Когда я был Музом

Развалившийся на кресле Макс восхищённо присвистнул и расстегнул ещё пару пуговиц своей рубашки. Лика остановилась напротив него и, склонив голову набок, внимательно рассматривала. Потом улыбнулась:

– Ну привет, красавчик! Я Лика, но можешь называть меня деткой, крошкой или как тебе удобнее. Играть сегодня будем долго и по-разному. Будете меня слушаться, оба, – получите сладкое. Согласен?

– Конечно, согласен! Я – Макс. Кто из нас первым будет?

– Ты – красавчик, мне так больше нравится. Раздевайтесь оба. Влад – на кресло, чтоб ты видел нас, а я – тебя. Красавчик, пошевеливайся, я ждать не люблю.

А дальше начался ад. Я должен был сидеть на кресле, голый, и смотреть, как моя женщина ласкает другого мужика. Как его похотливые руки скользят по её телу, щипают за грудь и едва прикрытые трусиками ягодицы. Как она отзывается на его прикосновения и нетерпеливо помогает раздевать себя. Как он тяжело дышит и не видит вокруг ничего, кроме её шикарного тела. А она… она смотрит на меня. Плывущим взглядом, с опухшими от чужих поцелуев губами, торчащими тёмными сосками и тёмным от влаги пёрышком на лобке… Я весь задеревенел и не чувствую тела, пелена перед глазами становится всё плотнее и стук сердца слышится набатом. Я ещё держусь. Сжимаю пальцами подлокотники, прорывая ткань обивки. Но держусь. Я не должен сорваться. Я жду, когда меня позовут.

Она села на стол, широко раздвинув ноги. Он надел презерватив и ворвался в неё. Я видел их боком. Как двигались вперед-назад его ягодицы. Как она откинулась на стол, упёршись руками. Как её грудь подпрыгивала от резких движений. Он пыхтел. Она стонала. Я держался из последних сил. Я не должен всё испортить. Она не простит.

Она всё время смотрела на меня, но рвано дышала и стонала под другим. Я почувствовал под пальцами острое: я разодрал подлокотники к чертям. Я сгорал изнутри. Но я держался.

Вдруг она оттолкнула Макса, и моё сердце радостно затрепетало. Но она… опустилась перед ним на колени, стянула презерватив с члена и бросила на пол. А потом взяла его в рот…

Я не знаю, что случилось. Будто громкий выстрел в мозгу – и меня переклинило. Я подскочил и за волосы отшвырнул её к стене. А потом ударил его. И ещё. И ещё. Я остервенело мочил мужика, который только что имел мою женщину и получил то, чего никогда не получал я…

Он пришёл в себя быстро. Мы сцепились и упали на пол. Били друг друга как попадётся, кулаками и ногами, кажется, я даже вцепился зубами в его шею… А потом увидел её. Она сидела у стены с широко распахнутыми глазами и раскрытым ртом. Её маска чуть сползла вниз. Тело подалось вперед, упёршись руками в пол. Она впитывала нашу ярость, она кайфовала, чёрт возьми! Тащилась от того, что два голых мужика дерутся из-за неё не на жизнь, а на смерть!!!

Это меня охладило. Я отодвинулся от Макса, выставляя вперед руки:

– Всё, всё, харе! Катись отсюда, пока мы не поубивали друг друга!

Он послушался, встал, с отборными матами схватил свою одежду и ушёл.

Я вытер с лица пот и посмотрел на свою руку. Костяшки сбиты, под ногтями кровь. Сжал кулак и посмотрел на Лику.

Она уже встала и поправляла бельё. А потом протянула надменно:

– Ты не дал мне кончить, чёртов собственник! Я в тебя больше не играю!

Меня разрывало от ярости, я ненавидел её всеми фибрами души… и в то же время бешено хотел. И я решил больше не сдерживаться.

Шагнул к ней и больно схватил за волосы. Потащил по комнате и бросил на кровать. Она не кричала, не сопротивлялась, только смотрела чёрными от страсти глазами. Она отшвырнула в сторону маску и бюстгальтер и смяла руками груди. Я стоял у кровати, сжимал кулаки и дрожал от ярости и желания. Она облизнула свои опухшие губы и раздвинула ноги.

Но мне было противно. Безумно противно прикасаться к ней после другого мужика. Она стала грязная для меня, отвратительно грязная. Но меня разрывало на части от желания оттрахать её и наказать… наказать особо зверским способом… за всё, что сделала со мной.

Я зарычал и резко повернул её на живот. Сунул под неё подушку и ворвался в задницу. Сходу, резко, без всякой смазки, применив силу. Она громко закричала. И мне это понравилось. Сквозь красную пелену перед глазами я видел её вздрагивающую спину. Руки, сжимающие покрывало. И синеющие следы от моих пальцев на ягодицах. Я трахал её. Быстро. Резко. Как можно глубже. В единственную дырку, не тронутую другим. Я наказывал.

Не знаю, сколько это продолжалось. Может, несколько минут… или несколько часов. Где-то на периферии сознания я слышал стоны и всхлипывания. Потом они прекратились. А потом она задрожала внутри и закричала. Закричала, сука, от оргазма!!! И обмякла, продолжая вздрагивать.

Я резко вышел из неё и перевернул на спину. И увидел её лицо. Опухшее от слёз лицо с размазанной по щекам тушью. Искусанные в кровь губы. Закатившиеся глаза. Я снова повернул её на живот и раздвинул покрасневшие от моих пальцев и ногтей ягодицы. Там была кровь. И развороченная грязная рана.

Перед глазами потемнело, и я попятился в ванную. Я не верил своим глазам. Я не мог этого сделать. Она не могла от этого кончить. Это неправильно…

Яростно мотая головой, я глотал слёзы. Я не верил. Чёрт возьми! Член всё также стоял колом. Ему требовалась разрядка. Он хотел вернуться в горячую упругую плоть.

Я снова делал это рукой. Рукой со сбитыми костяшками и кровью под ногтями. Водил ею по грязному члену. Дрочил резко, яростно, но так было нужно. Упёршись лбом в зеркало, я смотрел, как слёзы стекают по щекам, а зубы прокусывают и так разбитую нижнюю губу. Из неё стекала кровь, а из члена, наконец-то, фонтаном била сперма. Я опустился в ванну, прижавшись щекой к холодной эмали. Не знаю, сколько я пролежал так, скрючившись. Почувствовав, что всё тело затекло, я встал. И вдруг вспомнил про Лику. Как она там?

Спотыкаясь на затёкших ногах, бросился в комнату, но её там уже не было.

На смятой перепачканной кровати лежала записка:

«Не вини себя. Только я виновата во всём. Я специально доводила тебя. Хотела посмотреть, как далеко ты можешь зайти. Как далеко мы можем зайти. Мне нужна была твоя ярость. И я её получила. И несмотря на боль, мне понравилось. А может, понравилась именно боль. Она была заслуженной.

Всё же, думаю, нам не стоит больше встречаться.

Я взяла всё, что ты мог мне дать.

Спасибо.

С тобой у меня был лучший секс в жизни»

Не поймаешь ты меня

Я пил. Несколько дней подряд. Пил, пытаясь забыться. И давая ей время пережить это. Я всё время думал, как она там? Насколько сильно я её изувечил? Но я не мог пойти и спросить.

Стал спать на балконе, прямо на полу, положив под голову подушку с тёмными потёками от её слез. Я не мог вернуться в комнату. Она вся была словно завешана гигантскими плакатами с кадрами того чудовищного утра.

Очень хотел увидеть её. Убедиться, что ходит, улыбается, продолжает жить. Воспалёнными глазами вглядывался в прохожих, но её не было. Кажется, несколько раз видел Макса. Показалось, наверное. Меня ведь мучила совесть. Надо будет и перед ним извиниться. Потом… когда будет легче. Если будет.

Я понял вдруг, что она сделала это специально. Специально всё так подстроила. Она ждала чего-то подобного. Ей это нужно было, чтобы порвать со мной. Чтобы самой смочь это сделать. Чтобы была причина, страшная причина, отсекающая все пути обратно. И там, в дверях, она действительно прощалась со мной. Пока ещё по-хорошему…

Но я не смогу её отпустить. Даже после того, что сделал. Я не выживу…

День шестой и из зеркала на меня смотрит заросший, почерневший мудак, с опухшим от водки лицом. Кажется, ему уже хватит.

Собираю бутылки в мусорные пакеты. Тринадцать штук. Ха, отличное число. Выхожу на улицу. Выбросив мусор, иду на берег. Прохожие шарахаются от меня в стороны. Похер. Мне нужно к морю. Не знаю зачем. Просто нужно.

На улице по-летнему прохладно, но я всё равно лезу в воду. Долго бреду по мелководью, разгребая пальцами ног песок. Когда воды стало по грудь, я поплыл. Мощно загребая руками воду, я снова и снова прогонял через себя воспоминания. Я сделал это. Я сделал страшное с женщиной, которую любил. Это случилось. И надо жить дальше. Надо смириться. И вернуть её себе. Любой ценой.

Долго звонил в её дверь. Мне никто не открыл. Приду позже, так даже лучше.

Помылся, побрился, прибрался в квартире. Позвонил на работу, сказал, что готов выйти. В восемь вечера снова пошёл к ней. Хотя бы увидеть.

Было страшно. Было стыдно. Но я был должен.

Дверь открыл Михаил. Я был готов к этому. Попросил одолжить масла.

– 

Проходи, – глухо ответил он и пошёл на кухню.

Он тоже изменился. Вид какой-то помятый, на щеках щетина, плечи опущены. Иду за ним.

В квартире пусто. В квартире грязно. Понурая собака лежит посреди комнаты и даже не виляет хвостом. Странно.

– Вот, можешь забирать, у меня ещё есть, – протягивает мне полупустую бутылку.