пыли и грязи, вспомнив про проведённую на глазах операцию и осознав, что при таком уходе до возможного нагноения и осложнения рукой подать, обеспокоенно поинтересовался: – Товарищ, а не подскажете, где мне найти медсестру и врача?

Собеседник хмыкнул и, сев рядом, прошептал:

– Сейчас нигде. Думаю, они успели эвакуироваться в Новск. А если нет, то либо убиты, либо в плену у немцев.

И тут я в который уже раз взорвался.

Однако ввиду того, что горло пересохло, голос мой был негромкий и сиплый:

– Да вы опять за своё, что ль?! От паники все тут голову потеряли?! Какие, к чёртовой бабушке, немцы?! О каких немцах мне всё время твердят с самого утра?! Что за немцы такие на больницы нападают?! Прошу высказывать свои мысли яснее!

– Да куда уж яснее, Забабашкин? Ты же не с Луны свалился. Сам же утверждал, давая показания, что с июля воюешь, – произнёс собеседник, и в его голосе я наконец узнал того самого военного, что меня сопровождал по лестнице к выходу.

– Товарищ лейтенант, это вы?

– Я, Забабашкин, я, – ответил тот.

Обрадовавшись, что рядом есть тот, кто хоть немного знаком и кто может хоть что-то знать, решил ковать железо, пока горячо.

– Товарищ лейтенант, где мы?

– Я же тебе пояснил: мы в подвале больницы.

– И как мы сюда попали?

– Снаряд разорвался под лестничным пролётом первого этажа. Перекрытия рухнули вниз. Упали мы с тобой, потеряв сознание. Я очнулся первым, огляделся, лежим мы под завалом кирпича, камня и балками, что с крыши упали. Повезло нам, очень повезло – нас не раздавило в лепёшку. Мне только ногу куском кладки прижало. Ну, кое-как освободился, ты без сознания, вокруг с десяток убитых. Хотел было позвать кого-нибудь на помощь, но вовремя опомнился, гусеницы услышал, лязгают. Окошко тут есть, через него глянул – ну и увидел, что в посёлок входят гитлеровцы. Что-либо предпринимать было опасно, поэтому решил до темноты укрыться в дальней части подвала, а уж ночью найти возможность и постараться выбраться из города. Пульс у тебя пощупал, живой. Взял тебя с собой, пролез в это техническое помещение, перетащил сюда тебя и завалил лаз кусками битого кирпича и хламом. И вот мы здесь.

– Зачем завалил? – ошарашенно произнёс я, уже прекрасно понимая, что происходит. – Ведь надо, наоборот, наружу выбираться.

«Очевидно, этого лейтенанта контузило или он сошёл с ума, уже не ведает, что творит. Одним словом, сбрендил».

Решил направить его на путь истинный, и аккуратно, чтобы не разозлить потерявшего разум военного, предложил:

– Товарищ, у меня есть интересное и очень разумное предложение. А давайте выберемся наружу, найдём телефон и вызовем сюда спецслужбы, в том числе и МЧС. Уверен, они всех немцев поймают и обезоружат.

– Вряд ли, Забабашкин, мы до телефона с тобой доберёмся. Я же тебе уже сказал: вокруг очень много гитлеровцев. Не знаю сколько, но, думаю, не меньше пехотной роты. Да ещё и танки. Точного числа тебе не назову, но я три штуки насчитал, когда они мимо нашего подвала проезжали. И ещё пару бронетранспортёров.

– Э-э, танки? Бронетранспортёры? – всё ещё не мог поверить в услышанное я и предположил: – Может быть, вы ошиблись и это трактора были? Ну, спецтехника, которая предназначена для разбора завалов?

– Нет. Ты что, думаешь, я танки от трактора не отличу? Я вообще-то командир, если ты забыл! Не первый день воюю и танки видел не раз. И наши, и немецкие. Так что танки это были, не сомневайся.

– Но что за танки?

– Да не рассмотрел я их особо. Но, по-моему, два Т-1 и один Т-2. И ещё французский, вроде бы трофейный, наверное, – ответил явно находящийся не в себе собеседник, а потом крякнул: – Хотя вряд ли тебе это что-то скажет. Ты повоевать-то толком и не успел. В первом же налёте ранение получил. Впрочем, – он тяжело вздохнул, – я тоже.

Голова у меня закружилась. Я понимал, к чему клонит свихнувшийся собеседник, но осознать разумом то, что нахожусь не в своём относительно спокойном времени, а на самой настоящей Великой Отечественной войне, о которой столько слышал, читал и смотрел фильмов, я принять не мог.

И хотя этот непонятный лейтенант явно сошёл с ума, не в моём положении было приводить его в ярость.

А потому, не став больше затрагивать тему немцев и танков, стараясь соблюдать спокойствие, нейтральным и даже безразличным голосом спросил:

– Так что мы будем делать дальше?

Спросил и обомлел, внезапно осознав, что говорю я не своим голосом. Не своим! А каким-то детским, что ли.

– Пока не знаю, – вздохнув, ответил лейтенант. И, вероятно, увидев, что я трогаю себя руками за горло, вложил мне в руку фляжку. – На. Сделай глоток. Только учти, воды больше нет. Я эту фляжку у нашего часового, что охранял госпиталь, взял. Она ему, – вновь тяжело вздохнул, – в общем, она ему больше не понадобится, а нам пригодится.

Голос его звучал так горько, что я даже спрашивать не стал, ибо такой тон подразумевал, что боец погиб.

Да и некогда мне было сейчас думать о других, я буквально пытался найти себя. А именно – ощупывал своё тело и с каждой секундой, с каждым мгновением понимал, что данное тело со стопроцентной вероятностью, абсолютно, совершенно точно не моё.

Да, я в нём находился. Оно, по сути, сейчас являлось моим и мной. Но это сейчас, а совсем недавно я ведь жил в другом теле и именно то тело считал своим.