– Ну что же вы, Евгений Богданович Писарев, не успели освободиться из мест заключения и опять нарушаете правила общественного порядка?
Художник потер лоб и ответил:
– Я ничего не нарушал, гражданин майор, я всего лишь рисовал людей.
Майор улыбнулся.
– Ну как же не нарушали? А занятие несогласованной коммерческой деятельностью? А неподчинение властям?
Художник уставился на майора.
– Послушай, рисовать людей не возбраняется.
Тот театрально засмеялся.
– Хочешь рисовать – иди на пустырь и рисуй, а здесь наша территория, и любой, кто занимается коммерческой деятельностью на нашем участке, обязан платить.
Художник скривился.
– Послушай, майор, тебе самому не стыдно? Ты представитель власти, ты должен закон блюсти, а ты вместо того, чтобы следить за правопорядком, занимаешься отъемом средств у граждан, которых должен защищать.
Полицейский встал и начал громко говорить:
– Ну ты, морда каторжанская! Мир поделен на волков и овец, а все остальное – это лирика.
Художник грустно усмехнулся.
– А если я не хочу быть ни тем, ни другим?
Майор с неприязнью посмотрел на него.
– А ты ни тем, ни другим и не являешься. Такие, как ты, – это социальный мусор, от которого мы и пытаемся оградить общество, состоящее из волков и овец.
Художник сглотнул и со злостью посмотрел на полицейского. Тот, сжимая ручку в кулаке, продолжил:
– Что смотришь, как хрен на бритву? Мольберт мы твой конфискуем. А тебе скажу так: еще раз увижу на площади, укатаю по полной программе. Теперь встал и пошел вон.
Выходя из здания полиции, Художник увидел группу музыкантов. Они радостно поспешили к нему навстречу со словами:
– Как хорошо, что вас отпустили так быстро, а то мы думали, вас задержат как минимум на три дня.
Мужчина помотал головой и сказал:
– Эти скоты мольберт мой забрали, а я с ним с четырнадцати лет не расставался.
Девушка проговорила:
– Да вы тоже хороши, зачем стали задираться? Они тут власть, с ними спорить бесполезно.
Художник сплюнул на землю.
– Да какая же это власть? Бандиты в форме.
Девушка тихо воскликнула:
– Ну, знаете! Все платят, иначе никак!
Художник посмотрел на нее в упор.
– Я не собираюсь платить бандитам, пусть даже в форме.
Певица взглянула на своих товарищей.
– Ладно, ребята, отдайте ему рюкзак и деньги. А нам пора идти, у нас еще много работы.
Гитарист выполнил просьбу своей подруги, а Художник, как бы прощаясь, поднял руку и сказал:
– Спасибо вам, что подождали.
Затем резко повернулся и направился в сторону продуктового магазина. Пополнив денежный счет за мобильный, он присел на скамейку, достал из рюкзака записную книжку и начал искать номер телефона друга детства. Перелистывая страницы, мужчина бормотал: «Серега, Серега, где же ты у нас зарылся? А, вот ты где». Отыскав нужную запись, он набрал номер, и на другом конце голос ответил:
– Але, да!
Художник, улыбнувшись, сказал:
– Здорово, Серега! Как поживаешь?
Голос радостно спросил:
– Жека, ты? Где ты сейчас?
Художник, смеясь, ответил:
– Да я тут, в столице. А ты где окопался?
Серега проговорил:
– Я под столицей, дом отдыха охраняю. Садись на электричку и приезжай ко мне, тут недалеко, часа три езды.
К вечеру того же дня Художник сидел за массивным дубовым столом. Сергей поставил на стол блюдо с жареной дичью и громко сказал:
– Я по такому случаю цесарку и тетерева зарубил, отметим встречу по-царски. – Затем разлил по стопкам водку. – Ну, давай, брат, за твое возвращение!
Художник выпил, закусил куском мяса и попросил:
– Серега, трудности у меня сейчас, можно я поживу у тебя с месяц, пока жилье не найду?
Приятель, кивнув, ответил: